Пшеничное зерно. Распятый дьявол

По обеим сторонам улицы Принцессы Елизаветы, только что переименованной в проспект Свободы, развевались черно-красно-зеленые кенийские знамена и флаги других африканских государств. От счастья и гордости сердце Гиконьо затрепетало, как эти флаги на ветру. На миг он даже забыл, зачем приехал в город. Сойдя с автобуса, он шагал по авеню Кениаты, и у него было такое чувство, словно весь город принадлежит ему. Раньше улица называлась авеню Дела-мера и над нею высилась статуя гордого лорда. Теперь статую Деламера убрали, а на ее месте построили фонтан. Вокруг него собралась толпа, такая большая, что даже выплеснулась на лужайку у входа в гостиницу «Нью-Стенли». Люди восхищенно показывали пальцами на падающие крутыми дугами струи. «Словно мальчишки соревнуются, кто выше», — сказала женщина рядом с Гиконьо. Вокруг засмеялись. Что и говорить, Найроби готов к торжествам! И Гиконьо решил, что, когда вернется домой, расскажет об этом землякам. Надо и Рунгей украсить так, чтобы перед соседями не осрамиться.

Он пересек Гавернмент-роуд, свернул на улицу Королевы Виктории, и снова заработал его практический ум. Когда он попадал на эти улицы, его всегда неприятно поражало, что в центре Найроби нет ни одного магазина, принадлежащего африканцу. Вот в Кампале, рассказывал ему Кариуки, не так. А Найроби никогда и не был африканским городом. Всей деловой и общественной жизнью здесь заправляют белые и индийцы. Африканцы годны лишь на то, чтобы мести улицы, водить автобусы, оставлять последние пенсы в индийских лавках, а к вечеру убираться восвояси, на далекие окраины…

У здания, где помещалась приемная депутата, гудела целая толпа посетителей, но его самого не было. Так уж повелось — важные персоны редко держат слово и являются на встречу в назначенный час. Бывает, что избиратели неделями караулят своего депутата, да так и не могут попасть к нему.

— С богом свидеться легче, — жаловались женщины в очереди.

— Ты, сестра, по какому делу?.

— За сына хлопочу. Хочет в Америку поехать, учиться.

— А ты?

— Дома неприятности. В прошлую субботу мужа арестовали — налоги не уплатил. А чем платить? Работы нет. Детишек из школы забрали. Школа ведь тоже денег требует…

Некоторые пришли к депутату по делам, связанным с землей, другие — спросить совета, жениться им или повременить. Целая делегация приехала добиваться, чтобы депутат помог открыть среднюю школу в их долине.

— А то после начальных классов нашим детям и податься некуда, — объяснял словоохотливый старичок.

Депутат появился примерно через час. На нем был темный костюм, кожаный портфель в руке, во рту — трубка. Он благосклонно, с отеческим видом кивнул посетителям и, не извинившись за опоздание, прошел в свой кабинет. Прием начался.

Сердце Гиконьо согревала надежда. Только бы раздобыть ссуду! Картины одна другой краше рисовались ему. Они организуют на ферме кооператив, заведут породистых коров, станут выращивать пиретрум, чай, кукурузу. Со временем кооператив разрастется, они примут в него новых членов… Наконец подошла его очередь. Депутат был страшно рад его видеть.

— Садитесь, садитесь, мистер Гиконьо, — приветливо сказал он, указывая левой рукой на кресло. Правой он придерживал трубку, которую ни на секунду не выпускал изо рта. Вынув из ящика стола папку с бумагами, он несколько минут внимательно изучал их. Гиконьо с трепетом ждал. Наконец депутат поднял глаза от бумаг и откинулся в кресле. Вынул изо рта трубку.

— Итак, насчет ссуды. Очень трудно. Но я сделаю все, что в моих силах. Возможно, через пару деньков у меня будут для вас добрые вести.

— Когда мне прийти? — спросил Гиконьо, не скрывая разочарования.

— Сейчас взглянем. Сегодня у нас… — Он листал календарь, посматривая на Гиконьо. — Давайте так условимся, я напишу вам или же сам приеду. У вас ведь лавка в Рунгее, верно?

— Верно.

— Вот и прекрасно. Это облегчит дело. Договорились?

— Ладно, — буркнул Гиконьо, вставая. У дверей он обернулся. — Скажите, можно все-таки рассчитывать на ссуду или лучше попробовать достать деньги в другом месте?

Показалось ему или нет: лицо депутата омрачила тревога.

