Психея

Я чувствую. Оно сзади. Оно ждет. Оно есть мрак, боль, кошмар во всех его проявлениях. Чернее ночи, страшнее всего того, с чем мне приходилось сталкиваться. Это истинный образ Психеи, и Она ждет меня. Её бледные глаза с черными мелкими зрачками сверлят мой затылок, разбросанные по плечам волосы спутано прячут её бледное лицо. Руки тонкие. Длинные, тонкие пальцы с «когтями» достают аж до колен. Она стоит, немного покосившись в сторону, словно на спине у Неё крупный горб. Её голос смешивает в себе и мужской, и детский, и женский. Шепот грубый, впивающийся иглами в мою спину.

«Обернись».

«Нет».

Обнимаю себя руками, чувствуя, как мурашки бегут по спине, когда что-то царапает мои ноги. Она будет изводить меня, мучить, пока я не обернусь, пока не взгляну в Её глаза.

Пока не отдам Ей свое тело.

«Где он? — спрашивает, и мне не удается понять, о чем Она. — Где он?!» — кричит мне на ухо, отчего вздрагиваю, сжав пальцами свои плечи.

«Я не знаю», — шепчу мокрыми губами в ответ. Не знаю.

«Где?!» — продолжает пытать меня, и чувствую, как ледяная рука, подобно ножу, пронзает кожу моей спины, вынуждая меня прогнуться.

Где он? Где дневник Добрев?

Я громко вдыхаю через рот, прогнувшись в спине, руками начинаю колотить по кровати, стараясь ухватить губами воздух. Темнота перед глазами медленно расплывается, могу различать предметы, но за окном чернота. Эта ужасная ночь не имеет конца. Задыхаюсь, хрипло кашляя. Боль в горле возрастает, и начинаю вертеть головой, испуганно пискнув, когда чувствую, как мои руки перехватывают. Моргаю, боясь лишиться способности дышать, но успокоение медленно накрывает, ведь парень начинает осторожно гладить меня по влажным волосам, пальцами смахивая пот со лба. Мне жарко. С трудом удается наполнять воздухом легкие. Болезненно дышу, болезненно выгляжу. Я болею. Сильно. Дилан мягко гладит мои запястья, приподнимаясь на свои локти. Я не могу разглядеть его в темноте ночи, поэтому хриплю, прося слабым голосом:

— Пожалуйста, включи свет, — дрожащими потными пальцами трогаю сухую шею парня, который быстро присаживается, включая настольную лампу. Яркий свет озаряет комнату, поэтому начинаю морщиться, ладонями тру веки, с болью хныча, ведь чувствую себя отвратительно. Накрываю лицо руками, корчусь и начинаю обильно ронять слезы, нет сил терпеть головную боль и жжение в горле.

— Нет, тише, — О’Брайен осторожно убирает мои ладони, уговаривая. — Тебе нельзя плакать, — трогает горячий лоб пальцами, затем прижимается к нему губами, хмуря сонное лицо. — Тебе настолько плохо?

Громко шмыгаю носом, сама ужасаюсь тому, как ломает меня болезнь. Пытаюсь справиться с эмоциями, смахнуть слезы, прекратив их ход, но они сами рвутся наружу. Мне душно. Мне нехорошо. Дилан видит это. Он трет свои веки, отгоняя остатки сна, чтобы подарить все свое внимание мне. Понятия не имею, сколько сейчас времени. Мое тело мокрое, одежда влажная. Вечером, перед сном, меня схватил озноб, поэтому пришлось лечь в свитере и спальных штанах, но теперь я готова умолять о помощи, ибо сама не могу помочь себе. Плачу, пытаясь скинуть с себя одеяло. Дилан делает это вместо меня, пальцами пощупав одежду:

— Хочешь снять? — Спрашивает, и я киваю головой, вызывая только больше болевых ощущений. О’Брайен аккуратно помогает мне присесть, но мне тяжело держать положение, поэтому лицом утыкаюсь ему в шею, горячим паром дышу, прикрывая опухшие веки, мои руки обездвижено лежат на кровати, пока парень стягивает с ног штаны, ладонью поглаживая мои бедра. Мельком посматривает на меня:

— Тебя не тошнит? — Хмурит брови, неосторожно убирая с мокрого лица за ухо локоны моих волос. Отрицательно качаю головой, руками тянусь к краям свитера и пытаюсь стащить с себя. Дилан опускает меня на кровать, снимая свитер, и бросает его на пол, ладонями растирая кожу моей талии, после чего скользит пальцами по животу:

— Голова? — догадывается. Громко дышу через нос, не чувствуя облегчения после освобождения от одежды. Лежу в одном белье, начиная ерзать на кровати. Руками закрываю лицо, поворачиваюсь то на один бок, то на другой, без конца двигаюсь, не справляясь с ощущением, словно меня разрывает на части давление.

