Птичий глаз

— Пошел вон! — она подскочила с кровати и принялась выталкивать Щегла из комнаты.

На Сороке были надеты пижамные штаны и майка, а похожа она была на новорожденного галчонка. Ее волосы, что чаще всего были собраны в высокий пучок, теперь были распушены в разные стороны. Она уперлась руками в грудь Щегла и начала выпихивать его из дверного проема. Из приличия он мог бы и сам выйти, но из-за пестрой комнаты и внезапного пробуждения Сороки растерялся и замер на месте. Навалившись всем телом, Сорока за раз вытолкнула его из комнаты и устало вздохнула.

— Что встал? Проваливай! — захлопнув дверь за своей спиной, она ткнула пальцем в грудь Щегла. — Я, по-моему, упоминала, что вам всем сюда нельзя.

— Я… прости, — Щегол протер глаза. — Это так красиво.

— Ты хотел что-то или пришел побесить меня? — Сорока нахмурилась и еще раз толкнула Щегла как можно дальше от двери в комнату.

— Сокол собирает всех внизу. Мы узнали, кто такой Герман Жуков.

Сорока раскрыла рот, и тут же ее гнев сменило удивление. Она поспешно закивала, а после скрылась за дверью, чтобы привести себя в порядок. Щегол еще несколько секунд стоял перед ее дверью, чтобы сопоставить в голове образ Сороки и ее комнату. Она совершенно не вписывалась к этой ауре стервозной и язвительной девушке, что ставит себя превыше всего. Комната скорее была похожа на детскую или общую в каком-нибудь детском саду, где на всеобщее обозрение выставляются поделки и рисунки маленьких детей. Почему она оберегает эту комнату от любого малейшего вмешательства и превращается в сторожевую собаку, если кто-то даже мельком взглянет на это. Вопросов становилось больше, а утро все сильнее походило на парадокс. Хотя и начиналось все чуть менее парадоксально и более реалистично.

Щегол проснулся раньше обычного и встретил рассвет на подоконнике в общей комнате второго этажа, предварительно заварив себе кружку чая. Солнце медленно поднималось из-за горизонта и окрашивало светлое небо в розово-оранжевые оттенки. Приоткрыв форточку, в которую обычно курит Сизый, Щегол прикрыл глаза от встречного прохладного ветерка, что развеивал пар, исходящий от кружки горячего чая. Безмятежное утро перестает быть безмятежным, когда вчера ты ходил по лезвию, а сегодня запросто можешь стать тем, кого оно раскромсает. Из их общей комнаты послышались какие-то звуки, и Щегол обернулся. Вслед за звуками он услышал шепот и какую-то возню, что сопровождалась шорохом. Теперь уже Щегол не мог спокойно наслаждаться рассветом, отодвинув тревожные мысли в самый укромный уголок. Ожидание было недолгим, и вскоре в общую комнату вывалился растрепанный Сизый в одних шортах.

— Звонил Огинский, — его дыхание никак не могло прийти в норму. — Он нашел Германа Жукова.

Кружка с чаем чуть не полетела на пол, но Щегол вовремя сориентировался и поставил ее на подоконник.

— Буди Чижа, — Щегол прокашлялся и протер глаза. — Пусть он сам расскажет Соколу, так правдоподобнее. Якобы ему рано утром пришло озарение, и он все узнал.

— Да, да, — Сизый оперся о письменный стол. — Почему мне так волнительно?

— Скоро все закончится. Я и сам весь на нервах, — Щегол сделал глубокий вдох. — Осталось разобраться с этим человеком, и наша тайна уже не будет иметь смысла.

Дальше все как в тумане. Беготня, суматоха и полнейшая неразбериха. Было непонятно, воодушевился ли Сокол или окрысился, как тогда, в день Масленицы. Но собрать Птиц в гостиной ему удалось на удивление быстро, и все без исключения приняли это внезапность положительно, с боевым настроем. И только Щегол, Чиж и Сизый были словно на иголках. Казалось, будто Соколу уже все известно и это собрание — лишь прелюдия перед казнью за предательство. Их нервозность можно было заметить с первого взгляда: Сизый не такой жизнерадостный, нога Чижа трясется, будто он блохастая собака, а Щегол, обхватив себя руками, едва заметно раскачивался. Словно у них в комнате случилась групповая галлюцинация, повлекшая за собой такой необычный эффект. Но всем было не до этого, ведь Герман Жуков найден. Пережить бы этот день, а дальше уже будет не так страшно. Это либо будет финальная точка, либо начало чего-то еще более опасного.

— Оглашай, — Сокол взмахнул рукой. — Кто это?

Когда Чиж собрал в себе все навыки театрального искусства и пошел к Соколу, чтобы сообщить ему о своей находке, то Сокол попросил его подождать и сообщить всем сразу, чтобы не сложилось впечатления, будто кто-то из Птиц хранят секреты от других (Щегол надеялся, что это не камень в их огород). Теперь же, когда все были в сборе, Сокол был готов услышать имя, которое ни Щеглу, ни Сизому ничего не дало.

