Психология внимания

С теоретической точки зрения наиболее целесообразным казался следующий метод измерения: определить субъективно, сколько степеней ясности можно различать в разных областях ощущений, а затем привести каждую степень ясности в соотношение с определенным видом и определенной величиной отклонения внимания. Мы поставили бы, таким образом, во взаимное отношение степень ясности и интенсивность отклонения внимания; другими словами, мы знали бы самую высокую степень внимания, которой можно достигнуть при данной величине отклонения; и мы могли бы тогда пользоваться числовой величиной отклоняющего внимание фактора как мерилом степени внимания. Если бы мы, например, знали, что известное ощущение может существовать в десяти различных степенях ясности и если бы мы имели в своем распоряжении десять возбудителей, которые в качестве отклоняющих факторов определили бы переход ощущения с соответствующей степени ясности к полной смутности, тогда мы могли бы на основании действия отдельного отклоняющего фактора в частном случае вычислить, какую долю максимального внимания наблюдатель отдал предмету. Этот метод громоздок и трудноосуществим; но автор держится того убеждения, что его когда-нибудь удастся с успехом применить.

Между тем для практических целей было изобретено много способов приблизительных определений степени внимания. Ясно, например, что однородность исполнения, сохранение постоянного уровня продуктивности работы без заметного колебания между обоими направлениями показывают выдержанное внимание, в то время как чередование очень хорошей работы с очень плохой показывает колебание внимания. Испытания такого рода ценны в тех пределах, которые они себе отмежевали; но они не могут претендовать на точное психологическое определение степени внимания.

Аккомодация и инерция внимания

Ранее мы видели, что соответствие с содержаниями сознания представляет собою один из определяющих факторов первичного внимания. Из этого факта следует, что если два возбудителя одновременно предложены нашему вниманию, причем один из них согласуется с имеющимися уже представлениями, а другой не согласуется с ними, то они достигнут гребня волны внимания не вместе, а один после другого; тот возбудитель, который подходит к общему характеру сознания, превзойдет своего конкурента. В таких случаях мы говорим о предрасположении, или аккомодации, внимания к известному впечатлению.

Факт аккомодации внимания можно иллюстрировать посредством прибора, изображенного на рис. 5. Метроном с колокольчиком снабжен картонной дугой, радиус которой равняется длине маятника. Шкала с делениями в 5° каждое расположена на окружности таким образом, что нулевая точка соответствует вертикальному положению радиуса. Стрелка из красной бумаги служит указателем. Метроном установлен, положим, на скорость в 72 удара в минуту, и при каждом полном колебании звонит колокольчик. У аппарата, которым пользовался автор, колокольчик звонит тогда, когда стрелка показывает 22°.

Пускают маятник и просят наблюдателя сказать, где находится стрелка в тот момент, когда он слышит звон колокольчика. При первом опыте его просят внимательно следить за движением стрелки; звон колокольчика является чем-то вторичным — он, так сказать, впадает в главный поток зрительных изменений. При таких условиях наблюдатель слышит звон колокольчика, когда стрелка уходит дальше за 22°; в среднем звук слышат только тогда, когда маятник показывает уже 30°. При втором опыте наблюдателя просят внимательно следить за звоном колокольчика. Теперь движение стрелки становится вторичным — ожидаемый звон колокольчика выступает на первый план, а поле движения становится безразличным. При таких обстоятельствах область субъективного совпадения лежит между десятью и пятнадцатью градусами. Очевидно, что если стрелка становится главным предметом внимания, удары колокольчика отодвигаются на задний план, а если объектом внимания станет колокольчик, то на задний план отодвинется стрелка. В первом случае стрелка уходит до 30°, прежде чем станет слышным удар колокольчика (который звонит при 22°); во втором случае колокольчик становится слышным, когда наблюдаемое положение стрелки показывает только каких-нибудь 15°. Специальная аккомодация внимания может отдалить два впечатления более чем на 10° шкалы.

Такой же результат оказывается даже и тогда, если наблюдателю не дают специальных указаний. Циферблат снабжают кругом с делениями, и перед ним может совершать круговое движение стрелка точно так же, как часовая стрелка в настоящих часах. Один раз при каждом повороте, когда стрелка достигает известного значка на шкале, звонит колокольчик. Наблюдатель должен указать, где находится стрелка в то время, когда звонит колокольчик: больше ему не дают никаких инструкций. Он, согласно этому, следит глазами за ходом стрелки и при первом повороте относит звук к какой-нибудь части круга. Второй поворот суживает эту область, третий суживает ее еще больше, пока, наконец, не останется только несколько делений шкалы между субъективным и объективным положением стрелки. Между тем внимание к звуку стало более восприимчивым; наступила аккомодация внимания; наблюдатель предрасположен слышать звук в известное мгновение. Это мгновение приходит; удар колокольчика тотчас поднимается на верхний уровень сознания; вместе с ним приходит и зрительное впечатление, но не при том делении шкалы, с которым оно совпадало объективно, а при том делении, за которое уже перешла стрелка, когда молоток ударял в колокольчик. Здесь происходит как бы скачка на пари к вершине сознания, и звук, пришедший впереди света, который отправился одновременно с ним, приходит вместе с другим световым впечатлением, которое получено несколько раньше. И эта уступка времени, которую получило это второе световое впечатление, обусловлена преимуществом, которое звук приобретает благодаря аккомодации внимания.

