Птицы

Понуро опустив голову, Уиллаби разглядывала потертые носки собственных туфель.

— Мне жаль твою рыбу, Уиллаби, — сказала Арабелла. — Ты говорила, что несла ее другу?

Уиллаби грустно кивнула, но тут же приободрилась.

— Я украду с кухни еще одну. Он очень любит рыбу.

— А кто твой друг? — спросила Арабелла.

Уиллаби помолчала, словно не зная, выдавать ли тайну.

— Я зову его Скрипун, потому что у него очень скрипучий голос. Он живет в гостевом крыле. На четвертом этаже. Там только он, я и пыль. И больше никого. Я живу в одном конце коридора, а он — в другом. Иногда я прихожу к нему. Мы разговариваем. Он очень хороший. Он не думает, что я нелепая уродина. Только он один так не думает.

— Я тоже не думаю, что ты нелепая уродина, — сказала Арабелла. — Мне понравилось твое платье. И то, как ты сделала прическу. Я бы так точно не смогла. Раньше мама иногда мне заплетала волосы, но она уже давно… она болеет. И я могу разве что сделать хвостики. Вот эти. — Она ткнула себя в волосы. — Я знаю, что они всех раздражают, но мне они нравятся.

— Они смешные. — Уиллаби неловко улыбнулась.

— Вот видишь, — хмыкнула Арабелла. — Так что мне очень понравилась твоя прическа. Ты сама ее сделала?

— Мне помог Скрипун, — сказала Уиллаби. — Он сказал, что на балу все должны быть красивыми. И сказал, что я тоже красивая. И всем понравлюсь. Он очень хороший.

— Да. Наверное.

Уиллаби отвернулась, уйдя в себя. Но от назойливой Арабеллы так просто было не избавиться:

— Думаю, твои кузены попытаются тебе отомстить, — сказала она. — Тебе надо быть осторожнее…

— Ничего они не сделают, — уверенно бросила Уиллаби. — Мой друг меня защитит.

— В самом деле?

— Да. Он сказал, что убьет их всех, если я захочу.

— Убьет? — испуганно спросила Арабелла. Она решила, что ослышалась.

— Да, — с холодным безразличием ответила Уиллаби. — А я хочу.

— Но как он сможет их убить?

— Он — взрослый. Можешь мне поверить, он сможет их убить. Наверное, зарежет их. Или нет — я хочу, чтобы он задушил их. По очереди. Чтобы они трепыхались в его руках и ничего не могли поделать. Да, пусть он их задушит!

Арабелле очень не понравилось то, что сказала Уиллаби. Нелюбимая внучка Уолшшей говорила с такой убежденностью в голосе, как будто действительно верила, что этот Скрипун избавит ее от кузенов и кузин столь жутким способом. Но тут она вспомнила о том, что Уиллаби всерьез верит, что можно оживить снеговика, и мгновенно успокоилась. Фантазия Уиллаби была еще более бурной и безудержной, чем у Финча.

— Вы поглядите, какой красавчик! — раздался радостный голос мадам Розентодд, и девочки обернулись.

Финч, недовольный и мрачный, словно проглотил грозовую тучу и она у него пошла не в то горло, глядел на них из своего кресла. Несмотря на его ссадины и разбитую губу, выглядел он едва ли не приличнее, чем за всю жизнь. Даже Арабелла нехотя признала, что он, оказывается, довольно симпатичный. Финч был причесан волосок к волоску, немного слева проходил идеальный пробор, открылись его обычно затянутые лохмами лоб и уши, виски подправились. Фанни проделала невозможное — она совершила чудо.

— Она что-то вылила мне на голову, — трагично изрек Финч.

— Это помадка для волос, — подсказала Фанни и игриво подмигнула девочкам: — Все! Я просто влюблена!

— Что? — ужаснулся Финч и вскинул на нее тревожный взгляд. — Но я не смогу подарить вам экипаж!

— У меня ведь уже есть один, глупыш. — Фанни положила ему руки на плечи.

Финч вдруг переменился в лице. Он всерьез задумался.

— Это значит, что теперь я могу называть тебя на «ты», Фанни? — спросил он. — И мы будем везде ходить вместе? И я должен буду читать тебе книжки вслух? И мы будем держаться за ручки? — Финч вынужденно смирился и с выражением мученика изрек: — Ладно, на такое я готов пойти. Но только без всяких там поцелуйчиков! Предпочитаю их избегать. И еще… — глаза его загорелись, — это значит, что теперь я смогу приходить в кабаре?

Фанни расхохоталась. К ней присоединилась и Арабелла. Уиллаби же, глядя на него, осуждающе покачала головой.

— Какой шустрый! — сквозь смех выдавила Фанни. — И как ты можешь его выдерживать? — спросила она у Арабеллы.

— Иногда приходится тяжело, — призналась девочка. — Но он очень смешной.

Финч оскорбленно надулся.

— Ничего я не смешной. А очень-очень грустный!

Его слова лишь запустили второй акт смеха. Даже Уиллаби чуть улыбнулась, глядя на то, как он сконфузился.

— Кстати, — сказал Фанни, наконец, отсмеявшись. — Что касается кабаре, то вам действительно лучше сначала подрасти прежде, чем туда возвращаться. Боргало до сих пор в такой ярости! Он сказал, что живьем съест первого ребенка, которого увидит, и даже не станет обременять себя походом в лавку за специями.

— Вы были в кабаре? — восхищенно спросила Уиллаби.

— Скорее разгромили его, — проворчала Фанни.

— И как там? — взволнованно спросила Уиллаби. — Я всегда хотела попасть внутрь!

Но ответить ни Финч, ни Арабелла не успели.

Раздался стук, и дверь открылась. В комнату вошел Герхарт Уолшш. Следом за ним проследовал древний на вид старик с целой колонной сложенных вещей, которые он держал стопкой на руках перед собой.

— Дети, познакомьтесь, — сказал господин Уолшш. — Это мистер Эйсгроу, он служит дворецким в «Уэллесби». Он поможет вам. Но я не советую вам грубить ему или пытаться каким-то образом его провести. Мало того, что это не пройдет, он очень этого не любит.

В знак согласия дворецкий коротко кивнул и поглядел на Финча. Его подслеповатый глаз испытующе уставился на мальчика. Под полупрозрачной мутной поволокой словно что-то зашевелилось.

* * *

Особняк «Уэллесби» состоял из двух неравных частей. Одна была явлена взору любого, кто переступал его порог, поднимался по лестницам, сновал по коридорам, посещал гостиные и залы, а другая, скрытая ото всякого чужака, представляла собой будто тень, отброшенную настоящим домом.

Это были тайные переходы, узенькие коридоры, тихие лифты и погребенные в глубинах особняка лестницы. Мир слуг, лабиринт путей, проложенных за стенами, комнаты, о которых никто из гостей даже не догадывается. Такое себе потайное застенье. Тесное, темное, с непривычки неудобное и совершенно запутанное.

Если вы оказались здесь вдруг и почти что случайно, как, к примеру, двое детей, которых в дом не приглашали, то выход из застенья найти будет трудно. И запоминать дорогу совершенно бессмысленно. Поскольку уже после третьего антресольного этажа и то ли коридора, то ли лестницы, что вела на еще один под-этаж, который, в свою очередь, являлся продолжением кулис одной из гостиных, определить собственное местоположение было исключительно невозможно. И проводник в данном случае не слишком-то помогал, поскольку не отличался многословностью. Сказать по правде, он и малословностью не отличался, поскольку всю дорогу молчал.