Псевдоним для героя
Шрифт:
Олигарх приоткрыл глаза и посмотрел в боковое окно лимузина. За тонированным стеклом мелькал бесконечный лес, местами разрываемый гранитными склонами. Легкий туман стелился вдоль трассы. Тучи затянули небо до горизонта, и ливень, скорей всего, не прекратится до вечера. Впрочем, Лазаревского это волновало меньше всего, погода не влияла ни на курс доллара, ни на кредитную политику, ни на отношения с противниками и врагами. Хотя, если бы Кренделя шандарахнуло вдруг молнией, Геннадий Петрович изменил свою точку зрения. Интересно, почему Алексей Максимович никак не отреагировал на газетную статью? Это не в его правилах. Прислал к
Лазаревский бросил взгляд на часы. Он опаздывал. В девять приедут господа партнеры из столицы, а он еще хочет заскочить домой, переодеться в другой костюм. (Эх, классно вторая девчонка работала, как ее, Жанна, что ли?..)
– Прибавь, – приказал он водителю, напряженно всматривающемуся в заливаемое водой лобовое стекло.
– На пределе идем, Геннадий Петрович, две соточки.
Лазаревский обожал лихую езду, он жил в таком же ритме, заставляя всех подстраиваться под него.
– Машина двести двадцать выжимает, прибавь, говорю.
(В следующий раз ее снова надо подтянуть, хороша…)
Водитель, в прошлом призер шоссейно-кольцевых гонок, утопил педаль акселератора до отказа. Впереди, метрах в ста, показался последний поворот, сразу за которым мост через Блуду – и город. Обычно за поворотом прятались в кустах гаишники, называвшие трассу «Дорогой жизни» – она в прямом смысле кормила строгих инспекторов. Но в такой дождь вряд ли они дежурили на боевом посту. Машин на трассе почти не было, лишь редкие грузовики медленно ползли навстречу. Гонщик по спортивной привычке шел прямо по осевой линии, уходя с нее только на крутых поворотах. Последний вираж крутизной не отличался, и можно преодолеть его по центру шоссе. Водитель сбросил скорость, плавно повернул руль и тут же снова добавил газа, увеличивая силу сцепления колеса с дорогой. Он отлично знал этот участок и мог проехать по нему с завязанными глазами.
Но знание и опыт не могут повлиять на подарки судьбы в виде какой-нибудь консервной банки под названием «Москвич-412» (НЕ РЕКЛАМА!), ведомой персональным пенсионером всесоюзного значения. И хоть тащился он на пердячем пару, выжимая всего километров сорок в час, но слишком уж близко от осевой линии. Да и вынырнул из водяной завесы как-то неожиданно, точно айсберг перед «Титаником». А при таком раскладе все равно, что «Москвич», что броненосец «Потемкин», зацепишь – даже боли не успеешь почувствовать…
«Ровер» вильнул носом, уходя вправо. В обычных условиях ничего страшного, даже при такой скорости. Но сейчас трасса кипела от дождевых потоков, делавших ее скользкой, как лед. Иномарку повело и едва не выбросило на обочину, но водитель сумел удержать машину на асфальте. Однако в силу этого она оказалась на встречной полосе, по которой бодро шел груженный песком «КамАЗ», не боящийся грязи. (НЕ РЕКЛАМА!) Водитель «ровера» вновь крутанул руль, другого выхода просто не оставалось. В итоге на мост машина Лазаревского выскочила задницей, потеряла управление и по спиральной траектории полетела к ограждению. «КамАЗ» не остановился, его водитель, убедившись, что столкновения не произошло, с
чистой совестью помчался дальше.«Ровер», прочертив колесами на асфальте прощальный иероглиф, словно паутину, порвал металлическую преграду и с сорокаметровой высоты рухнул в темные воды Блуды. Последнее, что увидел в своей жизни Геннадий Петрович Лазаревский, был кусочек затянутого тучами неба, мелькнувший в тот момент, когда машина ударилась о поверхность реки. А последнее, что он сказал, вернее, проорал, относилось к ненормативной лексике и переводилось на светский язык как «изнасилованный конь»…
Остановился «ровер» через двадцать метров, опустившись на дно реки. Спустя пару минут возле разорванного ограждения притормозила первая машина, хозяин которой заподозрил неладное…
ГЛАВА 4
– Ты думай, с кем базаришь! Ты с депутатом базаришь, понял?!! – Алексей Максимович не выдержал напряжения телефонного разговора и сорвался на крик. Еще бы, всякий недодавленный прыщ будет ему. Кренделю, предъявы делать! Да еще таким тоном!
– Так вот я тебе как депутат скажу – еще раз позвонишь, полетишь в Блуду следом за хозяином! Сявка!
Алексей Максимович шарахнул трубкой по аппарату и перевел дух.
– Кто это? – спокойно спросил сидящий перед столом шефа Камаев.
– Пристебай Лазаря. Который в очках черных все время ходит, как слепой. Про понятия мне грузить начал. Прикинь, мне, депутату городского собрания! Мол, за Лазаря ответить придется. Очленели, совсем очленели!
– Вы напрасно ему нагрубили. Теперь могут быть проблемы.
– С какой стати? Лазарь гнида, но я его не мочил! Я ему, козлу, на могилу венок из баксов заслал!
– Он бы вам тоже заслал, – эстонец стряхнул пепел, – мы им намекали, что подлянку с газетой просто так не оставим.
– Да, но статью заказал Бетон, ты ж сам кричал! – Крендель вылез из-за стола и подошел к огромному глобусу, украшавшему интерьер кабинета. Откинув северное полушарие, он извлек из недр Земли бутылку «Камю». (НЕ РЕКЛАМА!)
– Конечно, но люди Лазаря могут об этом не знать.
Крендель, как уже упоминалось, не употреблял в рабочее время, но сейчас пошел против совести. Спирт, в отличие от чая, действительно поднимал настроение. Буров скрутил пробку, плеснул коньяка в чайный стакан и залпом хлопнул.
– Все равно, я не обязан оправдываться ни перед органами, ни тем более перед всякими сраными подтирками! Со мной этот юмор не пройдет.
– Придется… Не знаю, как в органах, но у Лазаря щелкоперы отмороженные, особенно в «Пиларе». Не постесняются средь белого дня из подствольника шмальнуть.
– Что ж мне, теперь из бункера не выходить? Или из города свалить? А как народ без меня? Избиратели?
Крендель швырнул бутылку внутрь глобуса и вернул северное полушарие на прежнее место.
– Если захотят, то и с бункером взорвут – продолжил Алик, – я о том, что не стоит горячиться. Они сейчас за каждое слово цепляются. Зачем вы пригрозили Слепому, что он полетит в Блуду следом за Лазарем?
– Сам нарвался! Меньше пальцы ломать надо, я ему не лошок ушастый! Сначала пусть в своем стойле разберутся, а потом уж сюда звонят! Ты, кстати, выяснил, что там стряслось?
– На мосту-то? Похоже, Бетона работа. Да не похоже – чисто его, – эстонец затушил окурок о подметку.
– Выкладывай, выкладывай, – недовольно поторопил Крендель.