Психея

«Я всё объясню», - показываю на пальцах, пытаясь двигать ими мягче, чтобы успокоить дедушку, но тот всё равно гавкает:

– Только после того, как он покинет мой дом!

Дилан сощурился, опустив взгляд в пол. Мне показалось, или он продрог, будто у него по телу пробежали мурашки? Да, дед умеет напугать.

«Хорошо, только не кричи, - продолжаю. – Он помог мне».

Но старик не меняется в лице. Он резко кивает головой:

– Вон отсюда, - кряхтит, смотрит на Дилана. Тот бросает взгляд на меня, а мне остается лишь извиняться, прикрывая глаза. Стыдно. Вот теперь мне действительно стыдно.

Парень идет к двери. Я потираю ладони, смотря ему в спину.

Знала ведь, что это плохая идея. Но всё равно привела.

Дед разворачивается, хлопая дверью. Оставляет меня одну в комнате, но клянусь, что подметила, как он бросил беглый взгляд на мою подушку. Уверена, что старик увидел голову зайца, так, почему промолчал?

Он оставил меня с ЭТИМ.

Мои руки опускаются.

Знала, что нельзя никого приводить, но… Но так хотелось, чтобы это место немного ожило.

***

И Дилан шёл.

Шёл по длинным коридорам, слушая недовольное кряхтение старика за спиной. Парень пытался запомнить всё, что видит. Его посетила мысль, что в подобном доме слишком мало света. Мало воздуха. Мало пространства, хотя внешне он большой.

Нет, это было странно.

Особняк внутри огромен, но ты всё равно чувствуешь, как тебе неуютно, как стены и потолки давят.

Спускаются по лестнице. Дилан осматривался. Второй этаж заинтересовал его, поэтому он замедлил шаг, за что получил хлопок по спине ладонью.

– Негостеприимно, однако, - подмечает, на что старик ворчит:

– Тебя никто не приглашал.

Дилан вздыхает, всматриваясь в пустые коридоры, после чего спускается дальше:

– Почему она всё ещё не разговаривает?

– Если не заткнешься, то и сам перестанешь языком чесать, - грубо, но иначе никак. Так нужно.

Дилан презрительно щурится, идя вперед, к входной двери. Старик начинает подталкивать его, чем раздражает не меньше. Парень закатывает глаза, когда он раскрывает перед ним дверь, буквально выталкивая за порог. Но Дилану не привыкать к такому отношению, поэтому совершенно спокойно оборачивается, интересуясь:

– Кто-нибудь кроме вас живет здесь?

На что дед выдает:

– Я предупреждал тебя. Говорил, чтобы ты не приходил больше! – сдерживается, чтобы не закричать. Его лицо краснеет, а Дилан лишь улыбается краем рта:

– Вы не напрягайтесь. Возраст уже не тот, - делает шаг назад. – Приятно было вновь вас увидеть, мистер Добрев.

У старика трясутся руки от злости, но, кроме того, чтобы гавкать на парня, он ничего не может, поэтому хлопает дверью, когда Дилан отворачивается, спускаясь с крыльца вниз.

Парень роется в карманах, достав пачку сигарет.

Мило и гостеприимно.

Сует сигарету в рот.

Ничего не меняется.

***

Единственное, что я так боюсь, - это разочарования.

Я не люблю, когда меня разочаровывают люди, но больше – когда я разочаровываю тех, кто мне дорог.

Стою у дверей в гостиную. Не слышу, как дедушка перемещается по помещению, поэтому толкаю дверь, чтобы понять, что происходит с ним.

Он злится. Это точно.

Старичок стоит у камина, разглядывая фотографию.

Движения немного скованные, но делаю шаг, потирая плечи. Дед часто смотрит на эти фотографии. Он смотрит на бабушку. Он действительно любил её. Это тот самый пример верности. Старой, забытой, канувшей во время.

И ему одиноко. Он здесь один. Это меня трогает.

Сглатываю, сжимаю губы, чтобы сдержать громкие вздохи. Подхожу ближе, видя, что на полке возле камина стоит рюмка. Лицо деда красное, а глаза прикрыты. Он стоит, согнувшись, потирает фотографию бабушки и их воспитанников. Молчит, тяжело дыша.

Всё-таки вздыхаю, коснувшись его плеча.

Ему нужно сесть. Нужно поспать.

Дедушка поддается, когда веду его к креслу, на котором он обычно сидел, проводя долгие вечера у камина с супругой.

Но теперь камин давно погас, а кресло напротив пустует уже который год.

Старик будто спит. Он отклоняется, всё так же хрипя. Уставшие, опухшие веки прикрыты.

Я делаю шаги назад, забирая фотографию в рамке из его морщинистых рук. Поднимаю к лицу. В темноте мало что рассмотришь, но я различаю свою бабушку и маму на фотографии. Общий снимок с детьми. Воспитанниками дома.

И кое-что понимаю. То, что все воспитанники в масках. Это детские маски для праздников: лисички, белки, волки, кошки, мыши, птички и многие другие. И все они смотрят на меня. Через темные вырезанные дырочки на месте глаз.

Чувствуя, как в груди начинается жжение, иду к полке, чтобы вернуть фотографию на место. Поднимаю руки, поставив, но останавливаюсь, наклоняя голову к плечу.

Моя бабушка стоит в центре. С одной стороны девочка, которую я не знаю. Это не моя мать. Мама стоит с краю, без маски. Бабушка положила руку на незнакомку, а с другой стороны - Он.

Хмурю брови, делая резкий шаг назад, будто отскакивая от огня.

Его глаза-бездны смотрят глубже. В сознание.

Мальчик с мешком на голове.

***

***

Школьные коридоры переполнены людьми. Трудно разглядеть в толпе знакомых или друзей. Множество лиц, множество голосов, эмоций, чувств. Все разные, создающие некое подобие безобидного безумия.

Парни толкают входные двери, оказываясь в людном коридоре.

– Ладно, она странная, согласен, - Тайлер был сбит с толку. Он пытался не отставать от друга, который слишком резко и быстро проскальзывал между людьми, растворяясь в толпе.

– Но, - Тайлер догнал Дилана только возле шкафчика.
– Ты что там делал?

– Если моя сестра там была, значит, я мог там найти что-нибудь, - Дилан открывает шкафчик, еле успевая придержать выпадающие с забитых полок вещи. Тайлер поднимает брови, помогая ему всё впихнуть обратно:

– И ты нашел, - пускает смешок.
– Нашел Ронни в белье, - довольно улыбается. Дилан хмурится, бросая на друга взгляд:

– Ничего нового я не увидел, - замолкает, когда различает знакомых людей в толпе. Щурит темные глаза, опирается локтем на дверцу шкафчика. Смотрит, не слушая Тайлера. Тот складывает руки на груди, следуя за его взглядом, но парень уже догадывается, кто привлек его внимание. Никто не может заставить Дилана долго пялится в одну точку.