Птичий глаз

Сорока удивленно взглянула на Щегла, а после недоверчиво нахмурилась, ожидая подвоха.

— Не надо меня жалеть или делать одолжений.

— Не буду, — Щегол вскинул руки. — Но я все равно останусь.

На кухне засвистел чайник, и с кухни вышел Глухарь, держа в руках заварник и три кружки с рисунком красных петухов. Он поставил их на столик и разлил ароматный чай по кружкам.

— Вот и отлично, — он сел в кресло. — Мы найдем того, кто виновен в смерти Сизого, и закончим эту кровавую битву.

— Вы тоже остаетесь? — Щегол радостно улыбнулся Глухарю.

— А куда я денусь, — он добродушно рассмеялся. — Это ведь мой дом.

Чай был горячим, Гнездо — пустым и тихим. Но все это было не так уж и важно, пока есть общая цель и люди. Число Птиц уменьшилось, но они никуда не исчезли, а всего лишь разбрелись по разным уголкам. Убийца никуда не растворился, и опасность все еще подстерегала за углом. Теперь это уже не битва Сокола, а сражение каждого, кто был в Гнезде. Сбежать из Гнезда сейчас было сравнимо с тем, чтобы бросить читать книгу сразу же после завязки или оставить крем с торта несъеденным. Щегол так не умел и не хотел. Он желал сполна насыться временем с Птицами, пока еще есть эта возможность.

Глава 26. Дети Филина

«…Что, повторюсь, сомнительно для сна,

но это только сон и не иначе,

я понимаю это до конца.

И всякий раз, не повстречав отца,

я просыпаюсь, оттого что плачу…»

А иногда отец мне говорил. Борис Рыжий

Осень брала бразды правления в свои руки, и вот уже третий день без перерыва лил дождь. Нельзя было сказать, что пришла она неожиданно, но Сокол был явно не подготовлен к этой острой необходимости рыскать по городу в поисках жилья. Каждый день, когда появлялось свободное время от поручений Красикова, Сокол шел по бедным районам искать сдающиеся квартиры. Он был готов согласиться на район для безнадежных пьяниц и дебоширов, но даже там не осталось свободных квартир. Он мысленно ругал себя за чрезмерную уверенность в том, что им всегда будет место. Место было. На улице или в холодном здании. Этот вариант не подходил для морозного сибирского городка, и даже если они будут сутками напролет жечь костры, то замерзнут от холода или утонут в бездонных сугробах. Работа на Красикова действительно облегчила задачу, ведь появилось больше денег, а Ласточка стала меньше возмущаться по поводу криминала. Сокол за неделю работы на Красикова уже узнал о мелких рэкетирах, что пытались напасть на местный гастроном. Красиков щедро отблагодарил его за фамилии, и на эти деньги он купил Сороке осеннюю куртку и ботинки. Устав от давления на больную голову лишними мыслями, Сокол решил пройтись по лесу и немного потренироваться, что должно было помочь в поиске идеального варианта. Сейчас он чувствовал некое родство с тремя котятами, живущими в коробке в подъезде, от которых отказались хозяева. Только вступать в роль жертвы Сокол отказался наотрез с момента лишения глаза. Хотя с приближением зимы он был все ближе к тому, чтобы жалостливо выть под окнами в просьбах о жилье.

Ласточка перестала давить на него пару дней назад. С одной стороны это радовало, а с другой Сокол понимал, что это связано с принятием того, что они останутся в здании и на зиму. Ласточка не так давно тоже нашла работу. Она устроилась санитаркой в поликлинику к Наталье Игоревне Чувашовой, женщине, что спасала их после перестрелки и пыток в доме Филина. Платили ей там немного, но на вырученные деньги Ласточка начала закупаться теплыми вещами, которые им понадобятся в здании. Сокол никак не реагировал на это, но понимал, что все это камень в его огород. Злиться было бессмысленно, поскольку дом он так и не нашел. Что уж говорить об идеальном варианте их жилья, если он даже просто комнату, доступную им, найти не может. Под ногами хрустели сосновые ветки, а опавшая хвоя липла к подошве из-за влажности. Сокол вышел на опушку, где они тренировались с Ласточкой, и сел на поваленное дерево. Кора была влажной и холодной, но Сокол не обратил на это внимание. За пеньком что-то зашуршало, и он непроизвольно дернулся и достал из рукава нож. Из-за пня вышел еж, неся на себе кучу листьев, которые налипли на него случайно. Он не обращал внимания на Сокола, а шумно шагал по хвое своей дорогой. Сокол улыбнулся животному и убрал нож обратно в рукав, не сводя взгляд с ежика, ему показалось, что он даже слышит, как тот пыхтит. На секунду он закрыл глаза, представляя себя на месте этого животного. Было бы проще. Когда ты еж, тебе не нужно задумываться о том, где ты живешь и за какую правду борешься, ведь можно просто вырыть норку и провести там всю зиму.

Из леса послышались и другие посторонние звуки, напоминающие чей-то бег. Бежал кто-то очень быстро, гораздо быстрее человека. И этот кто-то направлялся прямиком в сторону Сокола. На этот раз Сокол не вытащил нож, подскакивая со ствола сосны, а наоборот, остался сидеть и выжидающе смотреть в сторону бегущего. Он сам не понимал, почему он не встал с места, не сбежал, как привык, а просто сидел и ждал появления кого-то.

