Псалмы Ирода

Бекка услыхала, как из ее глотки вырвался бессловесный вопль — хриплый крик отвращения и осознанной вины, в котором она с трудом узнала собственный голос. Слишком многим поступилась она ради того младенца, которого держал в своих лапах этот лесовик. Слишком велики потери, а теперь еще и жизнь самой Шифры висела на волоске, чтобы можно было бездействовать.

— Отдай ее мне, Гилбер Ливи, — сказала она громко и бесстрашно. — Положи ее на землю, или я убью тебя.

«Чем?» — ухмыльнулся Червь, вызвав к жизни жестокое воспоминание о том, как этот самый человек ловко воспользовался своим ружьем, уложив Адонайю, чего самой Бекке сделать не удалось.

Если бы все происходящее относилось к области разума, она прислушалась бы к Червю, но ее здравый смысл уже успел выгореть дотла. У нее остался лишь гнев, пламя которого в эту минуту было готово очистить мир и от мужского Знания, и от женского, и вообще от всего.

— Отдай мне ее, иначе ты погиб!

— Мисси, неужели вы не понимаете…

— Отдай! — завопила Бекка так, что лес, казалось, загудел.

— Проклятая идиотка, если ты так хочешь натравить их на нас, то почему бы заодно не поджечь еще и кустарник? — крикнул ей Гилбер Ливи. Он протянул ей Шифру прямо в ее мокром одеяльце, и его лицо сморщилось, как это обычно бывает с мужчинами, которым пришлось иметь дело с обделавшимся ребенком. — На, забирай ее! У тебя в башке даже камней вместо мозгов и тех нет, тупая хуторская корова! Забирай ее и отправляйся к Молу, если тебе те штуки больше по вкусу. Она все равно умрет раньше, чем наступит следующий шаббит! [11]

11

Шаббит — испорченное «шаббат» — суббота.

Глаза и рот Бекки напоминали ей самой трещины в рассохшейся от засухи земле. Она пересекла пространство, отделявшее ее от Гилбера Ливи, с невероятной скоростью и почти вырвала у него из рук девочку, как будто это был не ребенок, а горсть колосьев, которые предстояло сжать. Соска из мокрой тряпки выпала изо рта девочки. Шифра издала давно копившийся в ней вопль. Она принялась брыкаться, но ее израненная ножка задела за бедро Бекки. Крик боли, исторгнутый ребенком, обрушил бы крышу леса, существуй таковая на самом деле.

Весь необъятный гнев Бекки сразу покинул ее, вытесненный ощущением дурноты, когда она при свете наступающего утра увидела ножку Шифры. Рана была ужасна с самого начала, но сейчас она стала еще страшнее из-за огромного отека вокруг нее. Коричневый гной сочился из рыхлой плоти; он был так густ, что застывал на ране, не давая возможности увидеть ее цвет. Бекка могла только смотреть, не имея сил дотронуться до ноги. Та выглядела так, будто даже слабое прикосновение могло заставить ее лопнуть, подобно пузырькам в болотной воде. Запах гниения был слышен даже на расстоянии.

— Она умрет. — Было похоже, что Бекка уже пережила то горе, которое она ощутила вчера, впервые увидав состояние ноги Шифры. Теперь в голосе Бекки не было надежды, что девочку может исцелить хотя бы чудо. Все, что она сделала, все, что она перенесла ради Шифры, ради последнего ребенка ее па, все это было впустую. Ее планы рухнули, они мертвы и безжизненны, подобно рассыпающимся страницам старинных хуторских книг, полных красивой неправды. Весь мир заполняла одна-единственная правда: она умрет!

— Ты хочешь этого? — Гилбер Ливи стоял справа от нее, его зеленый запах был настолько силен, что отгонял гнилостные волны, обволакивающие ребенка плотнее, чем одеяло. — Ты хочешь, чтоб она умерла, или ты готова выслушать меня?

