Птица не упадет

Оба не узнали друг друга. Фергюс, постарев, превратился в серую карикатуру на самого себя, и ему на глаза сползла матерчатая шапка. Марк был в незнакомом мундире, пыльный и окровавленный, и тоже изменился: юноша стал мужчиной.

Марк был выше, но весили они одинаково, и Фергюсом овладел страшный, неистовый, безумный гнев, который придавал ему сверхчеловеческую силу.

Он прижал Марка к перилам и наклонил его голову над открытым стволом шахты, но Марк не выпускал его руку с пистолетом, и оружие было направлено вверх, выше головы.

Фергюс громко всхлипнул, собирая всю свою жесткую силу, силу тела, закаленного тяжелым физическим трудом и объятого пламенем гнева, печали и отчаяния.

Марк чувствовал, как скользят его ноги; подбитые гвоздями каблуки скрипели на стальной ступеньке лестницы, тысяча футов разверстой пропасти гипнотически влекли его к себе.

Над ними снова закричала Хелен, и этот звук, словно иглой, пронзил мозг Фергюса, он вздрогнул, и его тело изогнулось в мощной спазме, которую Марк не мог и надеяться сдержать. Он перелетел через перила, но по-прежнему одной рукой сжимал запястье руки Фергюса с пистолетом, а другой обхватил его за плечи.

Они скользили в пустоте, сплетенные в ужасной пародии на объятие влюбленных, но, когда падение началось, Марк зацепился обеими ногами за перила, как акробат на трапеции, и рывком остановился, повиснув вниз головой над стволом шахты.

Сила собственного удара перенесла Фергюса через противника, он перевернулся в воздухе и вырвался от Марка, державшего его за плечи.

И так резко остановился, что рывок едва не выворотил руку Марка из плечевого сустава, но какой-то животный инстинкт помешал Марку разжать пальцы, державшие запястье Фергюса.

Они раскачивались над черной пропастью ствола: ноги Марка цеплялись за перила, а следующее звено цепи представлял висящий на его руке Фергюс.

Фергюс запрокинул голову, его шапка слетела, волосы соскользнули с лица. Он смотрел на Марка, а Марк от потрясения едва не разжал руку.

— Фергюс! — прохрипел он, но в глядевших на него безумных глазах не было узнавания. — Попробуй ухватиться! — просил Марк, раскачивая Фергюса, чтобы подвести его ближе к лестнице. — Хватайся за перила!

Он знал, что не сможет долго держать Фергюса: удар при падении вывернул и ослабил ему руку, кровь приливала к голове, он чувствовал, как разбухает его лицо, начинает ломить в висках, а черная голодная пасть ствола продолжала тянуть к себе; Марк пошарил второй рукой и ею тоже схватил Фергюса за запястье.

Фергюс повернулся, но, вместо того чтобы вцепиться в перила, свободной рукой перехватил пистолет.

— Нет! — закричал Марк. — Фергюс, это я! Это я, Марк!

Но Фергюс ушел за грань безумия. В левой руке он держал пистолет и силился нажать спусковой крючок.

— Убить их! — бормотал он. — Убить всех штрейкбрехеров!

Он поднял пистолет, чтобы выстрелить в противника, и при этом медленно поворачивался, зависнув над пропастью на руке Марка.

— Нет, Фергюс! — закричал Марк. Ствол пистолета нацелился ему в лицо. На таком расстоянии пуля снесет половину головы; Марк видел, как Фергюс нажимает на спусковой крючок; костяшка его пальца побелела от напряжения.

Он разжал руки, выпуская запястье Фергюса из пальцев.

Фергюс, вращаясь, быстро полетел вниз. Револьвер так и не выстрелил, а Фергюс отчаянно закричал.

По-прежнему вися вниз головой, Марк смотрел на Фергюса; руки и ноги у того вращались, как спицы в колесе, он быстро уменьшался в размерах, и отчаянный крик звучал все тише; наконец темная точка, пылинка, неожиданно исчезла во мраке, заглох и крик.

Марк висел в наступившей темноте, как летучая мышь; смаргивая пот, он много секунд не мог собраться с силами, чтобы пошевелиться. Его привел в себя продолжительный болезненный стон с платформы наверху.

Заставляя тело повиноваться, Марк ухватился руками за перила и подтянулся. Наконец он смог перевалиться на лестницу и встать на подгибающиеся ноги.

Хелен, оставляя темный влажный след, подползла к краю платформы. Ее защитного цвета брюки промокли от крови, которая все лилась и образовала расползающуюся лужу вокруг того места, где она сидела.

В позе крайней усталости она легла рядом с треножником «виккерса» и закрыла глаза.

— Хелен, — позвал Марк, и она открыла глаза.

— Марк, — прошептала она, но без удивления.

Она будто ждала его. Лицо Хелен было смертельно бледным, губы словно окружены инеем, кожа блестела, как лед.

— Почему ты меня бросил? — спросила она.

Марк неуверенно приблизился. Нагнулся к ней, взглянул на нижнюю часть тела и почувствовал, как рвота подступает к горлу.

— Я тебя правда любила, — голос ее был очень тихим, дыхание легким, как ветер в пустыне на рассвете, — а ты ушел.

Он протянул руку, чтобы развести ей ноги и посмотреть рану, но не смог заставить себя.

— Ты больше не уйдешь, Марк? — спросила она едва слышно. — Я знала, что ты ко мне вернешься.

— Не уйду, — пообещал он, не узнавая свой голос, и на ее ледяных губах появилась улыбка.

— Обними меня, Марк, пожалуйста. Я не хочу умирать одна.

Он неловко положил руку ей на плечи, и голова Хелен качнулась к нему.

— Ты меня когда-нибудь любил, Марк, ну хоть немного?

— Да, любил, — ответил он. Ложь легко слетела с языка.

Неожиданно между ее бедер с журчанием хлынула более светлая кровь. Это лопнула поврежденная артерия.

Хелен вздрогнула, ее глаза широко распахнулись, потом тело обмякло, и голова упала.

Эти открытые глаза были темны, как ночное небо. Марк увидел, как ее лицо изменилось. Казалось, оно растаяло, точно белый свечной воск, который слишком близко поднесли к огню, оно текло, дрожало, изменялось; теперь это было лицо мраморного ангела, гладкое, белое и удивительно прекрасное — лицо мертвого мальчика из далекой страны, и ткань сознания Марка начала рваться.

Он закричал, но из его горла не вырывалось ни звука; крик звучал глубоко в душе; лицо было абсолютно бесстрастным, глаза сухими.

Так его и нашли час спустя. Когда первый солдат осторожно поднялся на верх стальной башни, Марк неподвижно сидел, держа в объятиях мертвую женщину.

* * *

— Ну вот, — сказал Шон Кортни, — повесили Таффи Лонга!

Он гневно сложил газету и бросил на пол павильона рядом со стулом.

В темной блестящей листве дерева локвы над ним маленькие птицы острыми клювами высасывали нектар из цветов, и их крылья трепетали, как у мотылька возле свечи.