Псих, а может, и не псих...
Шрифт:
Мать с сыном внимательно и серьёзно смотрели на меня, не стараясь перебить или задать встречные вопросы, и, когда я выдал всю эту информацию, чуть ли не разом заговорили:
– Сынок, вам надо пройтись по городу и, особо не привлекая к себе внимания, разузнать обо всех этих обстоятельствах.
– Витя, я сейчас сбегаю в общежитие и попробую надыбать для тебя подходящую обувь, и мы двинем по всем точкам, что ты сейчас назвал, как это мне не пришло самому в голову.
– Дима, жалко времени, и это не решает в полной мере вопроса, лучше скажи, за эту тридцатку, что
– Вряд ли, Витя, может, только что-то резиновое, кожзаменитель или войлочное, на кожу рассчитывать не приходится...
– Да чёрт с ним, пьём кофе и в магазин, а когда я навсегда вырвусь из психушки, уверен, что заработаю денег на лучшие скороходы, какие только есть в вашей стране...
Глава 11
Пока я ходил в санузел и обувался, мать с сыном что-то бурно шёпотом обсуждали. На мой вопросительный взгляд они дружно улыбнулись, не посвятив меня в обсуждаемую тему.
Мы вышли с Димой за порог квартиры, оставив Аллу Дмитриевну собираться на суточное дежурство. Но, когда я уже был одет в куртку, она вышла в прихожую, наклонила мою голову к своему лицу и поцеловала меня в лоб:
– Сынок, я желаю тебе удачи, найди себя для себя, знай, ты нам с Димой стал очень дорог. Мне бы такого зятя, а то судьба подкинула пропойцу и лодыря, а моя дурочка никак не может с ним развязаться...
Из этих напутственных слов я понял, что эти люди далеко не безразличны к моей судьбе, и то, что у Димы есть сестра.
Вскоре мы добрались до первого попавшегося обувного магазина. Боль от тесных кроссовок была несусветная, и я еле доковылял туда на истёртых в кровь ногах. Честно признаться, я не помнил, что находилось в этом здании в моём мире. Мы переступили две обшарпанные ступеньки и вошли внутрь. На улице было мрачно в этот декабрьский день, но торговый зал тоже не отличался весёлым светом.
Дима сразу повёл меня к стеллажу с самыми большими размерами. Выбор обуви, прямо скажем, был не богат. Я смотрел с грустью на десяток видов зимней обуви сорок пятого и сорок шестого размера:
– Дим, может, двинем в другое место, тут же полный мрак...
– Вить, поверь ты мне, в других магазинах выбор не больший, а если хочешь что-то модерновое или импортное, надо на базар двигать, но там в два, а то и в три раза дороже.
Я стал перебирать стоящие на стеллаже сапоги и ботинки. Простые резиновые мне совсем не годились, литые с тёплой подкладкой весом в пуд на всякий случай отставил в сторону, войлочные ботинки на замке - старики в мою доармейскую юность называли их "прощай, молодость" - в такую погоду развалятся за три дня. Дима отрицательно покачал головой.
Были ещё ботинки на шнурках на тонкой подошве и из такого слабенького кожзаменителя, что казалось их можно разорвать пальцами.
На стеллаже с моим размером стояли ещё три вида громоздких кроссовок и такого же типа ботинки, но я сразу же отвернулся, посмотрев на ценники, за мои тридцать целковеньких я мог себе позволить только те, что перечислил ранее.
Дима
сунул мне в руки ботинки на толстой подошве, подбитые изнутри искусственным мехом:– Мерь давай...
– Ты что, сдурел, пятьдесят два рубля, а у меня чуть больше половины...
– Мерь, я тебе сказал. Ты что богатый, чтобы по пять пар за зиму покупать? А этих и на следующую зиму хватит, сам себе с получки такие затоварю.
– Дружище, но мне же тут в рассрочку не дадут, моя кредитная карточка осталась в той жизни...
– А что вы, как на западе, кредитками рассчитывались?
– Не все, но уже многие. Удобно, зарплата вся твоя идёт в банк на счёт, а раз в месяц снимают с него по кредитке набранные тобой суммы, потраченные на покупки. Так же можно расписывать, то есть делить на выплаты стоимость крупных приобретений на месяцы и даже на годы, если позволяет зарплата...
– Считай, мы с мамой открываем тебе кредит, мерь и не валяй дурака.
Я повиновался, мысленно дав себе слово при первой же возможности рассчитаться с добрыми людьми и отблагодарить всем, чем только смогу. Сорок пятый оказался мне тесен, но, на моё счастье, миловидная продавщица принесла со склада отложенную кому-то пару сорок шестого, улыбаясь нам с Димой во все свои ямочки на щеках. Ботинки были мне большеваты, но Дима заверил, что с шерстяным носком будет само то. Так оно и оказалось, девушка по просьбе Димы принесла мне пару тёплых носков, и я к зиме был готов капитально.
В новых ботинках я и вышел из магазина, неся в коробке старые кроссовки Димы. Мы ещё не успели далеко отойти от дома, поэтому вернулись и освободили руки от ненужной ноши.
Я шёл по покрытому снежной крошкой тротуару, наслаждаясь комфортом обуви, пялясь, как турист, по сторонам, отмечая про себя, насколько блекло выглядит город по сравнению с тем, что он представляет из себя в моём бывшем мире.
Мимо меня проезжали старые Икарусы, звенели на рельсах дребезжащие вагоны трамваев, среди автомобилей редко попадались иностранные, в основном здесь были Жигули, Волги и Москвичи.
Дима нарушил моё молчание и созерцание:
– Что, Витёк, смотришь таким затравленным взглядом? У вас всё не так и не такое?
– Дим, я будто вернулся в девяносто первый год, когда мальчишкой приезжал из деревни к дяде, но тогда я иного не видел.
– А что у вас другое или по-другому?
– Всё, Дима, всё...
– улицы, дома, магазины, ассортимент, транспорт, только люди у вас лучше...
– Чем же?
– Добрее и приветливей...
– Ну, Витёк, у нас тоже всякого сброда хватает, и хамства хоть отбавляй...
– У нас как раз этого не часто встретишь, но люди в основном разучились искренне улыбаться, как это делала продавщица в обувном магазине.
– Это не пример, не делай поспешных выводов.
Мы тем временем подошли к бассейну с красноречивым названием "Молодость", на месте которого в моём бывшем мире находился спорткомплекс, где я работал штатным массажистом, и где разыгралась драма, после чего я оказался каким-то образом в параллельном измерении.
– Дим, зайди без меня внутрь, поинтересуйся Виктором Соколовым.