Публичное одиночество

Честно говоря, мало кто верил, что этот эксперимент нам удастся. Все думали так: приедут артисты, дурака поваляют, потом уедут, будут изображать юнкеров. Но не тут-то было…

Ну уж вообще во что никто не верил – что и Меньшиков, и Ильин окажутся в казарме на это время с юнкерами вместе! Вот это как раз и называется – настоящие артисты, настоящая работа!

И вновь – строевая, по несколько часов, каждый день. И именно это позволило нашим ребятам-артистам пройти по Соборной площади не хуже, чем кремлевские курсанты. Убежден, не было бы этих трех месяцев Костромы – не возникло бы этой юнкерской выправки, юнкерской доблести и юнкерского братства.

На последнем этапе съемок мы снимали лагерь американских кадетов, снимали его в Португалии. Очень трудно кончать картину, сто восемьдесят шесть дней съемок, почти сто шестьдесят тысяч метров пленки, четыре страны, четыре времени года. В общем, целая жизнь…

Съемка как съемка, как каждый день, за одним только исключением: это был день последний – сто восемьдесят восьмой. Сцена осложнялась еще и тем, что в Португалии две недели, пока мы снимали, была жара, ни облачка, и все шло как по маслу. И вот надо же, именно в этот последний день небо над океаном заволокло серо-бурыми тучами. Местные жители предупредили, что надо снимать скорее, эти тучи – предвестники грозы, которая может идти целую неделю. И опять, как тогда на пруду, счет пошел на секунды. В эти минуты никто, включая меня, не думал о том, что это последний план фильма, не думал или не хотел об этом думать.

Я не хотел об этом думать, но я знал, что сейчас я произнесу в последний раз в фильме «Сибирский цирюльник» слово: «Мотор!» Между первым днем и сегодняшним лежала огромная картина, гигантский труд, полтора года жизни – моей, моей семьи, моих друзей; но самое странное, и только потом я это понял, что во время этого кадра я все время ощущал тягучее, томительное желание, чтобы ничто не заканчивалось, не кончалось. Не знаю почему, казалось бы, все устали, действительно устали, и слишком много было проблем, но само ощущение счастья от того, что ты создаешь мир, что ты что-то делаешь и это иногда получается и что за тобой стоят твои друзья, а на пленке может возникнуть жизнь тех, кого ты любишь и хочешь, чтобы их полюбили другие, совершенно поразительно порождало во мне желание, чтобы это длилось дальше.

Но все кончается. И нужно было сказать: стоп! И я его сказал. Наш марафон закончился. И как бы ни тяжело было одиночество каждого бегуна в отдельности и всех вместе на этой длинной дистанции, но самое главное произошло – мы добежали до своего зрителя. (XIV, 1)

(2000)

Вопрос: С премьеры «Сибирского цирюльника» прошло больше года. Фильм посмотрели почти все, кто хотел, отшумела критика, сказали свое слово зрители. Изменилось ли в результате публичного обсуждения авторское восприятие работы?

Пожалуй, нет. То, что мне в картине нравилось, продолжает нравиться; то, что получилось хуже, чем я хотел, таким и осталось.

Мало кто смотрел картину так, как я.

Одни нашли в ней то, чего там заведомо нет. Другие не нашли того, что хотели бы видеть. Были упреки, что я не изобразил голодных рабочих, не показал, как зреет революция.

Но я не стремился показать все.

Про русский бунт снял Прошкин, про рабочих – Панфилов, а я делал кино не об этом. Хотя кое-кто из критиков увидел точные вещи.

У меня были дичайшие проблемы с монтажом. Представьте себе: ты расписываешь фреску, выписываешь ухо, чувствуешь, что это гениально, а потом отходишь от стены и видишь, что оно больше головы!

Изменилось другое – статус фильма, который уже семнадцать месяцев не сходит с экранов, причем некоторые регионы по четвертому разу возобновляют лицензии на показ. На сегодняшний день мы побили все рекорды нынешнего проката.

Рекорды любят цифру. Как мне сообщили в «ТРИТЭ», «Цирюльник» собрал в России, не считая Москвы, чуть больше миллиона зрителей. В пересчете на весь мир это значит, что по самым оптимистическим расчетам картина не окупила собственного бюджета, не говоря о накладных расходах.

Я никогда не говорил, что мы вернем все сорок пять миллионов долларов, которые она стоила, но мы и не должны их возвращать. Если бы ее бюджетом располагали мы, она бы обошлась вдвое дешевле.

Но французский продюсер хотел потягаться с Голливудом. Я его не осуждаю, так как все эти траты производились из западной доли.

Мы отвечаем за наши десять миллионов и продолжаем выполнять наши договорные обязательства. (XV, 2)

(2000)

Ведущий: Я прочитал в некой газете, что есть еще некий авторский вариант картины – шестичасовой.

Его еще нет ни на кассетах, ни на экране. Этот вариант должен длиться четыре с половиной часа. Это три фильма по полтора часа, куда войдет все, что не вошло в картину: новые сюжеты, новые персонажи – все то, что было в сценарии.

Я очень надеюсь, что нам удастся договориться с нашим французским сопродюсером, и он разрешит нам это сделать.

Это вообще новый проект?

Видите ли, сценарий писался двенадцать лет назад… Писался он под Меньшикова, а генерала должен был играть Богатырев.

Вы двенадцать лет держали за ним эту роль?!

Держал.

А женская роль была написана для Мерил Стрип. И она читала сценарий, он ей понравился, но тогда провести двадцать шесть недель в СССР… Причем это не просто актриса приезжает, это приезжает целая «планета» с адвокатами… Мы не рискнули. Да и денег тогда найти было невозможно. Только «Оскар» открыл для нас возможность получать инвестиции с Запада.

Насчет Меньшикова… Я знаю, что есть люди, которые считают, что надо было взять более молодого актера. Я не согласен с этим, потому что нет сегодня артиста класса Меньшикова в этой категории. И насколько Мерил Стрип была бы сегодня в этой роли не очень к месту. Я чрезвычайно счастлив, что нам с Олегом эту роль удалось поднять, потому что всегда труднее играть более молодого, нежели возрастную роль.

Говорят, когда большое кино выходит на видео, то фильм теряет… Сейчас ваш фильм вышел на видео, что он потерял, а что приобрел?

Когда появились ворованные копии, у нас была договоренность с МВД и ФСБ, тогдашние руководители этих организаций вняли моей мольбе, и мы заключили такой неофициальный договор, что будем пресекать любую попытку пиратства этого фильма. И должен сказать, что нам это почти удалось. Они появлялись, эти копии, но настоящей копии, которая сразу появляется на «Горбушке», не было ни одной – копии, снятые с экрана, кое-как размноженные и так далее.

Хочу предупредить, что только та упаковка, в которой две видеокассеты, причем на одной из них лазерным способом нанесено изображение Меньшикова, а на другой – Джулии Ормонд, только эти кассеты легитимны. Они сделаны на «Лазер-видео», и должен сказать, я такого качества на видеопленке еще не видел…