Психоаналитические идеи и философские размышления

Сексуальная биология, эволюционная теория и открытые Флиссом биогенетические законы могут быть рассмотрены как непосредственные источники психоаналитических идей, свидетельствующие о том, что отнюдь не клиническая практика Фрейда и его самоанализ были единственными источниками возникновения психоаналитического метода изучения человеческой психики. По выражению Ф. Салловея, можно сказать, что непонимание современными исследователями той роли, которую Флисс и другие врачи играли в формировании концептуальных представлений Фрейда, фактически, отражает «скрытую биологическую природу» всего психоаналитического наследия (Sullow, 1979, р. 237).

Биографы Фрейда из числа ортодоксальных психоаналитиков создали миф о том, что фрейдовские биогенетические идеи являются поздним дополнением к его психоаналитическому учению о человеке, которое было выдвинуто под влиянием представлений К. Абрахама, Ш. Ференци, В. Штекеля о биологической природе человеческой психики. Подобно другим, данный миф призван «узаконить» психоанализ в качестве «чистокровной психологии». По убеждению Ф. Салловея, текстологический анализ как ранних, так и поздних работ Фрейда свидетельствует о том, что на протяжении всей своей научной деятельности основатель психоанализа постоянно колебался между Сциллой критического отношения к биологическим идеям и Харибдой неразрешимых психобиологических проблем. Фрейд выступал против крайних биологических тенденций в медицине, но это не исключало влияния биологии на его психоаналитические концепции.

Что можно сказать по поводу выше рассмотренных мифов?

Действительно, ортодоксальные психоаналитики односторонне подошли к рассмотрению многих аспектов развития психоанализа и психоаналитического движения в целом. Они создали ореол славы вокруг личности Фрейда и ажиотаж в связи с выдвинутыми им идеями. Достаточно сказать, что, в отличие от некоторых зарубежных исследователей, усматривающих заслугу Фрейда в выдвижении идеи о сексуальной этиологии неврозов, основатель психоанализа подчеркивал: «Идея, за которую меня сделали ответственным, никоим образом не мое детище. Она была преподнесена мне… самим Брейером» (Фрейд, 1919, с. 7). Поэтому вывод Ф. Салловея о существовании двух общих мифов о Фрейде как герое и «чистокровном психологе», на которых покоится вся традиционная психоаналитическая история, не лишен оснований.

Верно и то, что эти общие мифы привели к созданию множества частных мифов о психоанализе и «психоаналитической революции» (Ф. Салловей насчитывает 26 таких мифов). Их конкретный анализ составляет несомненную заслугу автора. Однако не со всеми его конечными выводами можно согласиться.

Так, вывод Ф. Салловея о том, что Фрейд является «скрытым биологом», а психоанализ – «скрытой биологией», вызывает возражение. Спору нет, биологические идеи XIX в. оказали несомненное влияние на становление психоанализа. Верно и то, что на протяжении всей своей жизни Фрейд неоднократно обращался к биологии, придавая ей большое значение в развитии науки в целом. Так, в одной из своих работ он писал: «Биология есть поистине царство неограниченных возможностей, мы можем ждать от нее самых потрясающих открытий и не можем предугадать, какие ответы она даст нам на наши вопросы несколькими десятилетиями позже. Возможно, что как раз такие, что все наше искусное здание гипотез распадется» (Фрейд, 1925, с. 105). Поэтому не следует недооценивать роль биологических идей в формировании тех или иных психоаналитических концепций.

Но не следует и переоценивать значение биологии в становлении и развитии психоанализа. В конечном счете, используя самые различные идеи, в том числе и биологические, циркулирующие в научных кругах в конце ХIХ-начале XX столетия, Фрейд создал такое психоаналитическое учение о человеке и культуре, которое вписывалось, скорее, в рамки психологии, чем биологии. Не случайно он неоднократно подчеркивал, что психоанализ является частью психологии как науки.

Думаю, что характеристика психоанализа как «скрытой биологии», имеющая место в исследовании Ф. Салловея, не отражает полностью существа психоаналитического учения Фрейда о человеке и свидетельствует о переоценке автором биологических истоков психоаналитических концепций.

