Пугачев Победитель

Голос отца Сергия оборвался. Левшин досадливо поморщился.

Зачем он это? Ах, господи! Сказал бы прямо, что™

И тут же мелькнула мысль:

Да! А что, собственно сказать-то? И кому? И где найдешь слова, понятные этому... стаду.

А из уст отца Сергия продолжали струиться миллионы раз повторявшиеся другими чужие слова:

Сказано есть в Священном Писании: да повинуется, мол, всякая душа властем предержащим, поелику несть власть, еще не от бога, сущия же власти от бога учинены суть. Злоумышляющие же против власти будут ввержены в гиенну огненную. Да...

Отец Сергий приостановился: потерял нить. Мучительно покраснел. На лбу появились капли пота. Потом визгливо крикнул:

Братие! Законная наша государыня императрица Екатерина Алексеевна..

Смолк. И вдруг из какого-то угла донесся чей-то четкий шепот:

А которые говорят, што, мол, самый законный анпиратор будет Петра Федорыч...

Левшин рванулся в ту сторону, откуда прозвучал этот шепот. Сорокин предупредил его и нырнул в толпу. Испуганно взвизгнула придурковатая Дуня, бросилась бежать, упала и забилась в припадке, неистово крича:

Андельские глазки. Андельские глазки!

33

В дверях храма произошла давка. Несколько десятков человек столпились там, сбившись в кучу. Потом образовавшаяся пробка выскочила на паперть и рассыпалась разбегавшимися во все стороны людьми.

2 Пугачев-победитель

Сорокин! Отставить! — крикнул Левшин.

Когда Левшин вернулся из церкви в усадьбу и

уселся за столом, ожидая ужина, Лихачев, валявшийся все с той же французской книжкой, сладко зевая, осведомился:

Ну, что нового?

Ничего! — ответил угрюмо ротмистр.

А я тут без тебя провел время не без приятности.. Моя Ксюша оказалась прелюбопытной персоной...

Твоя Ксюша?

Почему нет? — чуть покраснев, ответил молодой человек.— Не скрою, что она еще не совсем моя. Еще чуточку дичится, упирается. Но, ах, какие у нее перси! Я думаю, и у описанной в этом поэтическом произведении господина Жюстэна прелестной Дорины или у ее очаровательной, хотя и ветреной, кузины Корин- ны юные перси не были нежнее...

Невинная что ли?

Из-за этого и упирается... Но она дала слово прийти ко мне ночью... А относительно тебя я тоже похлопотал: у моей Ксюши есть закадычный друг— Нютка. Ксюша говорит, что ежели ты подаришь ее рублем, то она с превеликим удовольствием...

Посмотрим! — рассеянно отозвался Левшин.— Но раньше поужинаем да послушаем, что нам скажет Сорокин. Я поручил ему произвести разведку среди местных жителей. Золотая голова. По-настоящему дав- ным бы давно пора старику получить офицерский чин.

Из подлого звания...

Это вздор. Царь Петр Александра Меньшикова из пирожников не токмо что генералом сделал, но и светлейшим князем. Да и матушка Екатерина мало ли кого в люди вывела? Беда, что Сорокин грамоте не обучен..

После ужина Сорокин в самом деле явился с подробным толковым докладом.

