Птицелов

Зрители стали расходиться — тихо, словно подавленные произошедшим. Марвина больше не оскорбляли, и то брошенное гнилое яблоко так и осталось единственным.

Словно все прекрасно понимали, что унизить его сильнее уже попросту невозможно.

Вскоре Марвин остался один, не считая суетившихся слуг, которые понемногу начинали прибирать ристалище. Какое-то время он стоял всё так же неподвижно, глядя на палатку, в которой скрылся раненый победитель. Потом его взгляд упал на копьё, принесшее ему столько славы и столько позора. И вслед за ним — на валяющуюся в пыли синюю ленту Бьянки.

— Это мой позор, — сказал он непослушными губами. — Это… только мой…

А надо уметь проигрывать, малыш.

Рука в промокшей перчатке сгребла песок, выуживая из него обломок копья с окровавленным наконечником, блестевшим на солнце.

— Сэйр Лукас из Джейдри, — проговорил Марвин Фостейн, навсегда отпечатывая в памяти это имя. — Не льстите себе, мессер. Я ещё не проиграл.

Шелест матерчатых створок палатки слился с окружающей суматохой, но Лукас всё равно расслышал его среди прочих звуков. И знал, кто явился справиться о нём, — хотя и лежал с закрытыми глазами.

— Ну как ты, жив?

— Прочь, — сказал Лукас, не открывая глаз.

— Но, мессер, ваша рана!.. — заголосил лекарь, и Лукас открыл глаза.

Лекаря тут же будто ветром сдуло. Оруженосец догадался последовать за ним.

Они остались наедине.

— Когда я спросил, будешь ли ты участвовать в турнире, я не имел в виду подобное представление, — сказал Дерек, подходя ближе.

— А что ты имел в виду? Ты же знаешь, по-другому я не умею, — ответил Лукас, приподнимаясь. От тугой обвязки вокруг рёбер немного спирало дыхание. Ледоруб забери этого костоправа, всё-таки схалтурил. Дерек заметил мимолётную гримасу Лукаса и спросил:

— Серьёзная рана?

— Да царапина, — раздражённо бросил Лукас, садясь. У него немного кружилась голова, но в целом он чувствовал себя нормально. Если его что и беспокоило сейчас, то отнюдь не разодранный бок.

— Хорошо, что ты заглянул, — сказал он. — Я и сам думал тебя потом поискать.

— Вряд ли нашёл бы. Я немедленно выезжаю — пришла срочная депеша из Таймены.

— Ясно, — сказал Лукас, поудобнее устраиваясь в подушках, которыми была обложена походная постель. — Я видел герцогиню. Последняя капля, да?

Дерек не ответил. Лукас не смотрел на него. Потом наконец спросил — вполголоса:

— Дерек, где ты раздобыл этого мальчика?

— О чём ты? — очень натурально удивился тот.

— Правильнее спросить — о ком, раз уж ты вздумал поломать комедию. Но вздумал ты это зря.

— Лукас, я правда здесь ни при чём, — пожал плечами Дерек. — Этот мальчишка всегда участвует в крупных турнирах.

— Зато я в них участвую далеко не всегда! — резко сказал Лукас. — И не всегда сталкиваюсь с подобным противником.

— Подлецами всегда мир полнился. Не пойму, с чего бы тебе…

— Подлецами? — переспросил Лукас и тихо, ласково улыбнулся. Дерек, перехватив эту улыбку, смолк на полуслове. — Дерек, не делай из меня дурака. Ты знаешь, я этого очень не люблю.

— Я в самом деле не пойму…

— Ладно, я тебе объясню. Двадцать лет назад на турнире в Мерлонизе я сделал то же, что этот мальчишка сегодня.

— То есть? Ударил в спину?

— Не совсем. Но тоже использовал грязный приёмчик. А перед этим сорвал с рукояти меча ленту моей дамы.

— Треклятье Ледоруба! — выругался Дерек. Лукас сухо улыбнулся.

— Не сквернословьте, мессер магистр, патрицианцу это не к лицу. Тем более что я рассказывал тебе об этом. Лет десять назад, но, полагаю, ты не забыл.

— Я действительно не помню, Лукас.

— Почему-то я тебе не верю.

На лице Дерека появилась скучающая отстранённость, а в глазах снова повеяло холодком — как вчера, в галерее, когда Лукас думал о том, до чего же время меняет людей… или, напротив, не меняет вовсе.

— Хотя, честно говоря, это странный жест, — негромко проговорил Дерек. — Сорванная лента… Трудно нанести даме более тяжкое оскорбление.

— Чтобы спасти деревню, надо её уничтожить, — усмехнулся Лукас. — Если обстоятельства толкают тебя на поступок, который большинство сочтёт низким, ты вправе совершить его или не совершить. Но не вправе пятнать им честь женщины, которая никак в этом не замешана.

— Ты его оправдываешь? — наморщил лоб Дерек.

— Нет. Я объясняю тебе ход его мыслей. Потому что в бытность свою семнадцатилетним щенком рассуждал именно так.

— Хорошо, что теперь ты думаешь иначе.

— С чего ты взял? — Лукас насмешливо изогнул бровь. — Если бы я думал иначе, то никогда бы не побеждал. Побеждают только те, для кого победа важнее всего остального.

— Не припомню, чтобы в молодости тебя тянуло на демагогию.

— Правда? Ну, значит, это приходит с возрастом.

— И тем не менее, — произнёс Дерек, — это всё равно не объясняет, с чего тебе вздумалось подозревать меня в манипуляции.

— Не подозревать, Дерек. Теперь я это просто знаю.

— Я не собираюсь оправдываться.

— Я этого от тебя и не жду.

Между ними снова повисло неприятное, неуютное молчание, которое Лукас отметил ещё вчера. Что ж, некоторые вещи и впрямь меняются…

— Как ты думаешь, — спросил он, заранее зная ответ, — на чью сторону этот мальчишка встанет в будущей войне?

— Без сомнений, на сторону короля. Во-первых, ему теперь надо будет очень постараться, чтобы загладить сегодняшнюю провинность. А во-вторых, он вассал Годвина, Годвин тоже не станет разбрасываться только-только возвращённой милостью… Стало быть, у парня просто не будет выбора. И в отличие от тебя, у него в этом смысле довольно чёткие представления о чести.

— Да, — ответил Лукас. — К сожалению.

Он сел, потом поднялся на ноги, с силой провёл ладонями по забинтованному торсу, удовлетворённо кивнул.

— Глаз у мальчишки острый, — улыбнулся Дерек.

— А вот рука не столь быстра, как ты говорил, — бросил Лукас и потянулся за рубашкой. Дерек молча следил, как он одевается.

— Так что я могу передать моим братьям? — спросил он наконец.

Лукас задумчиво зашнуровал ворот, неспешно оправил рукава. Его лицо, и без того обычно бледное, ничуть не изменилось ни в выражении, ни в краске, и, не видя бинтов, нельзя было даже заподозрить, что четверть часа назад он истекал кровью.