Птица солнца

– Они нападут на нас, Бен? – Салли уже оделась.

– Нападут, если мы сделаем что-нибудь неправильно. Мы не знаем, насколько священно для них это место. Лишь бы их не напугать – их пугали и преследовали две тысячи лет.

– О Бен… – Она придвинулась ко мне, и даже в тревоге я наслаждался тем, что она надеется на меня.

– Они… не убьют нас?

– Это дикие бушмены, Салли. Если угрожать дикому животному, оно нападет. Мне нужно найти возможность поговорить с ними. – Я осмотрелся в поисках чего-нибудь, что сгодилось бы в качестве щита, чего-нибудь такого, в чем застряла бы стрела с отравленным наконечником. Причем ядом, вызывающим медленную, но неминуемую смерть в страшнейших муках. Я выбрал кожаный футляр теодолита, разорвал его по швам и расправил, чтобы получить большую площадь. – Иди за мной, Сал. Держись рядом.

Она положила руку мне на плечо, и я медленно двинулся по проходу в скале, освещая фонарем и осматривая каждую тень и каждое углубление, прежде чем пройти. Свет вспугнул летучих мышей, они с писком метались у нас над головами. Салли все сильнее сжимала мне плечо, но наконец мы добрались до ствола, закрывавшего выход.

Мы протиснулись наружу; яркий солнечный свет больно ударил по глазам. Я тщательно осматривал каждый ствол в роще, каждый пучок травы, каждую ямку или возвышение на поверхности – ничего. Но бушмены были здесь, я знал это, ждали в укрытии; терпеливо и сосредоточенно – самые искусные охотники Земли.

Мы добыча, что правда, то правда. Здесь, на пороге Калахари, общепринятые нормы поведения неприменимы. Я вспомнил судьбу экипажа «дакоты» – самолета военно-воздушных сил ЮАР, десять лет назад совершившего вынужденную посадку в пустыне. Семью бушменов, которая сделала это, разыскали, я летал в Габороне и был переводчиком на суде. На суде бушмены не снимали повязки из парашютного шелка, и, когда они отвечали на мой вопрос, лица у них были детские, доверчивые, невинные:

– Да. Мы убили их.

Запертые в современной тюрьме, как птицы в клетке, они погибли через двенадцать месяцев, все. Воспоминание об этом ужасало, и я постарался отвлечься.

– Слушай меня внимательно, Салли. Ты должна оставаться здесь. Что бы ни случилось. Я выйду к ним. Поговорю. Если… – я поперхнулся и вынужден был откашляться… – если в меня попадет их стрела, у меня будет около получаса, прежде чем… – я не договорил. – Я успею добраться до «лендровера» и вернуться за тобой. Ты умеешь вести машину. Тебе не составит труда проехать по нашему следу в котловине Макарикари.

– Бен, не ходи. О боже, Бен, пожалуйста.

– Они будут ждать, Сал. До темноты. Надо идти сейчас, при свете дня.

– Бен…

– Жди здесь. Что бы ни случилось, жди здесь. – Я стряхнул ее руки и вышел из отверстия.

– Мир, – обратился я к ним на их языке. – Между нами нет вражды. – Я сделал шаг в солнечном свете. – Я друг. – Еще один медленный шаг, вниз по изогнутым корням сикамора. Расправленный футляр теодолита я держал перед собой. – Друг! – обратился я снова. – Я вашего народа. Я вашей семьи.

Я медленно пошел по молчаливой враждебной роще. Никакого ответа на мои слова, ни звука, ни движения. Впереди упавшее дерево. Я начал пригибаться к нему, испытывая сильнейшее напряжение и страх.

– У меня нет оружия, – сказал я. Роща стояла в послеполуденной тишине, молчаливая и зловещая.

Я уже почти скрылся за деревом, когда услышал щелчок спущенной тетивы. Я нырнул в убежище за мертвым стволом. Возле моей головы в тишине прожужжала стрела. Уткнувшись лицом в землю, я трепетал от страха перед неминуемой смертью, пролетевшей мимо.

Сзади послышались шаги: кто-то бежал. Я повернулся, готовый защититься.

Нарушив мои инструкции, от сикамора ко мне бежала Салли, смертельно бледная от ужаса, ее рот был раскрыт в безмолвном крике. Она увидела, что я упал и лежу неподвижно. Мысль о том, что я мертв, вызвала у нее панику. Когда я шевельнулся, она поняла свою ошибку и остановилась, осознав собственную уязвимость.

– Назад, Салли! – крикнул я. – Назад!

Ее неуверенность превратилась в отчаяние, она замерла на полпути от входа в пещеру, не зная, что делать.

Краем глаза я увидел, как из травы в пятидесяти шагах от Салли поднимается бушмен, маленькая желтая фигурка. Он уже наложил стрелу на тетиву, прицелился и на секунду застыл, прежде чем выстрелить.

Я нырнул в пространство, разделявшее нас с Салли, и в тот же миг бушмен пустил стрелу. Стрела и я двигались пересекающимися курсами, по двум сторонам треугольника, а в вершине была Салли.

Я видел, как стрела летит Салли в живот, и понимал, что не успею. В отчаянии я бросил кожаный чехол. Он полетел – медленно, поворачиваясь в воздухе. Стрела ударилась в него, смертоносный железный наконечник, вымазанный ядом, застрял в прочной коже. И стрела, и чехол упали у ног Салли, не причинив вреда; я подхватил Салли на руки и, согнувшись под ее весом, заторопился в укрытие, за упавший ствол.

Бушмен по-прежнему стоял на коленях в траве. Он протянул руку за плечо, достал из колчана другую стрелу, привычным движением наложил ее на тетиву и натянул.

Теперь увернуться было невозможно, но я продолжал бежать. Запела тетива, стрела отправилась в полет, и я ощутил сильный удар в шею. Я понял, что стрела попала в цель; с Салли на руках я упал за мертвый ствол.

– Похоже, он попал в меня. – Стрела свисала мне на грудь; я откатился от Салли. – Переломи древко, но не пытайся вытащить.

Мы лежали, глядя друг другу в глаза, разделенные несколькими дюймами. Теперь, уже мертвец, я не испытывал страха. Все кончено. Даже если в меня попадет еще десять стрел, судьба моя не изменится. Остается только обезопасить Салли, пока яд не начал действовать.

Салли дрожащими руками взялась за хрупкое древко, неохотно приподняла его – и тут лицо ее прояснилось.

– Твой воротник, Бен. Она застряла в воротнике куртки. Она тебя не коснулась.

Чувствуя сильнейшее облегчение, я провел руками по древку стрелы и понял, что еще жив. Я осторожно лег на бок. Салли удерживала острие стрелы подальше от моего тела, а я кое-как выпростался из своей легкой куртки защитного цвета. С отвращением посмотрел на страшную самодельную смерть с железным наконечником, на липкий, похожий на патоку яд, покрывавший этот наконечник, и швырнул куртку и стрелу в сторону.

– Господи, еще чуть-чуть и… – прошептал я. – Слушай, Сал. Мне кажется, он там один. Молодой человек и, вероятно, напуган не меньше нас. Попробую снова поговорить с ним. – Я прополз вперед, оставаясь в укрытии, и убедительно, насколько позволяло пересохшее горло, заговорил. – Я твой друг. Хоть ты и послал в меня свои стрелы, я не стану воевать с тобой. Я жил с твоим народом, я один из вас. Откуда иначе мне знать твой язык?

Гробовая, непроницаемая тишина.

– Откуда иначе мне знать твой язык? – повторил я, напрягая слух в ожидании ответа.