Психоз 2
Шрифт:
Можно сыграть и другие роли, и Джан собиралась это сделать. Вопрос заключается лишь в том, как этого добиться, именно об этом она сейчас и размышляла. Будь похитрее.
Виццини, может, и мерзавец, но отнюдь не дурак. Теперь, когда работа над фильмом началась, он сменил пластинку. Он потратил слишком много сил, пробивая этот проект, чтобы теперь все испортить заигрыванием с ней. А присутствие на репетиции Моргана говорило о том, что Виццини намерен наконец заняться делом.
И насчет охраны он не солгал. Когда Джан подъехала к воротам студии, то увидела двоих охранников вместо одного. Тот, что был помоложе, внимательно изучил бейдж на лобовом стекле ее машины и только потом
Это вселило в нее ощущение покоя; теперь было не о чем волноваться. Ни сегодня, ни впредь. Наступили прекрасные времена — она была на взлете, готовая к встрече с будущим.
Сквозь туман Джан увидела, что большие раздвижные двери павильона закрыты. В проеме боковой двери стоял Санто Виццини и улыбался ей. Когда она подошла, он взглянул на часы.
— Как раз вовремя, — сказал он. — Хороший знак, согласны?
Джан кивнула. Она хотела быть любезной, не забывая, однако, об осторожности. Будь осторожна и контролируй себя. Не веди себя как испуганный котенок…
«Да забудь ты про котенка, — сказала она себе. — Тут уже ничего не поделаешь».
Виццини отступил в сторону и жестом пригласил ее на сцену.
После чего закрыл дверь.
32
Клейборн сидел в машине и ждал.
Здесь, на вершине холма, туман висел сплошной серой массой. Клейборн смотрел на изгибавшуюся дорогу и едва мог различить контуры ограждения по ее краям.
Он взглянул на часы. Пять минут девятого.Где же Рой Эймс?
Клейборн опустил стекло и стал прислушиваться, не подъезжает ли машина, но с тихой улицы внизу не доносилось ни звука. Спустя минуту он ощутил холод и поднял стекло.
Оно защищало его от сырости и темноты, но мысли, возможно, проникшие внутрь вместе с туманом, не покидали его. И мысли эти были холоднее тумана, темнее ночи. Мысли о крадущемся Нормане, о Нормане с ножом. Он чувствовал его присутствие, чувствовал, что тот где-то здесь, затаился и выжидает.
Не дай своему воображению унести тебя чересчур далеко. [116]
Хороший совет, но что он означает? Что такое воображение и как его отличить от мысли? Может, это не менее правомерный способ восприятия действительности, чем мышление или ощущение? Ты ведь профессионал, так выдай какой-нибудь ответ.
116
Не дай своему воображению унести тебя чересчур далеко (букв.«улететь вместе с тобой») — английская поговорка.
Но у него не было ответа. За долгие годы работы он утратил способность разбираться в терминологии и едва ли мог отличить аллюзию от иллюзии.
Cogito, ergo sum. [117] Я мыслю, следовательно, я… что? Разумное существо? Но человек не разумен. Этому Клейборна научил опыт. Человек живет инстинктом, интуицией, и сам он — не исключение. Все, что дало ему образование, это набор терминов, понятный лишь посвященным. Он не мог вылечить сам себя, потому что толком себя не знал. Все, что есть у человека, это сознание, а сознание — явление преходящее; мы теряем его во сне, изменяем с помощью наркотиков, искажаем, эмоционально реагируя на что-либо, наконец, полностью отказываемся от него, когда более могущественные силы, скрытые внутри нас, берут верх. Сознание —
это как стекло в окне: хрупкая защита, выставленная против тумана. Но туман есть и будет, вот он, снаружи, поджидает.117
Мыслю, следовательно, существую (лат.).
Cogito, ergo sum— знаменитое изречение французского философа и математика Рене Декарта (1596–1650), которое впервые встречается в его трактате «Рассуждение о методе, имеющее целью верно направлять разум и отыскивать истину в науках» (1637) во французском варианте: «Je pense, done je suis». Впоследствии было повторено по-латыни в «Первоначалах философии» (1644, I, 7, 9).
Забудь о теории, забудь о логике. Попытайся увидеть то, что таится в тумане.Клейборн вздохнул, представляя себе, кого мог скрывать густой туман минувшей ночи. Котенка, спрятавшегося под деревом, человека с ножом. Норман, которому помешали добраться до Джан, обратил свое оружие против котенка. А почему бы и нет? Ночью все кошки серы…
В окно машины постучали. Он повернулся и увидел, как кто-то отдернул от стекла руку и приблизил к нему лицо.
— Эй, просыпайтесь! — произнес Рой Эймс.
Клейборн открыл дверь и вышел из машины.
— Я не спал, — сказал он. И тут же отметил про себя, что это подтверждает его вывод. Как легко можно потерять сознание… Эймс подъехал, а он и не слышал. Да любой мог бы подкрасться к нему под покровом тумана — даже Норман…
Клейборн отогнал от себя эту мысль и взглянул на часы.
— Десять минут девятого, — пробормотал он. — Вы опоздали.
— Извините, — сказал Эймс.
Ночной воздух был сырым и холодным. Клейборн повернулся и направился к входной двери.
— Ничего. Идемте в дом. Надеюсь, он предложит нам чего-нибудь выпить.
Эймс последовал за ним. Подойдя к двери, он нажал на кнопку звонка, и за дверью раздалась серебристая трель.
С минуту они стояли на темном крыльце. Затем Эймс позвонил еще раз. Звонок послушно отозвался, но к двери никто не подошел.
— Что бы это значило? — пробормотал Эймс. — Может, он передумал с нами встречаться?
— Сомневаюсь. — Клейборн окинул взглядом жалюзи на окне. — Внутри горит свет.
Эймс стукнул кулаком по двери, и та открылась.
— Не заперто, — сказал он. — Идемте.
В просторном двухэтажном холле они увидели лестницу с белыми перилами, которая, изгибаясь, убегала вверх возле дальней стены. Из-за дверей по обе стороны холла пробивался свет.
Рой Эймс приставил ко рту ладони.
— Есть кто-нибудь дома?
Ответа не последовало. Но тишину нарушали звуки музыки, доносившиеся справа из-за двери.
— Не слышит, — сказал Клейборн. — Наверное, смотрит телевизор.
Они вышли на середину холла, потом спустились по ступенькам, покрытым ковром, в небольшой кабинет, располагавшийся поодаль. Внутри никого не было, однако на экране, висевшем на стене, мелькали фигуры, а из динамиков слышалась мелодия заключительной части «Пиний Рима». [118]
— Здесь кто-то был. — Клейборн кивком указал на стулья, расставленные вокруг кофейного столика в центре комнаты, и на скопление стаканов и пепельниц на столешнице.
118
«Пинии Рима»(1924) — симфоническая поэма итальянского композитора, мастера оркестровой звукозаписи Отторино Респиги (1879–1936).