Прямой эфир: В кадре и за кадром

фамилию Поливанов, он был сыном основателя мо-

сковской Поливановской гимназии, где сидел за од-

ной партой с будущим чемпионом мира по шахматам

Алехиным.

НИНА ЗВЕРЕВА 16

Всю жизнь он преподавал высшую математику

в Горьковском политехническом институте, но мог

преподавать и игру на фортепиано, так как посе-

щал курсы в Московской консерватории и играл

прекрасно. Он оказался в Горьком исключительно

из-за сумасшедшей любви к женщине, которая была

на двадцать лет старше его. До последнего своего

дня он любил ее и говорил только о ней. Зоя Вла-

димировна Зверева умерла в 1956 году, мне было

только четыре года, но я прекрасно помню, как мы

с братом боялись ее, особенно когда во время тра-

диционного семейного обеда она басом говорила: «Дети, под стол!»

Может быть, это была шутка, но мы пугались и ре-

ально залезали под стол, хотя наша смелая мама пы-

талась отстоять наше право на свободное поведение.

Сама мама тоже ходила к тете Зое со страхом

и позднее рассказывала мне, что тысячу раз дава-

ла себе клятву не отвечать на ее жесткие вопросы, но как будто попадала под гипноз и рассказывала все

как на исповеди, а потом пугалась и мучилась.

Дядя Лева пережил свою жену на десять лет и каж-

дый день носил цветы на ее могилу. Иногда он загля-

дывал к нам на обед, приносил шоколадки, но казал-

ся совсем другим человеком, что-то в нем навсегда

погасло. Он отказывался садиться за инструмент —к великому нашему огорчению. После смерти дяди

Левы какие-то странные женщины, которые ухажи-

вали за ним в последние годы, растащили все ценно-

сти — картины, книги, драгоценности.

Мои родители никогда не претендовали на на-

следство и даже не думали об этом.

ПРЯМОЙ ЭФИР 17

И все же папе досталась папка с документами

и фотографиями, он сразу отдал ее маме, а мама по-

ложила в книжный шкаф, на самую нижнюю полку.

Так бы она там и лежала до сих пор, но однажды

мама решила устроить генеральную уборку и провоз-

гласила: «Разбираем каждую папку!»

Это случилось в начале лета 1971 года. Мама обна-

ружила в дяди-Левиной папке какие-то странные по-

желтевшие письма, написанные размашистым кра-

сивым почерком. Мама прочитала подпись под од-

ним письмом и громко крикнула:

— Нина, срочно иди сюда! Тут для тебя богатство!

Я полетела из кухни в комнату и увидела маму, которая сидела на полу, а вокруг были старые пись-

ма. Мы рассмотрели бумагу одного из писем на свет

и увидели особые водяные знаки. И красивую под-

пись под каждым листком: «Преданный Вам Алек-

сандр Блок». То есть это настоящие письма Блока!

Того самого поэта Александра Блока, стихи которого

я знала наизусть и очень любила!

Мы встречались с тобой на закате.

Ты веслом рассекала залив.

Я любил твое белое платье,

Утонченность мечты разлюбив…

Мама посмотрела мне в глаза и совершенно серь-

езно сказала:

— Ну вот. Теперь хотя бы понятно, почему ты

пошла на филологический!

Дело в том, что в нашей семье все были физика-

ми: отец, мама, брат, муж (мне было 19 лет, но я уже

НИНА ЗВЕРЕВА 18

была замужем), но я пошла в гуманитарный вуз, хотя

способности к математике и физике у меня всегда

были весьма высокими. Я окончила физико-матема-

тическую школу с хорошими оценками, но никогда

не хотела идти на радиофак или что-нибудь в этом

роде. Папа предлагал институт иностранных языков, но мне хотелось туда, где книги, литература, русский

язык, — в общем, филологический, и точка!

Далее события стали развиваться с невероятной

скоростью. Мама успела рассказать о своей находке

всего двум подругам, но уже на следующий день в на-

шей квартире звенел не переставая телефон — все

требовали письма Блока! Звонили строгим голосом

из разных газет, журналов и даже уважаемого ака-

демического издания «Литературное наследие». Нам

объясняли, что эти письма являются всенародным до-

стоянием и надо их немедленно отдать в государст-

венный архив. В некотором смятении я сложила пись-

ма в какой-то пакет и пошла советоваться с нашим

профессором русской литературы Георгием Василье-

вичем Красновым. Он пришел сначала в полный вос-

торг, а потом пришел в ярость — как только увидел, как небрежно хранятся письма в моем портфеле. Он

приподнимал их пинцетом, а между письмами поло-

жил тонкую папиросную бумагу. Затем он строго-на-

строго наказал мне не общаться ни с кем по телефону, а доверить все переговоры ему одному.

Уже наутро нам позвонили из «Литературной га-

зеты» и сразу сослались на профессора Краснова.

Звонила Алла Латынина — редактор рубрики «Архив

ЛГ». Она хотела поговорить именно со мной, и я дро-

жала от страха и нетерпения.

ПРЯМОЙ ЭФИР 19

Алла Николаевна спросила:

— Сколько вам лет?

Я гордо ответила:

— Девятнадцать.

Далее она поинтересовалась, на каком курсе

я учусь, и выяснила, что я только что окончила пер-

вый курс.

Следующий вопрос не застал меня врасплох: — Как вы оцениваете значение этих писем?

Я сообщила, что уже написала целую статью

про Блока и Зою Звереву, где привела самые интерес-

ные выдержки из писем.

Алла Николаевна взбодрилась и спросила:

— Сколько у вас получилось?

Этот вопрос тоже не заставил меня долго думать, не менее гордо я ответила:

— Шесть листов!

И тут трубка испуганно затихла. Это было так

неожиданно и страшно, что я перестала дышать.