Псы войны. Гексалогия

– - Я из чека, -- сказал он.

– - Что он хочет? -- крикнула женщина из кассы.

– - Человеку надо позвонить по телефону, -- ответил аптекарь, суетливо сдвигая очки в прежнее положение.

– - И что с того? Пусть идет на почтамт!

– - Зачем ему идти на почтамт, если он может позвонить отсюда? -- неуверенно возразил аптекарь.

– - Я когда-нибудь умру от разрыва сердца! -- решительно заявила женщина. -- Ты готов пустить в дом каждого первого встречного. Здесь же не телефонная станция! Здесь торгуют лекарствами!

– - Она меня будет учить, чем здесь торгуют, а чем не торгуют! -- проворчал аптекарь и открыл дверцу стойки. -- Идите же.

Деревянный, по форме и сам напоминавший домашнюю аптечку аппарат висел на стене в большой полутемной комнате, где пахло эфиром, валерьяной и карболкой, а на столах в беспорядке стояли фарфоровые кружки и штанглассы из синего толстого стекла.

Алексей завертел ручку телефона. Аптекарь потоптался у стола и, убедившись, что посетитель действительно вызвал ЧК, вышел из комнаты.

Голос дежурного был едва слышен. Он с трудом пробивался сквозь треск и шипение мембраны.

Алексей вжимал губы в медный рожок микрофона, забранного тонкой проволочной сеткой:

– - Передайте Иннокентьеву или Оловянникову: в порту на элеваторе предательство! Пусть примут меры! Сегодня ночью его собираются спалить... Вы поняли меня? Пожар, говорю! По-жар!.. Ну да! Сегодня ночью! Там кто-то орудует. Пусть как следует обшарят весь элеватор... Элеватор пусть обшарят, говорю! И нужно усилить охрану! Все поняли?.. Охрану усилить!..

– - Кто передает? -- донеслось издалека.

– - Скажите, херсонец.

– - Кто?

– - Херсонец. Так и передайте, они поймут.

– - Будет сделано... -- прохрипело вдали.

Ты сам-то цел? -- спросил он грубо, впервые обращаясь к Алексею на "ты".

– - Тоже немного задело...

– - А ну, покажи!

Резничук прибавил огоньку в лампе. Алексея внимательно обследовали.

– - Вон где скребнула, -- сказал Резничук, запуская палец в рваную прореху на его рукаве. -- Рядышком прошла, чуть бы левей -- и каюк!

Он принес марлю и помог Алексею забинтовать руку.

– - Давай, Седой, обмоем удачу, -- сказал Шаворский.

Только теперь Алексей заметил, что Шаворский пьян. Глаза его лихорадочно блестели, движения были размашисты и неточны. Он достал из кладовки четвертную бутыль, расплескивая, налил спирт в кружки, одну придвинул Алексею:

– - Пей! Чистый, медицинский, из личных погребов... Помянем раба божьего Микошу, имевшего в незапамятные времена христианское имя Николай!.. -- Выпив, он с хрипом выдавил воздух из обожженной глотки и, не закусывая, помотал головой. -- Убили, значит?.. Та-ак... Ничего-о: в сражениях потери неизбежны... Но бой выигран! Слышите, вы? Бой выигран!.. -- заорал он.

– - Поаккуратнее, Викентий Михайлович! -- попросил Резничук, боязливо оглядываясь на дверь,

Шаворский громыхнул кулаком по столу:

– - Не учить меня, холуй! -- и неожиданно приказал: -- Гаси свет!

Резничук поспешно задул лампу. Шаворский сдернул маскировку с окна, толчком распахнул раму.

Сквозь черные кусты нездоровым воспаленным багрянцем просвечивало небо.

Город медленно оправлялся после военной разрухи. Кое-где ремонтировались дома. В порту отшвартовывались первые восстановленные пароходы. По утрам все новые дымки возникали в одесском небе над фабричными трубами. Одесса жила нелегкой трудовой жизнью, не подозревая, что в недрах ее зреют очажки страшной белогвардейской заразы, которая грозит одним ударом свести на нет усилия ее строителей...

а Солтысом укрепилась почему-то насмешливая кличка "Хабарник", а Панас Киршуло был известен главным образом тем, что имел жен почти в каждой деревне, которую посещал. Время от времени какая-нибудь из жен наведывалась к другой в гости, била стекла в хате соперницы, и, выдрав друг у друга по клоку волос, они расставались, так и не поделив любвеобильного атамана. А слухи об этих сражениях потом долго ходили по округе, потешая местных жителей.

Профсоюз "Местрам" ("местный транспорт") объединял одесских транспортных рабочих

Патэ -- Журнал -- французская кинохроника. На ее рекламных афишах писалось: "Патэ-журнал все видит, все знает"

Вместе с портным листовки Хоннегера расклеивал кабатчик Жюль Модрю. В ту же ночь мы повесили обоих предателей на ветке большого дуба.

Мы потеряли в схватке трех человек убитыми, и шесть было ранено. Три девушки исчезли: Роза, Мишель Одуй и Жаклина Прэль, племянница Марии. Но зато после ночного налета все жители деревни и окрестных ферм решительно встали на нашу сторону.

Бандиты оставили на месте схватки двух убитых, два автомата, револьвер и значительное количество патронов. На рассвете совет единогласно объявил Шарля и Жоашема Хоннегеров вместе со всеми их сообщниками вне закона и отдал приказ о мобилизации. Однако неожиданные события заставили нас отложить наступление на замок.

Двенадцать добровольцев ходили на разведку к замку и были встречены очередью двадцатимиллиметрового пулемета. В доказательство они принесли неразорвавшуюся пулю.

–  Теперь вам ясно? - спросил Луи Морьер, подбрасывая ее на ладони. - Оружие у этих каналий гораздо лучше нашего. Против таких штучек у нас только ружья для охоты на кроликов да еще мегафон для убеждения... Единственное серьезное оружие - это винчестер папаши Борю.

–  И два автомата, - добавил я.

–  Для ближнего боя. А драка предстоит серьезная.

–  Мерзавцы! Неужели они посмеют?..

–  Посмеют, старина, посмеют! Нас около пятидесяти, и вооружены мы чем попало, а у них человек шестьдесят. Вот если бы Констан был здесь!..

мой дядя - майор артиллерии запаса

Вскоре наша маленькая армия во главе с Бевэном выступила в поход на замок.

Первая неделя прошла в незначительных стычках. Все это время на заводе лихорадочно кипела работа. На девятый день мы с Мишелем приехали на позиции.

Ползком мы добрались до гребня; его обстреливал двадцатимиллиметровый пулемет.

Со стороны противника, размахивая носовым платком, шел человек. Папаша Борю встретил его на ничейной земле и отконвоировал к командиру. Это оказался Шарль Хоннегер собственной персоной.

–  Что вам угодно? - спросил Бевэн.

–  Я хочу говорить с вашими главарями.

–  Перед вами четыре "главаря".

–  Мы против бесполезного кровопролития. Предлагаем следующее: распустите Совет, сложите оружие и передайте власть нам. Тогда вам ничего не будет.