Возможно, он хотел рискнуть своей жизнью, чтобы снова ощутить этот вкус борьбы, а возможно, ждал того, кто скажет что-то ободряющее. Ему было жизненно необходимо услышать о том, что он справляется хотя бы чуть-чуть. В голове по сей день звучали слова Дрозда о том, что он их погубит. И как же злило, что он снова оказался прав. Руки опускались с каждым днем все ниже, потому что вслед за Дроздом запросто могут уйти Сорока с Ласточкой, его маленькая неокрепшая семья, которую он старался построить из последних сил. Эта слепая тяга к созданию семьи пошла еще со времен детского дома. Тогда он засыпал с мыслями об общих завтраках, шумных ужинах и совместным обсуждением будущего дня. И пусть эта семья не будет в том традиционном понимании, которое присуще всем обычным детям, которые на ночь слушают сказки от мамы, а днем учатся кататься на велосипеде с папой. У него ничего этого не было. Детство Сокола сложно назвать обычным, поэтому пусть и семья будет такой же. Странной, несуразной, сшитой из несовместимого, из таких же разодранных кусочков, как и он сам. Пусть раньше эти кусочки валялись в грязи или были заплаткой на чьих-то джинсах — это не имело значение, если в конечном итоге все мы невидимыми нитями будем пришиты к общей картине. Эти нити будут крепче любых кровных связей, которые на деле оказываются не такими крепкими и рвутся чаще кроссовок, в которых он ходит уже не первый год. Он собственноручно сошьет эту картину, даже если игла будет каждый раз пронзать его пальцы.

Из леса на него выскочила крупная собака и громко залаяла, испугавшись незнакомца. Не сказать, что Сокол ожидал увидеть здесь животное крупнее ежа. Она не была похожа на дворовых собак, которых он привык видеть в городе. Наоборот, черная шерсть собаки лоснилась, и выглядела она сытой и домашней. Собака смотрела на него из-за дерева, изредка показывая зубы. Сокол не стал подыматься с дерева, чтобы не обозлить животное еще больше, а так и остался сидеть и смотреть на собаку, что выглядела куда домашнее его самого.

— Чапа! — Издалека послышался мужской голос. — Ко мне! — Кто-то приближался вслед за питомцем. — Ты опять там ежа учуяла.

— Она меня учуяла, — без особого энтузиазма крикнул в ответ Сокол, и собака залаяла только сильнее.

Через минуту в поле зрения показался мужчина примерно сорока лет. Он был одет в камуфляжный костюм, а на плече у него висело ружье. И если собаку Сокол не боялся, то страх к оружию в чужих руках у него был не безосновный. За свое время он не раз успел напороться на эту ловушку собственным брюхом. Несмотря на то, что мужчина выглядел совершенно беззлобно, Сокол все равно держался настороженно и был наготове, чтобы достать свой нож, которым он обращался вполне себе неплохо.

— Ну, тише, тише. — Мужчина потрепал собаку за ухом, и та припала к нему ластиться. — Вы ее не бойтесь, она сама вас боится.

— Я тоже зубы показываю, когда мне страшно. — Это должно было звучать как шутка, но на деле это прозвучало гораздо жалобнее, чем следовало.

Мужчина усмехнулся, скорее из жалости, но уходить он никуда не собирался. Он оперся на стоящую рядом сосну, а посмотрел на Сокола.

— Почему домой не идете? В такую погоду люди обычно по лесу не гуляют. Еще и в такой глуши.

Домой. Стало так смешно от этих слов. Дом остался где-то далеко, в воспоминаниях, если только. Сокол посмотрел на мужчину. И с чего это он решил, что этот человек может представлять ему угрозу. Он выглядел моложе Филина, но что-то невесомое добавляло ему ту безмятежность, с которой Филин проживал свою жизнь рядом со своими птенцами.

— Думаю, вам очень плохо на душе, — он так и держался поодаль, но та самая безмятежность уже коснулась Сокола.

— А сами вы? Почему не дома, а в этой глуши?

— Мой дом и есть глушь, — он улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. — Ну, а если без напускной загадочности, то я живу тут недалеко. А вышел с собакой прогуляться.

— Живете в лесу. Вдали от людей.

Предательски кольнуло в груди. Сокол посмотрел на Чапу, что жалась к мужчине со всех сил. И все же нашел в ней еще одно сходство с собой, помимо испуганного оскала. Он также жался к ноге Филина по любому поводу, заглядывал в глаза, ища там отцовскую любовь.

— Может, составите мне компанию? Чаю попьем. Я летом травы насушил.

«Прекрати. Прекрати!»

Сокол зажмурился. Следовало бежать с этого леса, чтобы не бередить былые раны, Сорваться с места и не оглядываться, больше не возвращаться в этом место, где встретил загадочного незнакомца, точно из прошлого. Сбежать не вышло, как и тогда, в детстве. Сокол послушано шел за мужчиной меж деревьев по лесу. Как в детстве он судорожно держался за метлу, боясь быть преданным, так и сейчас держится за нож, боясь безвозвратно окунуться в фантазии, что наконец-то нашел. Наконец-то он нашел своего Филина.