Психология внимания

В эксперименте Бине (1890) одним из одновременных действий было ритмическое нажимание резиновой груши, находящейся в руке. Груша была соединена трубкой с барабанчиком, который записывал движения на закопченном барабане. Наиболее простая задача состояла в том, чтобы сделать одно нажатие за другим в такт с метрономом; другая задача заключалась в нажимании груши дважды на каждый удар метронома; третья — в ее нажимании 3 раза в ответ на каждый удар. Когда испытуемый приобретал некоторую легкость в одном из этих механических действий, его просили продолжать это во время чтения вслух или решения в уме арифметических задач. Несмотря на то что обе задачи были очень легкими, наступала некоторая интерференция и выполнение обеих задач нарушалось.

В другом эксперименте испытуемый не читал и не решал задач, а нажимал 2 груши: ту, которая была в правой руке, — 5 раз, другую, в левой руке, — дважды на каждый удар метронома. Кроме общей трудности такой комбинации Бине отмечает как особо значительное явление то, что одна рука вовлекалась другой в свой ритм. Рука, которая должна была нажимать по разу на удар, начинала нажимать по 3 или 4 раза. В этой связи Бине упоминает некоторые упражнения, вроде поглаживания себя по животу круговым движением одной руки при одновременном похлопывании себя по темени другой рукой. Если, наоборот, обе руки делают одно и то же движение или взаимодействуют для достижения одного и того же результата, то налицо скорее взаимное облегчение, чем интерференция.

Эти результаты были подтверждены Петровым и Кернесом (1891–1892), обнаружившими, что производимое в быстром темпе постукивание действительно ускоряло производимое одновременно сложение или чтение.

Облегчает ли постоянное мускульное напряжение умственную работу? При решении трудных проблем, выполнении новых заданий или при подготовке к какому-нибудь значительному действию люди почти всегда напрягают мускулы. Имеет ли это напряжение положительное значение? Мы не можем ответить на этот вопрос, если будем приводить испытуемого в расслабленное состояние и затем задавать ему работу, ибо в этом случае он или останется в расслабленном состоянии и не будет работать, или начнет работать и выйдет из этого состояния. Мы не можем рассчитывать на получение четкого ответа от таких экспериментов, в которых нормальное состояние испытуемого сравнивается с состоянием возросшего напряжения, вызванного сжатием динамометра или нажиманием на педаль, так как вполне возможно, что испытуемый нормально прибегает к оптимальной для него степени напряжения. Однако, когда Билле (1927) экспериментировал на студентах колледжа, он получил положительные результаты. В состоянии напряжения испытуемый держал в каждой руке динамометр и умеренно сжимал их. В расслабленном состоянии его руки легко покоились на коленях. В обоих состояниях он запоминал, складывал или читал разрозненные буквы насколько можно быстрее. Продуктивность в сложении, например, была на 10 процентов больше в состоянии напряжения, чем в состоянии расслабления. Различие было статистически достоверно для эксперимента в целом и проявлялось в большинстве индивидуальных испытаний. Другие исследователи (Цартман и Кезон, 1934; Блок, 1936) получили несколько менее однородные результаты. Блок экспериментировал с одними и теми же испытуемыми много раз и обнаружил при этом мало постоянства. Испытуемый, для которого в один день было благоприятным довольно сильное сжимание динамометра, на другой день лучше справлялся с задачами при слабом нажатии или вовсе без него. По-видимому, невозможно определить оптимальное напряжение для каждого испытуемого, и то положение, что чем больше напряжение, тем лучше умственный труд, неверно. Мы отметили, что установка испытуемого была определенным фактором при эксперименте на отвлечение; по-видимому, то же самое имеет место и здесь.

Продуктивность двойных действий. Обычно при одновременном совершении двух действий одно из них или оба несколько нарушаются. В экспериментах с тахистоскоиом объем восприятия числа точек уменьшался при помещении в экспериментальное поле других объектов наблюдения (Лоренц, 1912). Когда испытание на свободные ассоциации комбинировалось с одновременным решением арифметических задач, ассоциативные реакции обнаруживали тенденцию к относительно низкому уровню завершения слов (например, „черная — доска“); реакции на звучание слова были чаще, чем реакции на значение слов-раздражителей (Шпейх, 1927). Исключение было найдено Митчеллом (1914): одна задача заключалась в сравнении грузов, последовательно поднимаемых рукой, другая — в сосчитывании ряда из 1–6 щелчков. Когда давались щелчки, грузы оценивались даже лучше, а счет нарушался только немного. Чтобы считать щелчки, испытуемый стремился оценивать грузы очень быстро, и эта быстрота, вероятно, давала преимущество. Во всех этих случаях, хотя раздражители были одновременными, существенные (познавательные) реакции могли быть последовательными.