Переоценка роли того или иного фактора в развитии психоанализа весьма характерна для ряда зарубежных исследований. В этом отношении рассмотренная, наряду с книгой Ф. Салловея, работа Дж. Рубинса также несвободна от данного недостатка. Речь идет об односторонней, на мой взгляд, оценке концептуальных наработок Хорни, связанных с эволюцией ее взглядов на человека и культуру. Хотя автору удалось подметить одну из характерных особенностей этой эволюции, тем не менее, в работе автора нет подробного и глубокого анализа идей Хорни. Другое дело, что Дж. Рубине справедливо пишет о следующем обстоятельстве. Если в первых концептуальных схемах Хорни обращает внимание главным образом на раскрытие влияния культуры на человека, внешних факторов на внутрипсихическое развитие, то в последующих ее теориях акцент все больше смещается с культурных процессов на индивидуально-личностные, с межличных отношений на интрасубъективные.

Действительно, в первой своей работе «Невротическая личность нашего времени» Хорни уделяет значительное внимание рассмотрению культурных факторов, предопределяющих невротические реакции индивида и делает вывод, согласно которому объяснение неврозов и специфики человеческой деятельности следует искать в различии культурных норм и традиций, характерных для того или иного общества. В последующих своих работах она вносит изменения в понимание как природы человека, так и причин возникновения неврозов. В частности, в книге «Наши внутренние конфликты» акцент делается не столько на социокультурном окружении, сколько на отношениях между людьми. Психические стрессы, возникающие на почве установления противоречивых, главным образом враждебных отношений между людьми, рассматриваются Хорни в качестве первостепенного источника так называемого «базального конфликта», образующего ядро всех психических расстройств. В дальнейшем в ее работе «Невроз и развитие человека» эта психоаналитическая концепция также претерпела изменение. В окончательно сформулированном виде психоаналитическое учение Хорни о неврозах основывается уже на предпосылке, в соответствии с которой психические расстройства человека обусловлены его отчуждением от самого себя, преобладанием в нем «идеализированного Я», являющегося продуктом собственного воображения.

Останавливаясь на рассмотрении различных вариантов психоаналитических концепций Хорни, Дж. Рубине не без основания замечает, что, несмотря на учет культурных факторов в первой своей работе, она все же не смогла дать удовлетворительного объяснения того, как эти внешние факторы соотносятся с внутрипсихическими процессами и механизмами, лежащими в основе невротических реакций индивида. Верно и то, что в последних работах Хорни акцент переносится на внутренний мир человека. Однако эти верные соображения далеко не всегда сопровождаются у автора отчетливо сформулированными выводами, свидетельствующими об адекватном понимании существа психоаналитического учения Хорни о человеке.

Прежде всего, имеется в виду то обстоятельство, что, акцентируя внимание на структуре человеческой психики, в работах позднего периода своей теоретической и терапевтической деятельности Хорни не исключала возможности возникновения конфликтов и образования неврозов, обусловленных наличием специфических отношений между людьми в культуре, основанной на постоянной конкуренции. Поэтому вряд ли правомерно представлять Хорни в качестве исключительно «неофрейдиста культурной ориентации», как это делает Дж. Рубине (Rubins, 1979, р. 317).

Другое дело, что в попытках объяснить отношения между культурными факторами и внутрипсихическими процессами Хорни делает ставку на самореализацию сущностных сил человека. Но это отнюдь не исключает ни ее «культуралистической тенденции» в трактовке бытия человека в мире, ни ее ориентации на межличностные отношения, поскольку, как подчеркивает сама Хорни, самореализация не является основной целью индивида, главное – «развитие способностей человека к установлению хороших человеческих отношений» (Ногпеу, 1950, р. 308).

Более существенно то, что в конечном счете Хорни так и не удалось избежать двусмысленности при объяснении отношений между внешними и внутренними факторами, оказывающими влияние на жизнедеятельность человека. Но раскрытие именно этого вопроса и не нашло исчерпывающего освещения в исследовании Дж. Рубинса.

И еще одно соображение. Рассматривая первые работы Хорни, Дж. Рубине справедливо указывает на то, что ее расхождения с Фрейдом были скорее частичной, чем полной ревизией классического психоанализа (Ногпеу, 1950, с. 230). И это действительно так, поскольку, несмотря на критику ряда теоретических положений и постулатов Фрейда, Хорни сохраняет неизменным психоаналитический метод исследования человека и культуры. Причем данное соображение в равной степени относится ко всем работам Хорни, в том числе и позднего периода ее теоретической и клинической деятельности.