Для аккомодации внимания нужно около полутора секунд. Поэтому если в психологической лаборатории требуется быстрое и точное наблюдение, то наблюдателю обыкновенно дают сигнал за какие-нибудь две секунды до появления возбудителя. Это необходимо обыкновенно лишь в том случае, если аккомодация требуется только один раз. Если же раздражение повторяется часто, то внимание в известных, довольно широких пределах в состоянии адаптироваться к скорости следования возбудителей друг за другом. Возможно, например, схватить ритмическую форму звуков, которые образуют ряд, заключающий пять отдельных членов в одну секунду — предельный..; и один в три секунды — предельный… Внимание может аккомодироваться к любой скорости, не выходящей за эти пределы.

Аккомодация заключает в себе инерцию, и мы действительно находим, что легче сохранить известное направление внимания, чем проложить ему новый путь. Легче следить за движением отдельного инструмента в оркестре, если он перед этим играл solo, чем в том случае, когда все инструменты начинают одновременно; можно окончить уже начатый разговор на таком расстоянии, на котором неожиданный вопрос нельзя было бы уже понять; поднимающийся огненный шар можно проследить на таком расстоянии, на котором он в ином случае был бы невидим. Точно так же трудно оторваться от течения своей мысли и отдать все свое внимание письму или посетителю; трудно также после такого перерыва опять углубиться в работу. К сожалению, описание инерции внимания приходится ограничить этими общими местами; специальное исследование ее законов еще не произведено.

Физиологические условия, определяющие внимание

Теории внимания так же многочисленны, как и теории чувства. Некоторые из них разработаны в подробностях и с большим остроумием. Но так как все они в широких размерах умозрительны, то мы укажем здесь лишь в главных чертах то объяснение душевного процесса внимания, которое кажется нам наиболее приемлемым.

Неврологи согласны в том, что одно нервное возбуждение может влиять на другое в двух противоположных направлениях: содействуя и противодействуя ему, или, выражаясь в технических терминах, усиливая и подавляя его. Любой случай нервного возбуждения может служить в качестве элементарной иллюстрации этого положения. Если слабый кожный возбудитель направить на заднюю ногу лишенной мозга лягушки, то действие возбудителя незаметно; член остается неподвижным. Но если одновременно с этим раздражать глаз световым возбудителем, то происходит сильное сокращение мышц ноги. Мы должны предположить здесь, что два возбуждения, осязательное и зрительное, каким-то образом взаимно усилили друг друга. Далее, давление на одну часть тела лягушки вызывает кваканье; а сильное давление на другую часть вызывает мышечное сокращение. Но если оба эти давления производятся одновременно, лягушка и не квакает и не двигается, она вообще не проявляет своего отношения к воздействию возбудителей; не происходит никакой реакции на раздражения. Мы должны допустить здесь, что оба возбуждения интерферируют друг с другом; мы имеем здесь взаимную задержку нервных процессов.

Представляется несомненным, что условия душевного процесса внимания бывают двух родов. Ясные процессы, находящиеся на гребне волны внимания, обусловливаются усилением нервных возбуждений, лежащих в их основе. Равным образом смутные процессы, находящиеся на нижнем уровне сознания, суть те процессы, которые обусловлены взаимным подавлением нервных возбуждений, лежащих в их основе. Душевный процесс внимания обусловлен, таким образом, взаимодействием кортикального усиления и кортикального подавления.

Но если мы спросим о дальнейших подробностях, если мы постараемся создать себе представление о том, что в действительности происходит в коре головного мозга при взаимном усилении и подавлении нервных процессов, то мы опять окажемся во власти умозрения. Вундт, например, полагает, что в лобных долях большого головного мозга содержится особенный кортикальный центр, от которого исходят эти подавления [26] . Его мнение весьма авторитетно и поддерживается очень солидными доказательствами. Несмотря на это, действие того, что он называет апперцепционным центром, в действительности гипотетично. Другие психологи полагают, что процессы усиления и подавления рассеяны более или менее широко по всей коре головного мозга. Но их согласие не идет дальше. Одна недавно опубликованная теория утверждает, например, что ясность и живость ощущения обусловлены сложностью кортикальной организации — многочисленными внутренними сплетениями нервных элементов, чрезвычайной изменчивостью сопротивлений, которые эти элементы оказывают, и теми сменяющими друг друга нервными путями, которые могут быть открыты для обратного возбудительного процесса. Другая теория придает такое же значение этой сложности организации, но пользуется ею в диаметрально противоположном направлении: согласно этой теории, ощущение ясно, когда его возбудительный процесс точно локализован, и оно смутно, когда этот процесс распространен по многим поперечным путям и по многим системам нервных элементов. Нет оснований утверждать, которая из этих теорий правильна и которая ошибочна, как нет оснований утверждать, правильна ли хоть одна из них или обе неправильны. Мы должны поэтому воздержаться от заключения, пока не узнаем больше о физиологическом механизме подавления и усиления.

26

Вундт объясняет внимание только подавлением, а не подавлением и усилением.