Его слова проскользнули мимо — ужас закрыл ее глаза и уши. Он потряс ее за руку. Он заставит ее выслушать себя.

— Я унес малышку потому, что посчитал это лучшим приемом, чтобы заставить тебя вскочить и последовать за мной, отложив объяснения на более позднее время. То есть до этой минуты. Если бы я потерял время на уговоры, мы бы все еще сидели в лагере Мола и, возможно, без всякой надежды выбраться оттуда вообще.

— Выбраться… — она повторяла его слова, будто в них был источник силы. — Куда?

— Куда-нибудь, где есть средства помочь этому ребенку, вот куда! — Гилбер Ливи издал носом короткий звук, выражавший нетерпение. Он в гневе назвал ее тупой хуторской коровой, и Бекка вспыхнула, поняв, что ее действия полностью подтверждают справедливость этих слов.

Она попыталась отогнать тошноту и успокоить Шифру, насколько возможно. Взяв ребенка на руки и вобрав в легкие побольше воздуха, она сказала:

— Что ж, спасибо… Мне стыдно, что я была… Но я не успела еще проснуться, и вдруг вижу, что кто-то схватил ее… а после того, как случилось…

Загорелая рука Ливи погладила спинку ребенка.

— Я понимаю, — сказал он. — Думаю, мог бы придумать и лучший способ дать тебе знать, что собираюсь делать, но… Ладно, оба мы дураки. А теперь забудем обо всем и побережем силы вот для нее. — Он протянул руки к ребенку, и Бекка, чуть помедлив, передала ему заботу о сестренке. Шифру же добрая улыбка молодого человека не прельстила, и она завопила еще громче.

— Возьми свежую соску из моего рюкзака, — распорядился Гилбер Ливи. И повернулся к Бекке спиной, чтоб ей легче было достать. — Как следует смочи водой из моей фляжки.

Вскоре тряпичная соска уже оказалась во рту Шифры, и девочка с удовольствием начала ее сосать, почти позабыв про боль.

— Мария милосердная! — чуть не задохнулась от удивления Бекка, увидев, как быстро изменилось настроение ребенка. — Значит, боль не так уж сильна, если сахарная соска так быстро ее успокоила?

— Хорошо, когда бы так. — Улыбка Гилбера исчезла. — Я положил в тряпочку кое-что, снимающее боль. Но боль или не боль, а помощь ей необходима, и как можно скорее. — Он поймал взгляд Бекки. — Мисси, а вы умеете читать карты?

Бекка закусила нижнюю губу.

— Некоторые.

— Значит, ни одной в жизни не видала, — уверенно сказал он.

— Нет, видала! — Бумаги из металлической шкатулки в памяти Бекки шелестели громче, чем у нее в кармане.

— Ладно, — отозвался он тоном, ясно говорившим, что он собирается продолжить эту игру. — В моем рюкзаке есть наружный карман, а в нем рулончик аккуратно свернутых карт. Они старые — вполне возможно, что некоторые хутора изменили название с тех пор, но если я покажу тебе, где мы сейчас находимся, то, возможно, ты скажешь мне, где находится ближайшее к нам поселение и отнесутся ли местные жители к нам доброжелательно.

Бекка кивнула.

— Кроме Праведного Пути, — сказала она. — Туда возвращение невозможно.

— Есть еще уйма мест, куда мы не можем вернуться, мисси, — ответил он, снова ненадолго обретая тень былой усмешки. — Но еще больше таких, где только и ждут нашего появления.

Карты были новые и в то же время старинные: недавние копии карт, составленных один Бог знает сколько лет назад. Бекка не находила знакомых имен среди поселений, изображенных на пергаменте. На некоторых территориях, имевших ныне жесткую современную систему управления, было написано, что они принадлежат кланам, племенам, семьям, группам, бандам. Краткие надписи предупреждали путников, что от таких-то мест следует держаться подальше, а там и сям виднелись какие-то колдовские каракули, похожие на буквы, которых Бекка отродясь не видывала.