Психея
Шрифт:
— Привет, — я говорю первой, а в ответ получаю лишь ворчливое хмыканье. — Устала?
Карин кивает, проходя по кухне, предварительно оглядев брата:
— Выглядишь хорошо. — Ищет кружку на полках. — Выспался?
— Ага, — Дилан лжет, и только сейчас я подмечаю, как мастерски он умеет это делать. Даже в лице не меняется. Карин что-то ворчит об отсутствии кружек и посуды в целом, после чего поворачивается к О’Брайену, решая сыграть «заботливую сестру» и расспросить о его самочувствии. И её заботу он принимает как-то нехотя, с трудом переваривая каждый вопрос. А я пока беру телефон, принимаясь набирать Джейн сообщения, чтобы хоть узнать, как она и чем занимается, но, поскольку ответ не приходит в течение десяти секунд после отправки, начинаю звонить. Гудки есть. Ответа — нет. Пыхчу, попутно пытаясь сдуть прилипшую к губе прядь волос. Хмурю брови, со злостью взглянув на экран телефона, будто проблема именно в нем, и вновь прижимаю к уху, подняв глаза на О’Брайена,
Опускаю ладонь, спрятав мобильный аппарат в карман джинсов, и огорченно вздыхаю, сложив руки на груди, после чего пытаюсь вникнуть в суть беседы между братом и сестрой, которая могла бы сойти за нормальную, вполне «семейную», если бы не тот факт, что я с Карин до сих пор с подозрением и осторожностью относится к Дилану, буквально довольствуясь настроением, в котором он пребывает в данный момент.
— Всё, всё, — Дилан махнул ладонью перед лицом сестры, слегка хмуря брови и сжав губы. — Иди уже спать, выглядишь жалко, — хрипит, откашливаясь, чтобы смягчить голос. Карин ставит руки на талию, возмущенно хлопнув брата по плечу, и явно хочет высказать ему свое недовольство, ведь она переживает из-за частого перепада настроения этого кретина, но оставляет всё при себе. Я слабо улыбаюсь, опустив лицо, ведь девушка выглядит, как расстроенный ребенок, только в полицейской форме. Карин разворачивается, взглянув на меня, словно прося приглядеть за ним, пока она отдыхает, поэтому киваю, поставив точку в нашем безмолвном диалоге. Девушка покидает кухню, поэтому атмосфера тут же принимает былое напряжение и натянутость. Сижу на краю стола, рассматривая свои ноги, и тихо всасываю воздух через нос, подняв взгляд на Дилана, который так же молча стучит пальцем по столешнице, смотря в потолок. Жутко некомфортно.
— Так… — откашливаюсь, почесав переносицу. — Что ты думаешь? — плавно возвращаюсь к нашему разговору — единственной ниточке, способной помочь нам наладить отношения. Потные ладони вытираю о джинсы, повторно взглянув на парня, который выдыхает в потолок, скользнув рукой по волосам, и смотрит на меня слишком непринужденно, без задней мысли, так что сражаюсь с собой, выдерживая этот взгляд. Мне необходимо перебороть подобное ощущение. В конце концов, мы ведь друзья.
— Я не могу ничего тебе ответить, — Дилан смотрит под ноги, и его слова ожидаемы, даже мы с Джейн вряд ли поймем, что сами видели. Слезаю с края стола, встав на ноги, и тут же складываю руки на груди, подобно парню.
Такое чувство, что мы с ним закрыты, вот только разница в том, что я просто ощущаю себя неловко, а вот Дилан… Не могу понять, тем более делать предположения, но, кажется, он будто что-то утаивает, и этот факт напрягает. О’Брайен не хмурит брови, но в выражении его лица проявляется какое-то раздражение, поэтому я начинаю нервно чесать ключицы, отвернув голову, чтобы не придавать значения тому, с какой суровостью Дилан наблюдает за этим движением:
— Прекрати, — да. Голос груб. Его челюсть сжата, а взгляд медленно поднимается на лицо, так что моргаю, переместив руку на голову, и теперь чешу волосы, качнувшись с пятки на носок:
— Ладно, — я, черт возьми, не могу остановить проявление нервов, поэтому хрущу пальцами, мельком бросая взгляды на парня. — Пойду… — киваю в сторону двери. — Посмотрю телевизор, пока Джейн игнорирует меня и торчит в библиотеке, — чешу переносицу, быстро уходя с кухни, кажется, мои ноги трясутся, поэтому походка выглядит странно. В этом я уверена.
Меня переполняет злость к себе за такое поведение. За то, что мне приходится переживать внутри в данный момент.
Иногда я… Я жалею о том, что дала волю чувствам и эмоциям. Порой ненавижу себя такой. Ненавижу за трясущиеся руки, потеющие ладони, дрожащие губы. Ненавижу за тот холод, что бежит мурашками по спине. За страх и ужас, который теперь так ясно можно разглядеть в моих глазах. За то, что улыбаюсь, грущу. За то, что смеюсь и плачу на людях. За то, что даю другим увидеть творящееся внутри меня.
Моё «безэмоциональное я». Мне тяжело быть другой. Так что порой желание всё бросить и сбежать берет вверх. Моя психика неустойчива, но этого никто не должен видеть.
Смогу ли вновь стать прежней?
Ибо такая я — не я.
***
За днем приходит ночь.
За светом — тьма.
***
Жарко.
