Пугливая герцогиня

Но теперь Джейн вернулась и жаждет услышать подробный рассказ обо всем, что было на балу у леди Орман. Или, по крайней мере, о том, что маленькой Эмили удалось разглядеть из своего укрытия в пальмах. Правда, Эмили определенно решила умолчать о своем падении в объятия герцога Мэннинга!

— Мисс Торнтон приглашает меня прогуляться с ней в парке сегодня после полудня, — сказала Эмили, — вы позволите, мама? Не думаю, что сегодня поступят еще какие-то предложения.

— Да-да, конечно, дорогая, — нетерпеливо ответила мать, махнув рукой и увлеченно углубившись в свои письма. Очень на руку Эмили. Обычно мать не приветствовала слишком длительного общения Эмили с Джейн, так как сестры Торнтон тоже были озабочены поиском женихов.

Эмили глубоко вздохнула и осторожно добавила:

— А можно мне выйти уже с утра? Мне хочется заглянуть в магазин, купить новую тесьму к платью для бала у леди Арнольд.

— Конечно, только не трать слишком много. Цены на эти тесемки и ленты неимоверно взлетели.

— Не беспокойтесь, я всегда очень аккуратна в этом вопросе.

Эмили поспешно допила чай и поторопилась из комнаты для завтраков, пока ее матушка не нашла какой-нибудь повод не отпустить ее из дома. Или, того хуже, отправиться с ней по магазинам.

На это утро у Эмили было намечено дело чрезвычайной важности, о котором ее мама не имела ни малейшего представления.

Она почти бежала по улице, ловко маневрируя в толпе, двигавшейся по своим делам, и так задумалась, что даже не замечала ни горничной Мэри, которая бежала за ней, ни разноцветных образцов товаров в витринах магазинов. Ее не привлекали ни пышные шляпы, украшенные перьями и цветами, ни рулоны дорогих шелков и тончайшего муслина.

Она непозволительно опаздывала. Только бы Эйми не подстерегала ее у самых дверей с твердым намерением обсудить все детали вчерашнего бала! А если на Эйми находила охота как следует поболтать о чем-то, отделаться от нее практически не представлялось возможным. Эмили едва ли могла посвятить свою золовку и матушку в причины своего стремительного бегства.

Она свернула с оживленной и шумной улицы в тихий переулок. Дорога здесь была гораздо уже, а булыжная мостовая укрывалась в тени прижавшихся друг к другу домов. Ни ярких витрин, только небольшие неброские вывески, извещавшие о том, что за той или иной темной дверью располагается адвокатская контора или агентство по трудоустройству. Все выглядело довольно прилично, и все же вряд ли матушка захотела бы, чтобы Эмили бывала здесь или даже просто знала о существовании этого места. Для леди Морби Лондон начинался и заканчивался там, где начинались и заканчивались всевозможные светские рауты и приемы.

Эмили свернула в еще более тихий маленький квартал. Вокруг не было ни души, кроме служанки, подметавшей каменное крыльцо того дома, к которому Эмили так спешила.

— Доброе утро, Нелл, — поздоровалась она, — как дела сегодня?

Нелл широко улыбнулась, приветствуя Эмили:

— Доброе утро, мисс Кэрролл! Все хорошо, как всегда. Новая девушка прибыла вчера. Скоро и она станет вашей ученицей.

Эмили засмеялась:

— Замечательно! Это лишь укрепит мое положение. Было бы ужасно осознавать, что я здесь больше не нужна.

— Что вы, такого никогда не случится, мисс. Здесь у вас всегда будут ученики. Все каждый раз с нетерпением ждут вторника, только чтобы снова увидеть вас.

Эмили не могла сдержать улыбки — необычайно приятное чувство согревало ее от кончиков пальцев до самых ступней. После тяжелого напряжения бала и холодного груза разочарования матушки она наконец-то могла расслабиться, стать собой, просто мисс Кэрролл. И именно такой ее здесь с радостью принимали, ждали, нуждались в ней.

— Я тоже люблю вторники, — сказала она, — а миссис Годдард здесь?

— В своем кабинете, мисс. Она ждет вас.