В некоторых профессиях, как, например, в профессии телефониста, необходимо производить одновременно две или больше операций или быстро переключаться с выполнения одной операции на другую. Профессиональные испытания на способность производить такие действия проводились, например, Стерзингером (1928). Испытуемому читали рассказ, в то время как он складывал столбики однозначных чисел. Рассказ содержал 36 пунктов и читался 90 сек.

Затем испытуемый переставал складывать и записывал все, что он помнит из рассказа. Контрольные испытания проводились отдельно со сложением и с рассказом, так что счет в двойном и простом исполнении мог быть сравнен. Результаты одного испытуемого:

А.	Правильно сложено чисел,	простая задача	52
Б.	– //-	двойная задача	43=83 % от А
В.	Воспроизведено пунктов рассказа,	простая задача	31
Г.	– //-	двойная задача	10=32 % от В

83 и 32 процента должны были быть каким-то образом скомбинированы в простой показатель продуктивности при одновременном выполнении двух действий. Арифметическое среднее из этих двух чисел не будет надежным. Предположим, испытуемый совершенно не способен выполнять два действия одновременно. Позволим ему целиком увлечься рассказом и забыть о сложении; в таком случае он мог бы получить 100 процентов в рассказе и нуль в сложении. Арифметическое среднее могло бы дать ему 50 процентов, тогда как он должен был бы получить нуль в комбинировании двух родов деятельности, которое мы намеревались измерить. Эта трудность преодолевается путем получения геометрического среднего этих процентных показателей вместо арифметического среднего. Вычисленный таким образом индекс для испытуемого, данные которого приведены выше, равен… 0,32 = 0,52 %. Индексы 26 испытуемых Стерзингера распределялись в интервале от 0,3 до 0,9 с групповым средним около 0,6. Применяя подобное испытание для десятилетних мальчиков, Дамбах (1929) получил некоторые показатели выше 100 процентов, так как по крайней мере одна из задач выполнялась в комбинации лучше, чем отдельно.

Возможны ли два акта внимания в одно и то же мгновение? Этот вопрос не может быть прямо решен экспериментами, подобными описанным, поскольку в них не исключена возможность быстрого переключения внимания с одной задачи на другую. Даже тогда, когда экспозиция очень коротка, последовательные образы ощущений и памяти могли сделать возможным такое переключение. Если бы раздражители были так же слабы, как и коротки, использование последовательных образов могло бы быть сведено к минимуму. В одном эксперименте применялось слабое нажатие на палец каждой руки и испытуемый должен был сказать, какое нажатие было сильнее; в то же мгновение давалась короткая зрительная экспозиция 3–6 коротких линий для сосчитывания. Каждая задача была так легка, что, будучи предъявлена отдельно, давала около 100 процентов правильных ответов; но когда две задачи предъявлялись одновременно,

обе были правильно решены	в 12 % случаев
одна была правильно решена	в 60 % -//-
ни одна не была правильно решена	в 28 % -//-

Заключение таково: одновременное осуществление двух актов внимания в познавательной деятельности если и имеет место, то не часто.

Кроме часто отмечавшегося чередования между двумя задачами, которые выполнялись одновременно, иногда возможно комбинирование их в одно координированное действие, и если подобное комбинирование может быть осуществлено, то оно становится наиболее успешным и приемлемым способом разрешения проблемы.

Проблемы психологии внимания. Теории и модели

Вильгельм Вундт Сознание и внимание [23]

На вопрос о задаче психологии примыкающие к эмпирическому направлению психологи обыкновенно отвечают: эта наука должна изучать состояния сознания, их связь и отношения, чтобы найти в конце концов законы, управляющие этими отношениями.

Хотя это определение и кажется неопровержимым, однако оно до известной степени делает круг. Ибо если спросить вслед за тем, что же такое сознание, состояние которого должна изучать психология, то ответ будет гласить: сознание представляет собою сумму сознаваемых нами состояний. Однако это не препятствует нам считать вышеприведенное определение наиболее простым, а поэтому пока и наилучшим. Ведь всем предметам, данным нам в опыте, присуще то, что мы, в сущности, можем не определить их, а лишь указать на них; или, если они сложны по природе своей, перечислить их свойства. Такое перечисление свойств мы, как известно, называем описанием, и к вышеприведенному вопросу о сущности психологии мы всего удобнее подойдем, если попытаемся возможно более точно описать во всех его свойствах сознание, состояния которого являются предметом психологического исследования.

