Псевдоним Венеры
Шрифт:
Усыпальница! Так и есть – некое подобие склепа. В центре беседки виднелась черная мраморная плита, и на ней было высечено всего одно имя: «Света».
– Твоя жена? – спросила удивленно Галя, и Черных подтвердил:
– Да, она погребена именно здесь. Эта беседка была ее любимым местом…
– Но я думала, что это запрещено, что погребение может иметь место только на кладбище…
Станислав ответил:
– Так и есть. На Новодевичьем есть ее могила. Но там находится пустой гроб. Света лежит здесь… Я должен тебе кое-что сказать…
Галя посмотрела на Черных. Зачем он привел
– Я завтра уезжаю. А теперь я хочу обратно! Извини, но я замерзла!
Ее действительно трясло, но не от холода, а от страха. Ведь они были совершенно одни, не считая Гектора. И находились у могилы его любимой жены. Что это было – паломничество или… Или жертвоприношение?
Обратно она добралась пешком, категорически отказавшись ехать на Гекторе. Было уже темно, когда Галя зашла в свою комнату и повалилась в кровать.
С утра Вероника известила ее, что Черных просит ее принять его предложение и отправиться с ним на прием. Это станет апофеозом ее пребывания в поместье. После этого ее отвезут в Москву.
Возник вопрос – что надеть. Но и он быстро разрешился: Вероника организовала визит известного модельера, который доставил в поместье три дюжины шикарных вечерних нарядов.
Он нахваливал и одно, и другое, и третье, но Галя остановила свой выбор на строгом черном платье. И модельер согласился – именно оно шло девушке больше всего.
Прибывший раньше обычного Черных был поражен преображением Гали. Он вошел к ней в комнату, облаченный в смокинг, держа в руках бархатный футляр. Он раскрыл его, и Галя увидела необычайной красоты ожерелье из круглых бриллиантов, в центре которого мерцал темно-синий камень.
– Это не сапфир, отнюдь, а синий бриллиант. Таких крупных в мире не больше десяти. Это было любимое украшение Светы… – заметил он, обвивая ожерелье вокруг Галиной шеи.
Девушка оттолкнула его руки, пытаясь снять колье. Она не намеревалась носить украшения покойной! И не потому, что была суеверной, а потому, что боялась – Станислав старается сделать из нее вторую Свету.
– Я прошу тебя, всего на один вечер! – сказал он и нежно поцеловал кончики ее пальцев. Галя нехотя согласилась. Что ж, всего один вечер, а потом она покинет его поместье и…
Что будет дальше, она не знала, но что-то будет. Она еще не решила, останется ли работать в телекомпании Черных, да они это и не обсуждали.
Вероника не удержалась от восхищенного оха, когда Галя появилась в холле. Галя же уставилась на портрет Светланы, который висел над входной дверью. На нем она была запечатлена в черном платье и с тем же ожерельем на шее. Да, они были так похожи…
Их ждал черный лимузин, покативший Галю и Станислава в особняк известного режиссера-оскароносца, отмечавшего пятидесятилетний юбилей в своем поместье на Николиной Горе.
Всю дорогу они молчали, хотя Галя чувствовала, что Станислав порывается сказать ей что-то. Она боялась того, что он мог ей сказать.
Особняк режиссера чем-то смахивал на собор Святого Петра в Ватикане. Галя заметила, как Черных еле заметно поморщился. Нет, это определенно было не в его вкусе. Может, режиссер и был
гением сценария и камеры, но в архитектуре он явный профан.Дверь лимузина распахнулась, первым из автомобиля вышел Станислав. Затем он галантно подал руку Гале, и она шагнула на красную дорожку, тянувшуюся к мраморной лестнице.
Она почувствовала на себе завистливые и восхищенные взгляды, улыбнулась Черных, сделала шаг – и в этот момент и прогремел выстрел. Галя только почувствовала, что что-то впилось в ее грудь, боль разорвала тело, и свет стал постепенно угасать.
Вокруг них беспорядочно метались охранники, в ужасе кричали гости, дико лаяли собаки. Послышалось еще несколько одиночных выстрелов, а затем – автоматная очередь.
Станислав нежно держал Галю на руках, а она чувствовала, что жизнь ускользает из нее. Она уже закрыла глаза, когда услышала его задыхающийся голос:
– Галя, Галюша… Я ведь так люблю тебя! Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Не умирай, прошу, не умирай!
Галя улыбнулась. Вот что, оказывается, он хотел сказать ей все это время! А Черных думал, что она не слышала, и твердил, что хотел сделать ей предложение.
Собрав последние силы, Галя открыла глаза и прошептала:
– Да, я тоже хочу!
Черных встрепенулся и уставился на нее, а Галя, чувствуя, что у нее изо рта бежит кровь, сказала:
– Да, я принимаю твое предложение. Потому что я тоже люблю…
Она не договорила, ибо свет в глазах померк окончательно.
Поженились они две недели спустя. К тому времени Галя уже немного поправилась, не находясь больше между жизнью и смертью. Ее спасло ожерелье, украшавшее грудь, – одна из пуль попала в центральный синий алмаз, отчего отрикошетила и ушла в сторону по касательной, не задев сердце. Иначе – в этом медики были уверены на сто процентов – Галя бы непременно умерла.
Церемония прошла в закрытой клинике, где Галя проходила курс лечения. Чтобы обеспечить полную безопасность, Черных недолго думая приобрел клинику в свою собственность.
Ее Галя покинула месяц спустя. Шрамы на теле к тому времени зажили – на теле, но не в душе. Потому что ее мучили ночные кошмары, ей казалось, что киллер выстрелит в нее и попадет прямо в голову.
Станислав развил бешеную активность, чтобы узнать подоплеку случившегося. Хотя он и так с самого начала был уверен: за покушением стоит Дзадоев. Негласное следствие подтвердило эти выводы, однако ни до киллера, ни до посредника добраться не удалось: когда Гусаров вышел на них, они были мертвы. Кто-то старательно заметал следы, не желая, чтобы правда стала достоянием общественности.
Галя знала, что она бы могла забиться в раковину, как улитка, не покидать поместья и позволить депрессии взять над собой верх. Поэтому, превозмогая страхи, она вернулась на работу, заявив Станиславу, что не намерена превращаться в жену-домохозяйку.
– Я так и думал, что ты так поступишь! – сказал он, явно поощряя ее решение. – Потому что Света поступила бы так же!
Света, Света, Света… Культ его покойной жены был неискореним. И, кажется, Черных не понимал, как это странно: у него была новая молодая супруга, а он тосковал по старой.