Псевдоним Венеры

– У меня есть определенные сомнения в том, что досье содержит подлинные факты, – сказала Галя. – Поэтому я и предлагаю немного подождать и не пороть горячку…

– Как вы сказали? Пороть горячку? – Черных поднялся со стула, на котором сидел, во весь рост. Он швырнул ручку на полированную поверхность стола, причем с такой силой, что чернильный резервуар раскололся и тех, кто находился рядом, обдало брызгами. Но никто из мужчин не посмел стереть чернила с лиц и одежды – все смотрели на Черных, лицо которого побагровело.

– Я никогда не порю горячку! – рявкнул он. – Возможно, я только один раз сделал это, когда взял вас к себе на работу! Это досье – смертный приговор в отношении Дзадоева. И я хочу, чтобы он был приведен в исполнение не позднее завтрашнего вечера!

Он развернулся и вышел из конференц-зала. Галя заметила слабую улыбку на анемичном лице Вероники. То, как босс прилюдно растоптал Галю, ей явно понравилось.

Галя же думала о том, что, когда речь шла о Дзадоеве, глаза Черных застилала красная пелена. Еще бы, ведь он был виновен в смерти его любимой жены! Он не учел этого, а Алишер Казбекович учел. И это окончательно убедило Галю в том, что Тимур говорил ей правду – публиковать досье было ни в коем случае нельзя.

Плохо только, что Черных придерживался совершенно иного мнения в этом отношении, и он отдал уже распоряжения. Если она посмеет ему воспротивиться, то ее не просто вышвырнут с работы. Она вспомнила, что Черных хотел сделать с любовницей-шпионкой. Как он тогда выразился? Пропустить через мясорубку и скормить фарш бешеным псам? Именно это ее и ожидает, если она посмеет не исполнить его барскую волю.

Галя заметила, что мужчины, выходившие из конференц-зала – их пригласили в столовую, где ждал завтрак – избегали смотреть на нее и тем более говорить с ней. Итак, в одночасье, по собственной вине, она стала парией. Как долго она еще сумеет продержаться на своем месте? Или ее уволят прямо сейчас?

Она увидела, с каким торжеством поглядывает на нее Вероника. Гале стало ясно: Вероника влюблена в шефа и отчего-то воспринимает ее как соперницу! Но ведь причин для этого нет. Но какая теперь, собственно, разница…

Ну что же, у всего есть начало и у всего есть конец, в том числе и у ее карьеры в медиаимперии Черных. Хотя, может, оно и к лучшему: ведь если Станислав действительно опубликует компромат, который окажется фальшивкой, то скоро его империя перейдет в руки Дзадоева. А работать на Алишера Казбековича ей, конечно, не суждено…

Станислав… Странно, но она впервые назвала его именно так, по имени. Конечно, про себя, так-то Галя всегда обращалась к нему по имени и отчеству, Станислав Эдуардович. И вдруг она поняла – она не может допустить, чтобы все так закончилось. Она имела в виду вовсе не свою карьеру, а интригу Дзадоева. Кто сказал, что она позволит ему одержать верх?

Конечно, Черных уже вынес свой вердикт и заявил, что надо делать, а именно выпускать в эфир программу с мнимыми разоблачениями. Но ведь она как-никак все еще была заместителем начальника службы информационного вещания!

Сразу из поместья Черных она поехала в офис телекомпании. Было раннее утро, когда она зашла в свой кабинет и подняла трубку телефона. Ведь связи и знакомства были не только у Черных или Дзадоева, но теперь и у нее самой. И, пока у нее имелась возможность сделать это, она была обязана что-то предпринять.

Спустя три часа она убедилась в том, что была права, – несколько не связанных друг с другом источников подтвердили некоторые факты, что в итоге позволило Гале сделать вывод: компромат был подложный.

Она быстро набрала номер приемной Черных, однако секретарша сообщила ей, что Станислав Эдуардович сегодня в офисе не появится. Тогда Галя позвонила ему в подмосковное поместье. Вообще-то это не приветствовалось, и номер был доступен далеко не всем. Но она входила в число тех, кому номер был известен.

Трубку взял дворецкий или мажордом, в общем, один из тех, кто принимал входящие звонки. Галя представилась и сообщила, что желает немедленно переговорить с Черных. Ей было велено подождать, в трубке раздалась приятная музыка. Наконец что-то щелкнуло, и девушка услышала знакомый голос.

Но принадлежал он вовсе не Станиславу Черных, а Веронике.

– Станислав Эдуардович крайне занят! – отчеканила она, не давая Гале произнести и слова. – Вы сами понимаете, чем именно.

– Речь идет о подготовке программы… – все же перебила ее Галя, но Вероника и слышать ничего не хотела. Но девушка все же заставила ее остаться на связи и изложила все, что ей было известно. Интересное дело – Вероника слушала ее, не перебивая.

– Теперь вы понимаете, почему так важно предупредить Станислава Эдуардовича? – спросила Галя под конец, и Вероника промолвила, кажется, чуть смягчившись:

– Он сейчас не в поместье, а уехал на важную встречу. Так что и для меня связаться с ним большая проблема… Но, конечно, я предприму все усилия для того, чтобы он был поставлен в известность.

– Значит, выход в эфир программы отменяется? – спросила Галя, на что Вероника ответила:

– Такое распоряжение может отдать только сам Станислав Эдуардович!

Их разговор завершился. Галя все ждала, когда Вероника перезвонит – она обещала сделать это, как только сможет связаться с Черных. Но звонка все не было и не было. Зато подготовка к программе продвигалась семимильными шагами.

Под вечер Галя позвонила в поместье еще раз, но ни Черных, ни Вероники на месте не было. А затем наступила суббота. Разоблачительная программа была уже готова, до эфира оставалось меньше часа. Наконец раздался звонок – это была Вероника.

– Возникли кое-какие проблемы, поэтому Станислав Эдуардович вылетел за рубеж. Я видела его всего пару минут и смогла передать то, что вы мне сообщили, но у меня создалось впечатление, что он скептически относится к вашим изысканиям.

Галя поняла, что вот-вот произойдет катастрофа. Черных сам себя загнал в ловушку, в том числе и по причине собственной безмерной самоуверенности. И Вероника тоже помочь не смогла.

Оставалось надеяться только на саму себя. Галя взглянула на часы – до эфира осталось меньше получаса. Маститого диктора, лицо канала, уже намарафетили, и он просматривал папку с текстом, лежавшую перед ним. А затем он потребовал мятного чая, как обычно перед эфиром.

Галя распорядилась, чтобы ему немедленно принесли чай, и пока он пил его, подменила папки – забрала ту, в которой находился компромат, и положила точно такую же на вид, набитую чистыми листами. Она знала повадки ведущего: раз он пил мятный чай, значит, был морально готов к важному эфиру, и в папку теперь заглянет только в тот момент, когда программа уже начнется.