Дилан ладонью грубо смахивает пот со лба. За окном холодный ветер бьется о стекла, гневно врываясь в дома сквозь щели, но в комнате парня стоит духота. Она жесткая, осязаемая, давящая настолько сильно, что О’Брайен начинает задыхаться. Он вертится на кровати, никак не может принять удобное положение, ведь как ни ложится, все равно через какое-то время тело начинает ныть. Парень тяжело выдыхает в потолок, сжимая мокрые веки, и хрипло стонет, переворачиваясь
на бок, лицом к окну, шторы которого раздвинуты в разные стороны. Темнота привлекает. Впервые ему охота вырваться из дому, несмотря на личные «предостережения», и такое желание беспокоит, но в данный момент Дилан думает только о том, как сильно сохнет его горло. Глубокий вдох. Выдох. Прикрывает веки, на секунду успевая окунуться в тишину, но и та резко оставляет, ведь где-то позади, далеко за спиной звучит тихая мелодия. О’Брайен хмурит брови, но не открывает глаз, продолжая прислушиваться, чтобы понять, что именно может быть источником сего звука. Парень напрягается, ощущая, как всё тело расслабляется, как мускулы лица прекращают подчиняться, поэтому губы расслабленно приоткрываются, позволяя дышать через рот.А мелодия растет. Приближается, становится громче, отчего голова начинает кружиться. По коже лба стекает капля холодного пота, а в глазах начинается ужасная боль, словно яблоки разрываются от пульсации внутри. У Дилана даже не хватает сил, чтобы потереть сжатые веки, поэтому он терпит, пытаясь сосредоточиться на голосе, который уже нашептывает.
Нашептывает на ухо непонятный набор букв.
— Дилан?
О’Брайен открывает веки. Медленно. Смотрит в сторону окна, внезапно осознав, что ничего нет: ни духоты, ни пота, ни сухости во рту, ни мелодии. Парень спокойно шевелит головой, приподнимается на руки, поворачиваясь лицом к Ронни, которая дважды постучалась, прежде чем войти. Девушка выглядит встревоженной, но глупо пытается скрыть это:
— Слушай, Джейн не отвечает на мои звонки, а уже вечер… — она всего на секунду поднимает взгляд в потолок, чтобы набраться сил для продолжения, ведь считает, что ей удается сделать голос менее эмоциональным, как и выражение лица, но Дилан всё видит. Он уже давно научился понимать эту особу и без слов, так что глупо с её стороны пытаться что-то скрыть.
— И чего ты хочешь? — садится на кровати, потирая лицо ладонями, а Ронни делает шаг за порог, приглядываясь к парню, будто замечая, что он слегка «не в порядке», но Дилан тут же хмурит брови, морально отталкивая её:
— И?
Добрев поправляет локоны волос, вылезшие на лицо:
— Давай, подъедем к библиотеке, — нервно потирает ладони, моргая слишком часто. — Она одна на весь город. Просто проверим. Бывало, что Джейн зачитывалась и… — начинает тараторить, отчего у Дилана болит голова, поэтому он вновь перебивает, нажав пальцами на виски:
— Хорошо, — хрипло выдыхает. — Через десять минут внизу.
— Хорошо, — кивает, как болванчик Ронни, одарив комнату слабой улыбкой, после чего разворачивается, быстро скрываясь за дверью. И только после щелчка Дилан опускает руки, взглянув на свои колени, обтянутые темной тканью джинсов.
Они говорят, что ты должен забыть прошлое.
Отпустить.
Поднимает взгляд на прозрачную доску с цифрой семь.
Но Ронни — часть этого прошлого.
…Волосы мокрые. Вокруг пахнет сыростью. Пальцы впиваются во влажную землю, нащупывают опавшие листья. По телу бегут муравьи, голова повернута набок. Лежит на животе, сжимая веки. Отпечаток грязи остается на щеке, когда Джейн приподнимает лицо, носом коснувшись земли. Локоны волос спадают, прилипают к мокрому подбородку, ноги еле сгибаются в коленях, когда Рид пытается приподняться на руки и сесть. Оглядывается по сторонам, приходя в ужас, который не так заметен в глазах, ведь вокруг темный лес. Густой, мрачный. Холодный и мерзко пахнущий. Девушка не способна понять, что именно может издавать такое зловоние. Отвратительный холод пробирает до костей, а мертвая тишина вызывает дрожь внизу живота. Джейн крутит головой, пытаясь что-то сказать, но губы только шепчут. Она не способна заставить себя выдавить хотя бы писк, поэтому кое-как поднимается на ноги, скорчившись от неприятной липкой одежды, что виснет, сковывая движения. Девушка топчется на месте, босыми ногами утопая в мокрой земле. Вокруг высокие, искривленные стволы деревьев, ветви которых неказисто изгибаются, словно руки тянутся к Джейн. Та пытается сохранить порядок в голове, но уже не контролирует дыхание, поэтому прижимает руку к груди, стуча пальцем в такт биению сердца.
Она не помнит. Не может вспомнить, как оказалась здесь, каким образом вообще могла попасть сюда. А где она?
Шепот. Рид замирает, остается без движения, почувствовав, как спины касается холод. Джейн проглатывает воду во рту, смотря себе под ноги, и слушает, хотя это совершенно не то, что ей хочется делать.
Сознание кричит, что это сон. Что она просто уснула, но легкий хруст сам говорит за себя.
Рид оборачивается, позволив спутанным волосам хлестать себя по лицу. Её широко распахнутые глаза быстро находят силуэт, медленно парящий меж деревьями. Приближается — и голос становится громче. Будто в невесомости. Черная мантия, будто темная фата невесты скрывает лицо. Изо рта Джейн выходит белый пар, а губы дрожат. Девушка разводит руки в стороны, удерживая равновесие, когда делает шаг назад, чуть было не падая от внезапно удавившего по вискам давления. Она не пытается разобраться, не хочет даже стараться выяснить, что перед ней. Рид научилась лишь одному.