Прямо за углом

— Может быть, он возникает и разрешается?

— Может так быть, что каждый твой сон — это отдельная вселенная. Только приходится оперировать не выдумками, а законами. Где бы ты ни был, в каком бы мире, законы у вселенной одни. Их немного. Скорость света непреодолима.

— Но вот я здесь.

— Да. Но думаю, это другое. — Лорд отвлекся. — Давно я не видел снов. Очень давно. Почему-то сны перестали приходить после смерти дочери.

Я молчал. Я даже не был уверен, что именно мне интересней от него услышать — историю дочери или подоплеку моих странствий.

— Ты не перемещаешься мгновенно, или быстрее скорости света. Можешь использовать это как оборот речи, не более того, а можешь считать, что ты вообще не перемещаешься. Если развернуть вселенную в обычном пространстве, где три измерения и время, то ты просто уходишь за горизонт событий. И после этого остальное становится неважным. Ни парадоксов, ни взаимодействия. То, что ты делаешь здесь, никогда и никак не повлияет на то, что ты делаешь там.

— Горизонт событий?

— Спроси систему, — лорд снова поскучнел и ушел в себя.

Он шел размеренно, размышляя о чем-то своем. Долго, я уже решил, что разговор на этом и закончится.

— Дочь убила себя, — сказал он внезапно, когда я уверил себя, что не услышу больше ни слова.

Самоубийство. В молодости. Неожиданно я осознал еще кое-что. Это лежало у меня в голове, загнанное туда языковым обучением.

В их языке было более сотни слов, означающих самоубийство. Сам же себя учил, что язык может сказать о нации очень многое. Как десяток слов для белого у эскимосов помогает понять условия их существования.

Отдельное слово для ритуального самоубийства, отдельное — для заранее проигранной неравной дуэли, для прыжка со скалы и выхода в открытый космос без снаряжения. Это все забивало мне голову, но, пока слово не было произнесено, все его синонимы лежали, забытые, в чулане.

Я бы предпочел оставить их там.

— Она была очень жизнерадостной, прямо как ты. С рождения. Вы бы сошлись.

— Тогда почему?

— Не знаю. Оказалось, что жизнерадостность может принимать разные формы. Того на планете жило много людей, больше ста тысяч. Поветрия разносились быстрее, чем сейчас. Может мода. Может, не захотела жить, как мы. Как я.

— А что случилось с матерью?

— Что с ней должно было случиться? Ничего. Она живет. Где-то далеко, не интересовался. Нашли пути разошлись очень давно.

— Она ушла из-за смерти дочери?

— Просто ушла. Давно. Дочь еще была жива. Мало кто живет не один.

— И когда ты видел человека в последний раз? Вживую?

— Лет двадцать назад. Да я и не говорил ни с кем больше года.

* * *

Мы подходили к замку, когда пахнуло озоном.

Дронов я не увидел, вспышек тоже, но ясно было, что это новое отбитое нападение.

— У дочери был жених. — Он начал отвечать на вопрос, который я еще только формулировал. — Всегда жил по соседству, в поместье матери. Когда его невеста погибла, он обвинил во всем меня. Совсем молодой, молодые всегда пытаются найти причины, даже если их нет. Долго обвинял, а потом, когда умерла его мать, начал нападать. Сначала я пытался его урезонить. Отговорить. Потом извиниться, за то, в чем даже не виновен. Было время, когда я обвинял во всем его самого.

— А потом понял, что это нужно, нужно нам обоим. Он нападает, я защищаюсь. Это хоть немного будит инстинкт самосохранения. Заставляет о чем-то помнить. Что-то делать. Ему это сейчас нужно не меньше, чем мне. Он постарел, не нашел никого другого. Можно сказать, что мы самые близкие люди, поддерживаем друг друга, раздуваем искру. К сожалению, она все равно гаснет.

— Почему?

Лорд пожал плечами:

— Потому что он, на самом деле, давно не хочет меня убивать. Ничего не хочет, как и я. А я давно уже не хочу защищаться. Иначе он давно бы уже меня убил, или я его. Даже птицы прилетают, и взрываются только там, где меня нет. Он знает, что это фарс, и я знаю, что это бутафория. Мы просто танцуем один и тот же танец, день за днем. Чтобы напомнить друг другу, и себе самим, что еще живы.

* * *

Я покинул замок на рассвете следующего утра. Тем вечером я еще успел покопаться в знаниях, которыми любезно делилась система, и хозяин все же вытащил из подземелий бутылку крепкого алкоголя, и мы неторопливо выпили ее при свете камина. Камин все же нашелся, правда почему-то не в основном зале, а на балконе одной из комнат второго этажа.

С учетом абсолютной ненужности в этом месте камина как такого, я понимал, почему камин сделали в этом месте.

Вид открывался прекрасный, и наплевать, что, по сути, камин сзади обогревал только окрестности, да наши спины.

Мне нечего было дать старому лорду, и нечего было у него брать. Поэтому мы молчали. Весь вечер. Молча напиваясь, и наслаждаясь видом, камином, закатом. Я, по крайней мере, наслаждался.

Может, какие-то отголоски былых эмоций прорастали и в моем новом друге.

А этим утром мы снова шли к роднику. Только я уходил, дальше. Я чувствовал, что лорда тяготит присутствие другого человека. Я чувствовал, что мне следует еще хоть что-то сделать в этом мире перед очередным переходом. За спиной я закрепил рюкзак с едой, и футляр, в котором лежала одна картина в простой раме. Самое большее, что я мог сделать для хозяина замка, это помирить его с его несостоявшимся тестем, и принести от одного старика другому подарок.

Куда я пойду дальше, я не знал. И не думал об этом.

— Насчет горизонта событий. — начал я на полпути к роднику. — Что-то я вчера рыскал, смотрел, даже узнал пару новых формул, но так и не понял. Горизонт событий, это же про черные дыры. Причем здесь я?

— Горизонт событий, в общем смысле, это любой граница в пространстве вместе со временем, за которой материя, и даже свет, никогда не дойдет до того места, где мы сейчас находимся. Опять же, если совсем грубо, в пространстве это очень большая сфера. С учетом расширения вселенной, о которой, наверное, даже ты что-то слышал, потому что красное смещение есть красное смещение. С учетом еще многого такого, о чем в твоих мирах даже не догадываются. Да и мы, тоже имеем весьма смутные представления. События за этим горизонтом на тебя никак не могут повлиять. А ты — никак не можешь повлиять на них.

— Но вот я здесь, и я влияю.

— Ты вновь не понял. И я не сумею тебе объяснить, — лорд коснулся рукой ствола, словно обозначая, что лес вокруг для него значительно важнее, чем разговоры о космологии. — Я не сумею тебе объяснить, потому что сам тоже этого не понимаю. Никто не понимает, для этого требуется другой разум, воспитанный в других условиях. В нашем кластере нет ни одной цивилизации, способной понять это на уровне интуиции. Поэтому это просто математика и формулы. Попробую ответить так — да, ты влияешь. Здесь влияешь, отдельно влияешь там. Влияешь на события в абсолютно разных точках вселенной, невообразимо далеких друг от друга, потому что отпрыгнуть за горизонт событий — это очень, очень далеко. И в то же время это прямо здесь, прячется за деревом. Ты влияешь, избегаешь парадоксов. Ты по-прежнему не можешь вернуться в прошлое и позвать замуж собственную бабушку. Потому что каждый твой мир за горизонтом от всех остальных.