23

Вундт В. Введение в психологию. М., 1912.

В этом нам должен помочь небольшой инструмент, который хорошо знаком каждому, сколько-нибудь причастному к музыке человеку, метроном. В сущности, это не что иное, как часовой механизм с вертикально поставленным маятником, по которому может передвигаться небольшой груз для того, чтобы удары чередовались друг за другом через равные интервалы с большей или меньшей скоростью. Если груз передвинуть к верхнему концу маятника, то удары следуют друг за другом с интервалом приблизительно в 2 секунды; если переместить его возможно ближе к нижнему концу, то время сокращается приблизительно до… секунды. Можно установить любую степень скорости между этими двумя пределами. Однако можно еще значительно увеличить число возможных степеней скорости ударов, если совсем снять груз с маятника, причем интервал между двумя ударами сокращается до ¹/₁ секунды. Точно так же можно с достаточной точностью установить и любой из медленных темпов, если имеется помощник, который, вместо того чтобы предоставить маятнику свободно качаться, раскачивает его из стороны в сторону, отсчитывая интервалы по секундным часам. Этот инструмент не только пригоден для обучения пению и музыке, но и представляет собой простейший психологический прибор, который, как мы увидим, допускает такое многостороннее применение, что с его помощью можно демонстрировать все существенное содержание психологии сознания. Но чтобы метроном был пригоден для этой цели, он должен удовлетворять одному требованию, которому отвечает не всякий применяющийся на практике инструмент: именно сила ударов маятника должна быть в достаточной мере одинаковой, чтобы, даже внимательно прислушиваясь, нельзя было заметить разницу в силе следующих друг за другом ударов. Чтобы испытать инструмент в этом отношении, самое лучшее изменять произвольно субъективное ударение отдельных ударов такта, как это показано наглядно на следующих двух рядах тактов (рис. 1).

В этой схеме отдельные удары обозначены нотами, а более сильные удары — ударениями, поставленными над нотами. Ряд А представляет поэтому так называемый восходящий, а ряд В — нисходящий такт. Если окажется, что в ударах маятника мы по произволу можем слушать то восходящий, то нисходящий такт, т. е. можем слышать один и тот же удар то подчеркнутым более сильно, то звучащим более слабо, то такой инструмент будет пригодным для всех излагающихся ниже психологических экспериментов.

Хотя только что описанный опыт должен был служить лишь для испытания метронома, однако из него можно уже сделать один заслуживающий внимания психологический вывод. Именно при этом опыте замечается, что для нас в высшей степени трудно слышать удары маятника совершенно равными по силе, иначе говоря, слышать их не ритмически. Мы постоянно впадаем вновь в восходящий или нисходящий такт. Мы можем выразить этот вывод в таком положении: наше сознание ритмично по природе своей. Едва ли это обусловливается каким-либо специфическим, лишь сознанию присущим свойством, скорее это явление находится в тесной связи со всей нашей психофизической организацией. Сознание ритмично потому, что вообще наш организм устроен ритмично. Так, движения сердца, дыхание наше, ходьба ритмичны. Правда, в обычном состоянии мы не ощущаем биений сердца. Но уже дыхательные движения воздействуют на нас как слабые раздражения, и прежде всего движения при ходьбе образуют ясно различаемый задний фон нашего сознания. Ноги при ходьбе представляют собой как бы естественные маятники, движения которых, подобно движениям маятника метронома, обыкновенно следуют друг за другом ритмически, через равные интервалы времени. Когда мы воспринимаем в наше сознание впечатления через одинаковые интервалы, мы располагаем их в аналогичной этим нашим собственным внешним движениям ритмической форме, причем особый вид этой ритмической формы в каждом данном случае (хотим ли мы, например, составить ряд из нисходящих или из восходящих тактов) в известных границах остается предоставленным нашему свободному выбору, как это бывает, например, при движениях ходьбы и их видоизменениях — в обычной ходьбе, в беге, в прыганье и, наконец, в различных формах танцев. Наше сознание представляет собою не какое-нибудь отдельное от нашего физического и духовного бытия существо, но совокупность наиболее существенных для духовной стороны этого бытия содержаний.