— Ах, да что вы! — Он встал из-за стола и размеренным шагом приблизился к Гиконьо. — Не так уж это, в общем, и сложно. Ссуды существуют. Надо только знать пути… Положитесь на меня. Идет?

— Идет, — промямлил Гиконьо, но про себя решил, что завтра же повидается с мистером Бэртоном. Может, удастся уговорить его согласиться пока на половину. А потом подоспеет ссуда или еще где перехватить удастся… Занятый этими мыслями, Гиконьо вышел на улицу, как вдруг услышал за спиной свист. Он оглянулся и увидел, что все машут ему руками. Оказывается, он вновь понадобился депутату. Поднявшись по лестнице, он вошел в кабинет.

— Я насчет празднования Дня свободы в Рунгее. Пожалуйста, поблагодарите ячейку и старейшин за приглашение. Но быть я не смогу. Депутаты приглашены участвовать в столичных торжествах. Вы уж извинитесь за меня. Ухуру!..

— Свобода!

Уже два дня на всех восьми холмах, окружавших Табаи, только и говорили что о Муго. Не скупясь на невероятные подробности, рассказывали, как он возглавил голодовку в Рире, ту самую, в связи с которой был сделан запрос в английской палате общин. Нелюдимость и странное поведение Муго на митингах приписывали незаурядности его натуры. Разве не факт, что годы мук и лишений, годы, проведенные за колючей проволокой, не только не сломили этого человека, а, наоборот, закалили его дух и тело? Высокий, стройный, с огромными карими глазами. Строгие, четкие, точно в камне высеченные черты — такие люди одним своим видом внушают доверие и вселяют надежду!..

Сам Муго и подозревать не мог, что стал объектом всеобщего поклонения. Просьба выступить на митинге ошеломила его. Проснувшись на следующее утро, он был уверен, что все это ему приснилось. Но, взглянув на скамью, где вчера сидели нежданные гости, он вернулся к действительности. Все, что они наговорили ему, мучило, как неотступный кошмар. Почему они выбрали именно его? Почему не Гиконьо, не Варуи, не «лесных братьев»? Неужели Муго достойнее их?

Пора было отправляться в поле. Нет, сегодня ему не до работы. Кроме того, пришлось бы идти по деревне. Варуи, Вамбуи, Гитхуа, Старуха — он не мог их видеть! Нет, лучше сходить в Рунгей…

День снова выдался знойный, песок жег голые пятки. От жары в голове звенело. «…Они хотят… чтобы я… выступил… восхвалял Кихику… ну и в этом роде… Господи!.. Я же никогда не выступал… Впрочем, нет… однажды… Да, да… и они сказали, хорошая, мол, была речь… Ха-ха-ха! Чего я тогда только не наговорил, а они развесили уши… И все-таки, почему они пришли ко мне?… Ко мне… Ловушка!.. Гиконьо — зять Кихики… Генерал Р… Лейтенант Коинанду… Все ясно… речь… сказать… слова…»

Действительно, однажды Муго произнес настоящую речь. Это было в местечке Кабуи, неподалеку от Табаи. Партия устраивала митинг в честь вернувшихся из лагеря. Муго решил сходить на него. Он жаждал спокойной нормальной жизни. Не пойти — значит привлечь к себе внимание. Народу собралось множество — соскучились, ведь с собраний лишь недавно сняли запрет. Каждому хотелось послушать рассказы об отчаянных побегах и других подвигах. К тому времени чрезвычайное положение уже почти год как было отменено, но Джомо Кениата и пятеро его соратников по Капенгурийскому процессу все еще томились в тюрьме. И раны на теле народа еще не успели зарубцеваться. Стоило не то что дотронуться — взглянуть, и они начинали кровоточить.

Первыми выступили руководители районного отделения партии. Объясняли, что надо добиваться освобождения Джомо — только он сможет повести Кению к свободе. Народ отвергает любого другого кандидата на пост главы правительства. Ораторы призывали на предстоящих выборах отдать голоса партии Джомо. А потом приступили к главному, ради чего собрались. Слава самоотверженным героям, слава отважным патриотам Кении! Ведь и то, что назначены выборы, — тоже их заслуга!

Ораторский запал передался и бывшим узникам лагерей. Когда им давали слово, они вспоминали, на какие страдания обрек их белый человек, говорили о своей глубокой любви к матери-Кении. В перерывах между речами толпа распевала «Кения — страна черных людей». Митинг уже подходил к концу, и один из ораторов как бы подвел итог всему сказанному: «Что на свете сильнее любви к родине? Она помогла мне выжить и вытерпеть все… Кения — страна черных!»