— Толя Тарасов, живет на улице Тюленина 10, — Чиж начал читать записку Сизого на листочке. — Сейчас ему тридцать три года.

Сокол побледнел и сжал подлокотники кресла с такой силой, что обивка начала скрипеть под натиском его пальцев. Щегол сразу вспомнил эту гримасу, когда Сокол впервые учил Щегла стрелять, и они нашли мертвую птицу. Тогда лицо Сокола окрасила похожая эмоция ужаса вперемешку со злостью. Он прикрыл глаза и, поморщив нос, произнес:

— Что ты сказал?

— Тридцать три года.

— Имя. Еще раз.

Внутри у Щегла все сжалось, а сердце начало трепетать с такой силой, будто оно прямо сейчас вывалится на журнальный столик перед диваном. Он видел Сокола разбитым, видел недовольным, видел напряженным и усталым, но таким еще нет. На секунду ему показалось, что если он перестанет сдерживать всю эту бурю в себе, то она снесет всех Птиц, будто смерч, уничтожая все на своем пути.

— Толя Тарасов, — голос Чижа заметно начал дрожать и он уже думал о том, где они успели проколоться.

— Сука! — Сокол вскочил с кресла и закрыл лицо руками.

От такой яркой реакции Сорока вздрогнула и неосознанно схватила Чижа за плечо, но спустя секунду вернулась в прежнее положение. Сокол прошелся по комнате, переваривая то, что происходит у него в голове. Несколько раз протерев лицо рукой, он посмотрел на Птиц и, выдохнув, сказал:

— Щегол, Сизый, собираемся, пора прижать этого таракана, — он схватил с тумбочки ключи от «Буханки» и вышел на улицу.

Сизый и Щегол переглянулись и, мысленно перекрестившись, пошли следом за Соколом. Хоть сегодня и было тепло, но на дело нельзя было ехать в майке и шортах, а значит, надо было надеть более закрытую и неудобную одежду, из-за которой они будут насквозь мокрыми через пару часов. Прежде чем оказаться на улице, рука робко Чижа коснулась плеча Сизого.

— Все же нормально? Он же не повез вас закапывать в лесу? — он скупо улыбнулся.

— Вроде, — Сизый безучастно пожал плечами.

— Ладно, потом расскажешь, что там за таракан, — Чиж хотел сказать что-то еще, но в итоге махнул рукой и сухо буркнул. — Удачи.

Сизый кивнул, и они со Щеглом вышли из Гнезда. Это были его первые слова Сизому, спустя пятидневное молчание с момента ссоры, (если не считать утренний кивок в ответ на информацию от Огинского). Чиж не считал нужным извиниться или просто не хотел этого, а Сизый хоть и пытался изо всех сил вести себя как обычно, но не выходило. Обида щемила в груди и давила на привычную беззаботность, что было так близка Сизому. За все время он привык глотать обиду из-за присущей Чижу грубости и неумения извиняться, но с каждым разом делать это было все труднее, и она снежным комом накапливалась и давила мертвым грузом на живое. Они сели на привычное сидение в пассажирском, и «Буханка» отправилась в молчаливое путешествие на улицу Тюленина. Сокол знал эту местность и ехал быстро, словно боялся опознать к неизвестному незнакомцу. Это был тихий спальный район с панельками, ларьками и старенькими детскими площадками, которые от дороги огораживают гаражи. Поставив машину на обочине, Сокол распахнул двери багажника с Сизым и Щеглом и, не говоря ни слова, впихнул им в руки по пистолету. Сизый остановился у машины, рассматривая пистолет, будто видел его впервые, хотя Щегол знал, что Сокол довольно хорошо его натренировал.

— Оружие только для защиты. Стрелять только по моей команде, — Сокол шел впереди, заходя в подъезд небольшой трехэтажки.

Сизый толкнул Щегла в плечо и улыбнулся.

— В себя, наверное, можно без команды, — Щегол шутку не оценил, и поэтому Сизый просто махнул рукой и пошел за Соколом.

Подъезд был окрашен в зеленый, походивший скорее на болотный цвет. Запах стоял не из приятных, но, вспоминая комнату для свиданий в следственном изоляторе, он не был таким уж отвратительным. Сокол поднялся на нужный этаж и постучал в дверь, опершись на нее рукой. Его дыхание было тяжелым, словно он пробежал несколько километров, а не поднялся на второй этаж. Но такое возбужденное состояние было связано далеко не с физическим утомлением, а скорее с предвкушением выплеска всей этой негативной энергии. Человек не спросил, кто за дверью, а просто, без сомнения, открыл ее на свою беду. Сокол схватил его за плечи и затолкал внутрь, сбивая с ног и роняя на пол. Мужчина хотел закричать, но как только он разглядел незваного гостя, то его лицо замерло в гримасе ужаса.