Эмили оставила Нелл, чтобы покончить со своим делом, и шагнула в дверной проем. Это здание было таким же, как и все остальные на улочке, высоким и узким, со стенами красного кирпича и простыми окнами, укрытыми тяжелыми темными бархатными шторами. Отполированная медная табличка возле черной блестящей двери гласила: «Школа миссис Годдард для малоимущих женщин».

Название умалчивало о том, что малоимущими женщинами числились бывшие проститутки, которые в стенах этого тихого учреждения искали надежду на новую жизнь, заслуживающую уважения. Нигде не упоминалось и о том, что одной из преподавательниц служила леди Эмили Кэрролл, здесь — просто мисс Кэрролл. Если бы кто-нибудь узнал о ее общении с аморальными женщинами, последствия были бы губительными.

В этом заключалась ее тайна, кроме того, работа стала единственным по-настоящему светлым, стоящим моментом за всю неделю. Она ощущала свою нужность этим женщинам, и это было взаимно. Только там она знала, что приносит пользу, только там могла удовлетворить свое страстное желание помогать людям.

Она задержалась у зеркала в маленькой передней, чтобы снять шляпку и поправить прическу. Тонкие светлые пряди всегда выбивались из-под шпилек, так что она больше походила на ученицу, чем на преподавательницу. Она пригладила волосы и стерла маленькое пятнышко со щеки, почти не обращая внимания на свой подбородок с милой ямочкой и большие зеленые глаза — как раз то, на что в первую очередь обращали внимание другие.

Эмили вгляделась в эти глаза, которые, как обычно во вторник, светились радостью и волнением. Родители всегда считали ее очарование своим главным достоинством и говорили ей об этом с ранней юности. Она же предпочла бы не возлагать надежды на нечто столь эфемерное и пустое. Красота очень скоро увянет, но пока она еще могла помочь семье приобрести то, чего они так хотели, — зятя с титулом герцога.

Но на что еще она способна, кроме замужества? Для чего вообще начала эти мучительные поиски себя? Она всегда чувствовала себя потерянной и печальной, постоянно искала любовь, одобрение и свое предназначение в жизни. Так было до тех пор, пока ей не исполнилось четырнадцать и у нее не появилась гувернантка мисс Моррис. До этого Эмили не знала никого, хоть чуточку похожего на мисс Моррис. Молодая гувернантка была такой жизнерадостной, так страстно тянулась к новым знаниям, людям и всему миру. Она сумела передать эту страсть и Эмили, заставила ее посмотреть на себя саму совершенно другими глазами. С ее помощью леди Эмили Кэрролл стала собой, умной и верной, с сердцем, полным любви, готовая помогать людям, оставшись при этом застенчивой, робкой и милой.

Мисс Моррис возила ее на прогулки за город, где рассказывала об окружающем мире, о камнях, цветах и деревьях. В Лондоне она устраивала образовательные экскурсии. Возила ее из Мейфэра [1] в более бедные районы, показывала настоящие людские несчастья и отчаяние, подсказывала девочке, как та может своими силами и средствами помогать другим.

Это стало настоящим откровением для Эмили, и с тех пор она никогда не позволяла себе окончательно падать духом. Возможно, она не обладала остроумием, которое так ценилось в обществе, и кокетством, привлекательным для мужчин, но у нее было немало других достоинств. И она никогда не согласилась бы на что-то меньшее, чем жизнь во имя серьезных и важных целей, основанную на спокойствии и стабильности. И муж должен непременно разделять ее идеалы, а герцогу Мэннингу они определенно чужды.

1

Мейфэр — один из наиболее престижных, фешенебельных районов Лондона. (Примеч. пер.)

— Эмили! Вот ты где, моя дорогая! — позвал ее кто-то, вырывая из плена воспоминаний и размышлений.

Она обернулась и увидела мисс Моррис, точнее, теперь уже миссис Годдард, которая стояла у входа в свой кабинет. Хотя белая шляпка на кудрявых каштановых волосах и серое шелковое платье отличались крайней простотой и строгостью, в ее темных глазах сверкал задорный огонек, а губы сияли улыбкой.

— Прошу прощения за опоздание, — сказала Эмили, поспешно целуя румяную щеку миссис Годдард. Увидеться с ней всегда было так приятно, словно это ее вторая мать. — Моей золовке уж очень хотелось поговорить, и…