— Успокойся, — парень просит, и я правда пытаюсь, но все равно плачу громче, сжав мокрые веки. Дилан грубо избавляется от одеяла, оставив только пододеяльник, и ложится рядом со мной, опираясь на локоть. Накрывает, видимо, тяжело переносит наблюдение за мной в таком состоянии:

— Хочешь воды? — Не могу ответить. Не могу. О’Брайен берет влажное полотенце с тумбочки, вновь присев. Начинает вытирать кожу моего тела от пота, прижимая одну из рук к моему лбу. — Перестань плакать. Только хуже делаешь, — просит. Заканчивает вытирать меня, и мне немного становится легче. Заставляю себя открыть глаза, смотрю на парня, который наклоняется, вновь опирается на локоть возле моей головы, свободной ладонью гладя по волосам:

— Хочешь чего-нибудь? — Шепчет, обеспокоенным взглядом перескакивая с моих глаз на мокрые губы. Качаю головой, пальцами рук начиная тормошить его волосы, что вызывает на лице Дилана слабую сонную улыбку. Он вздыхает, моргая, и опускает голову, поцеловав меня в висок:

— Ты поправишься, — уверяет и целует в лоб. После повторяет слова, но тише, и накрывает мое неостывшее тело пододеяльником, еще раз оставляя поцелуй, теперь на щеке. Хочет отодвинуться, чтобы дать мне больше пространства, но я с паникой хватаю его за ворот футболки, потянув обратно к себе. Парень сдается, ложась рядом, и руками обвивает мою талию, поглаживая мокрую спину. Я веду себя странно и ногами, руками, всем телом прижимаюсь к нему, плюя на жар и духоту. Мне необходимо чувствовать его. Всего. Тяну пальцами волосы парня, делая ему больно, но он не отталкивает меня, не стонет, не ругается. Терпит, забрасывая одну мою руку себе на шею, скользнув ладонью по моему плечу вниз, к талии:

— Черт, — шепчет, и я прикрываю веки, когда слышу, как Дилан тихо шмыгает носом, но тут же отдергивает себя, вскинув голову. Мне приходится приоткрыть одно веко, чтобы мы могли установить зрительный контакт. Парень гладит и гладит мои волосы, пальцами касается моей щеки, с волнением в голосе произнося:

— Хватит болеть, Ронни, — это не укор. Это просьба. Дилан не может видеть меня такой, ведь мне плохо, и он ничего не может с этим поделать. Целует меня в лоб, в щеку, в мокрую шею. Он покрывает поцелуями мое влажное плечо, а я пальцами сжимаю его затылок, прикрыв глаза от удовольствия, которое временно скрывает мое состояние, даря секундное освобождение от боли. «Ты должна быть в порядке, — слышу, как он шепчет. — Давай, Ронни, давай…» — дышит тяжело, устало, но знаю, что он не уснет, пока мне не полегчает. Резко вновь приподнимается на одном локте, начиная гладить плечо. Он так переживает, что не может спокойно лежать. Опять опускает голову на подушку, затем снова поднимается, постоянно проверяет мой лоб, касаясь и рукой, и губами, вновь потирает мою шею тряпкой, откидывает одеяло и возвращает его обратно. Приходится схватить Дилана за предплечье, чтобы успокоить. Парень ложится, смотрит на меня, быстро моргая, приближает свое лицо к моему, оставляя поцелуй на губах.

— Тебе нужен сон, — шепчу, видя, как измотан О’Брайен. Парень облизывает губы, вновь целуя меня. Мы вряд ли когда-нибудь скажем словами о тех чувствах, что испытываем друг к другу, но мне этого и не нужно. Мы доказываем все делами, говорим о чувствах через отношение. Пустое «ялюблютебя» вызывает у меня тошноту и недоверие, в то время как взгляд, которым Дилан смотрит на меня, пробуждает куда больше ощущений. Даже сейчас. Он так смотрит на меня. Карие глаза, полные до краев волнением. У меня живот ноет, ноги сводит, сердце выжимает из себя все соки. Пальцами сжимаю ткань его футболки, глубоко дышу, потянув парня на себя. Он мне нужен. Господи, так сильно, что плохо становится. Ты необходим мне, Боже, пожалуйста. Дилан ложится рядом, слишком близко, и это не смущает нас. Он обнимает меня, закидываю ногу ему на бедро, двигаясь еще ближе, еще и еще. Сильнее сжимаю руками плечи, как и он мою талию, словно мы желаем проникнуть друг в друга, поделиться телами, стать одним целым. Меня изводит. Грудью чувствую, как скачет его сердце, поэтому громко вдыхаю кислород, скользнув пальцами вверх, по плечу, к шее, к волосам, затылок сжимаю, притягивая к себе. Носами упираемся друг другу в щеки, продолжая громко дышать, в такт. Опять начинаю шмыгать носом, сжав веки, и парень целует мои губы, мой хмурый лоб.