Прямо за углом
Шрифт:
— Я узнал об этом из новостей, не от сына. Он принял наркотик, и создал величайшие свои произведения. Он вырастил дерево в парке, рядом с которым люди сидят и плачут от восторга часами. Он создал здание. Музей. В котором любое, даже посредственное произведение искусства словно ограняется, показывается с наилучшей стороны. Даже камень, поднятый с земли, если положить его на постамент Музея, будет собирать толпы. А если в нем выставить настоящий шедевр, то людей придется оттаскивать от него, они не смогут сами оторваться от созерцания. Там пришлось ставить специальные системы. Драпировки, глухие жалюзи.
И он создал портрет. А потом умер у меня на руках, он разваливался на части, не мог говорить, не мог попрощаться, не мог есть, даже шею повернуть не мог. Лишь смотрел на часы и ждал конца.
Я знал сына. Думал, что знал, говорили мне. Но мы есть то, во что мы верим. Я знал сына, и начал копать. Мне просто повезло, никто и подумать не мог, что хоть кто-нибудь усомнится в святости решения творца.
Ведь Музей. Ведь Дерево. Целое поколение вздохнуло с гордостью, они же стали очевидцами величия Творения. Меня чествовали, как бога, как отца, породившего порока.
А я копал. Тот портрет. Один очень важный человек захотел увековечить себя таким образом. Сын не принимал решение, ему его навязали. Угрозами, пытками, или чем-то еще. Думаю, это было долго, его готовили, творец ведь не может творить по заказу, поэтому его приводили к нужной мысли. Ему нужен был только портрет. А сын мог сделать много больше.
Этот портрет-скульптура-образ, — он был чудесен. Я без сожалений убил охрану этого человека. Многие из них знали, что он сделал с сыном, не могли не знать. Я равнодушно убил много слуг, которые путались под ногами, по тем же причинам.
Я с наслаждением раздавил его самого, от этого планета стала только чище, и я сделал больше полезного этим одним убийством, чем за всю свою предыдущую карьеру.
Но вот его образ, созданный моим сыном, я уничтожал со слезами. Едва справился. Пришлось спрятать его и уничтожить все вокруг, чтобы не смотреть. Но нельзя было допустить, чтобы это чудовище победило. Нельзя, чтобы образ лживой твари сохранился в вечности. Так что, это одно из самых серьезных обвинений, за которые меня прислали сюда. Но я даже рад. Хуже всего то, что все то время, которое они издевались над моим сыном, меня не было рядом. Так что я здесь заслуженно…
— Смотрите! — Увалень и Архитектор тыкали назад, прервав рассказ Вождя.
Мы обернулись, я успел похлопать Вождя по плечу, не зная, что именно ответить. Принести соболезнования? Поздравить за осуществленную месть? Посочувствовать несправедливости этого мира?
Пока мы живы, этот мир справедлив.
Сзади, там, куда указывали ящеры, небо расчертили шлейфы трех падающих звезд. Падающих слишком симметрично, чтобы быть настоящими метеоритами.
II. Глава 13. Где бы ты ни был
— Что это?
Первой ответила Архитектор:
— Добровольцы. Охотники. Сюда можно попасть и добровольно, имея власть, деньги и связи. Что-то вроде симуляции старинной охоты на диких зверей. Купить билет и отправиться на сафари.
— Зачем?
— Пощекотать нервы, как всегда. Это место и без того гнусное, но добровольцы делают его окончательно мерзким. Впрочем, иногда сюда прилетают мстить. Ищут конкретного
убийцу, до которого не дотянулись руки на родине.— А потом? Остаются здесь?
— Конечно нет. Поохотятся, вызовут эвакуацию, улетят. Если выживут, разумеется. Вот на этот счет преференций нет. Они могут убивать, их тоже. На этой планете убийство даже не считается преступлением. Поэтому их убивают, и делают это с превеликим удовольствием. Охотников тут должны ненавидеть все. К тому же, они обычно хорошо нафаршированы. Лакомая добыча, пусть и кусачая.
— Это по мою душу, — забормотал Хакер, — точно говорю. Даже быстрее, чем я думал. Мне нужно срочно убежище, довести подключение. А у меня деталь еще пропала, без нее провожусь много дольше. Может, в городе найдем. Простейшая деталь, но без нее сложно.
— Где они приземлятся? — обратился я к Архитектору.
— В зоне выгрузки. Надеюсь, это их задержит. Или хотя бы заставит опустошить боекомплект. В том месиве много желающих сыграть ва-банк.
Ва-банк интересно звучало на ее языке. «Сыграть на три луны» — опять же, многое говорило об условиях ее материнской планеты.
— Думаешь, что они увяжутся за нами?
Архитектор покачала головой:
— Не знаю. Но я понимаю некоторые слова из того, что он говорит. Они могут просто охотиться, а могут быть охотниками за головами. Он, — она показала на Хакера, — может быть целью с хорошей наградой.
— Он, — она показала на Вождя, — может быть целью, с высокой наградой.
— Ты, — кивнула она на меня, — не помнящий себя, можешь быть целью. Кто угодно может быть целью. Но, к счастью, вокруг нас множество таких же. Тех, у кого есть враги, желающие лично убедиться, что дело доведено до конца, или заплатить за эту уверенность. Или, возможно, это просто сафари, очередные богатые скучающие бездельники. Но я бы предпочла, чтобы они не вышли из зоны выгрузки. И спряталась бы получше на ближайшие дни.
Хакер намотал на палец провод, взял в ту же руку призму, так, чтобы проволока ее касалась, а свободной рукой держал ствол лианы, росшей откуда-то из подвалов здания. Лиана долго вилась и разветвлялась вдоль первого этажа, словно опасаясь далеко уходить от земли, но потом, в нескольких местах, все же прорывалась наверх, выше и выше, и не всегда можно было понять, где заканчивались ее лозы.
Лиана вросла в здание, сжилась с ним. Ее части неоднократно гибли, высыхали, но прорастали новые, часто цепляясь за одревесневшие остатки предшественников. Где-то то утолщающиеся стрелки растения разрывали стены. В других местах, наоборот, сетка приросших к стенам лоз, казалось, армировала камень и удерживала стену от окончательного разрушения.
— Они добрались, — Хакер удовлетворенно потерь пальцем с проволокой о призму. — Мои автономы уже тут. Теперь мне нужно только время. Я сумею замаскироваться.
— Времени у нас нет, — сказал я, — Добрались не только они.
Шрам, наш бедолага с забинтованной шеей, показывал вдаль, где на грани видимости двигались три фигуры.
Марево не давало рассмотреть детали, но по тому, как они шли, не скрываясь, не прячась, лишь разойдясь друг от друга на дистанцию, чтобы не попасть под один удар, — было очевидно, что это не обитатели руин.