i*

Живущие в селе Курганском крестьяне и мещане в общем держались спокойно. Особого недовольства против князя Курганова не было: он считался одним из наиболее добрых и снисходительных помещиков во исей округе. Крепостные барщиной не были обременены, князь входил в их нужды. Желающие легко уходили на оброк, и оброк назначается незатруднительный. Дворовым жилось хорошо. Ну, конечно, про- иинившихся секли на конюшне, но больше для острастки. В селе было немало богатеющих на отхожих промыслах людей. Разбогатевшие обыкновенно откупались. Нужды крестьяне не знали, но, разумеется, были бы не прочь выйти на волю. В заречной части села, где 1сили вольные крестьяне и мещане, много кабаков. Пьют здорово. Многие пропиваются до нитки и тогда уходят в бурлаки, благо Волга близко. Вот этот-то люд и является опасным. Многие уже бежали к Пугачеву. Некоторые возвращаются, конечно, тайком, скрываясь по укромным местам. Это — ярые сторонники «Петра Федорыча». Они-то и мутят всю округу. В последнее время, когда стали ходить слухи о предстоящем нападении Пугачева на Казань, молодежь иолнуется. Кое у кого припрятано оружие: по большей части только самодельное, больше из вил, насаженных на длинные топорища топоров, кистеней, ослопов, но, кажется, имеются и старинные пищали и пистолеты. Какой-то кузнец на одном из близких хуторов, где i n нут «столоверы», делает плохонькие сабли наподобие казацких. Целая семья зажиточного старообрядца h i беспоповцев занимается выделкой пороха. Зажи- | очные крестьяне побаиваются прихода «Петра Федорыча», опасаясь подвергнуться ограблению. Высказы- наотся недовольство идущими один за другим рекрутскими наборами. К войне с турками относятся не- доГ^южелательно, заявляя, что их губернии это дело новее не касаемо. Ежели нужно хохлам воевать с тур- I ими, пускай хохлы и дерутся. Сюда, на Волгу, ника- | не турки или татары и сунуться не посмеют. А еже- ли бы и вздумали сунуться, то мы, мол, им морду набьем..

35

Одно и то же, одно и то же везде!—пробормотал, сердито кусая губы, Левшин. «До нас турок не дойдет». «К нам поляк не доберется». Дубовые головы!

По хуторам у старообрядцев прячется много беглых солдат. Присылавшиеся из города военные команды для ловли беглых уходят с пустыми руками, тяк как у беглых везде много «дружков». Расставляют по дорогам дозорных. Движение военных команд известно заранее. К тому же, случайно арестованные беглые обыкновенно откупаются. Земские ярыжки за полтину заведомых душегубов выпускают на волю.

Одно и тоже, одно и то же везде!

Торговые люди сильно-таки побаиваются беспорядков и потому зарывают самое ценное имущество в землю. Многие на всякий случай перебрались уже в Казань, полагают, что до Казани Пугачеву не добраться».

Одно и то же, одно и то же везде! Вместо того, чтобы тушить пожар, расползаются, как тараканы. О, господи!

Да неужто верят, что Пугачев — не Пугачев, не беглый казак Емельян, а воскресший Петр Федорович?

Больше дурака валяют. Да им что?! Сами же говорят: что ни поп, то и батька. Кто гривенником пожалует, тому и к ручке.

Вот, он их «пожалует»! — потягиваясь, вымолвил с дивана Лихачев.

Ну, а наши люди как? — осведомился Левшин.

Наши — в полном порядке, вашбродь». Вымуштрованы.» Там и держатся. Да им что?! От дому давно отбились, батек с матками, поди, и перезабыть успели. Мудрость военную вбили им в башки крепко. Опять же, разве работа им тяжела? На постое только и заботы, что девок портить. Побаловался с одною, на другую лезет...

Не шепчутся?

Этого не слыхать. Да я зорко слежу.»

Левшин выдвинул из стола ящик. Там лежали сто рублей, взятые им под расписку из конторы Курганова.

Вот тебе, Сорокин, пя'-ь рублевиков! — сунул он пять больших серебряных монет елизаветинской чеканки.

Покорно благодарим, васкородь... Премного довольны!—весело отозвался вахмистр.

Твоим трем подручным — раздашь по три рубля.

Слушаюсь!

Остальным по рублю. Да скажи: будут себя нести молодцами — в обиде не будут...

Сорокин сгреб деньги в появившийся откуда-то холстяной мешок и вышел, позвякивая шпорами.

Юрочка...

Но Лихачева уже не было. Покуда Левшин выдавал деньги своему вахмистру, молодой человек, услышавший легкое постукивание в уголок окна из сада, тихонько покинул столовую.

Эх! А ну его к черту! — вырвалось почти стоном в Левшина.— От судьбы не уйдешь!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В

этот час, далеко от Кургановки, где, запершись в угрюмой столовой флигеля, метался, как раненый зверь, ротмистр Левшин, теплая летняя ночь проплывала над сонным Финским заливом, над выросшим по воле могучего императора на плоском берегу моря крошечным городком, состоявшим тогда из дворца, облепивших дворец служб, казарм и нескольких десятков летних дворцов петербургской знати.