Пучеглазый
Шрифт:
Потом, две-три недели спустя, я пришла домой совершенно убитая: полчаса я простояла в библиотечном вестибюле, не в силах оторвать взгляда от ужасного видеофильма о том, как орудуют южноафриканские полицейские. Мама звонила по этому поводу главному библиотекарю. А Джуди две недели снились кошмары, когда старый плакат против вивисекции животных с фотографией белых мышей в клетке заменили на более впечатляющую и берущую за сердце картинку, где кошка как две капли воды была похожа на нашу Флосс.
Так
— Зачем это ты отправляешься в библиотеку? — с подозрением процедила мама сквозь зубы.
— Да хочу взять кое-что.
— Книгу?
— Не совсем.
— Тогда что же?
Я не стала отвечать, ведь это наверняка обернется мне во вред.
— Компьютерную игру, верно?
Подавив возмущение, я кивнула.
— Что я говорила! — завопила она. — Что я говорила? Финито! Эта чертова библиотека переходит все границы! Они там совсем распоясались!
Я закатила глаза. Пучеглазый покатился со смеху. И мама тут же на него напустилась.
— Тебе-то хорошо смеяться! Уверена, у тебя такой проблемы с твоими мальчиками не было.
Я остолбенела. Я и не знала, что у него есть взрослые сыновья!
Мама вздохнула.
— Тебе-то повезло. Твои дети выросли в старые добрые времена, когда библиотеки были библиотеками. Наверняка твои мальчики проводили там час или полтора, расхаживая между полками и выбирая настоящие книги. А потом они возвращались домой, и ты хотя бы пару часов мог, пока они не прочтут все от корки до корки, провести в тишине и покое.
Все еще улыбаясь во весь рот, Пучеглазый кивнул. Да, было написано у него на лице. Именно так и обстояли дела в добрые старые времена.
— Но теперь-то все по-другому, — буркнула мама. — Они заявляются домой уже через десять минут с какой-нибудь беспрестанно пикающей компьютерной игрой под мышкой, а потом несколько часов кряду от них только и слышишь: «Мам, как ты думаешь, не стоит ли мне на всякий случай вступить в Королевский клуб автомобилистов?» — и: «А можно мне учить сербохорватский на факультативе в университете?» — или: «А что такое кокаин?»
Она подалась вперед и щелкнула пальцами у меня перед носом.
— Ага, вот как теперь дела обстоят! — провозгласила она. — Хватит! Как мать и как налогоплательщица я должна признать, что от библиотек сейчас больше вреда, чем пользы. Можешь подняться наверх и расставить по алфавиту те замызганные книжонки, что у тебя есть.
— В библиотеках больше не ставят книги по алфавиту, — сообщила я ей.
У нее аж челюсть отвисла, ей-богу!
— Прости, как же это? — спросила она осторожно. — Неужто мир перевернулся? Скажи мне, Джеральд, правильно ли я поняла свою дочь?
— Это на самом деле так, — поспешила заверить я, чтобы не дать ему и рта раскрыть. — В детском отделе теперь все на кружочках. Красные кружочки — книги для подростков, синие —
для средней школы, розовые — для начальной, а зеленые — для малявок.— Ты шутишь! Ты, конечно, шутишь! Кружочки?
— Ну, такие круглые наклейки.
Мама закрыла лицо руками.
— Маленькие красные кружочки, — простонала она. — Джеральд, это наконец свершилось. Нас захватили варвары. — Она подняла голову. — Но чего же они ждут? — спросила она вдруг с вызовом. — Что их удерживает? Почему бы им вовсе не порушить стеллажи и свалить все книги на пол, разметав на четыре кучи: Скучные, Так себе, Вполне ничего и Отличные.
Пучеглазый затрясся от смеха. Мама повернулась к нему.
— Ну правда, — не унималась она, — я серьезно. Зачем дальше притворяться? Какое значение имеет то, что мы, британцы, некогда имели библиотечную систему, которой завидовал весь мир.
Она бы могла выступать на сцене где-нибудь в Вест-Энде. Бедняга Пучеглазый утирал слезы от смеха. Я снова закатила глаза.
Тут мама протянула руку в драматическом жесте.
— Отдай мне свой библиотечный билет. Ну же. Давай!
— Я замотала головой и отскочила в сторону.
— Ну же. Давай сюда. Я его у тебя забираю.
— О, нет! — я тоже постаралась прибавить пафосу.
— О, да!
— О, нет-нет!
Все это время мы стояли по разные стороны стола. Я тихонько пятилась к двери. Мама вдруг бросилась мне наперерез, но Джеральд Фолкнер сумел-таки справиться с приступом смеха, поймать ее и удержать, а я тем временем шмыгнула в дверь.
— Пок-а-а! — крикнула я и припустила по садовой дорожке.
По дороге в библиотеку я распевала во все горло. Просто не могла удержаться. Некоторые прохожие таращили на меня глаза: певица из меня не ахти, но мне было наплевать. Я чувствовала себя беззаботной и счастливой. Мне всегда делается хорошо на душе, когда мама перестает беспокоиться о работе, кредите в банке или вообще о том, как мы выкрутимся, и ведет себя сумасбродно. Я уж и забыла, когда она позволяла себе подобные чудачества, не поймешь — то ли она всерьез, то ли шутит, не заботясь, к чему всё это приведет.
Возможно, все так вышло именно потому, что произошло это на глазах у Пучеглазого, который помирал со смеху. Может, маме веселее чудить, когда у нее есть компания. Они с папой частенько устраивали тарарам, пока их отношения не расклеились. Может, лишний человек в доме — это не так и плохо.
Я много над этим размышляла, пока была в библиотеке. А потом еще по дороге домой. Я специально выбрала длинный путь. Я заметила Джуди, она раскачивалась вниз головой на турнике в парке, и ее волосы мотались по траве. Она-то привязалась к этому Джеральду с самого начала. Разрешила помочь ей делать задание «Обитатели морского побережья», уплетала его шоколад и сидела у него на коленях, когда они смотрели сериалы по телевизору. Я следила за ней украдкой: она едва не скатывалась с его колен, когда Пучеглазый заходился от смеха. Джуди ничуть не беспокоило, что она отдалась в объятия противника — твердолобого антикоммуниста, сторонника гонки вооружений, который в самом деле верит, что стоит нам в Британии уничтожить ядерные установки, и из Москвы тут же нагрянут русские и примутся отряхивать снег с сапог у наших порогов.