Пульс за сто

– Тогда и вы не берите в голову. Давайте хоть дерево подержу.

Карпов положил пиджак на ближайшую скамейку и взялся за саженец, но тут же отдернул руку. Дерево оказалось колючим. Кристина сняла перчатку с левой руки.

– Держите.

Перчатка, разумеется, была Геннадию Ивановичу мала, но для этих целей годилась. Он осторожно обхватил дерево за ствол.

Кристина засыпала дно ямы гравием.

– Я думал, в таких домах для этих целей держат садовника, – заметил Карпов.

– И вы не ошиблись. Но у некоторых людей бывают увлечения. Ставьте.

– По-моему, сначала нужно полить.

Кристина посмотрела на литератора.

– Мы что, родственные души?

– Нет. Моя мама… увлекалась садоводством. Я часто ей помогал.

– Что ж, послушаем вашу маму.

Кристина отошла и вскоре вернулась с лейкой. Карпов осторожно поставил дерево в яму. Расправив корни, Кристина забросала их землей, а потом, присев на корточки, принялась разравнивать грунт. Геннадий Иванович, убедившись, что саженец стоит крепко, опустился рядом. Каждый из них мог работать только одной рукой, одетой в перчатку. Поскольку руки были разными, плечи невольно соприкасались. Это повергло Карпова в смущение. Давненько ему не приходилось находиться так близко от красивой молодой женщины. Геннадий Иванович осторожно скосил глаза – и еще больше смутился, поскольку расстегнутая на две пуговицы рубашка открывала рискованные перспективы. Он поспешно отвел взгляд.

– Как вы объяснили маме свое отсутствие? – Кристина попыталась сбросить со лба непокорную прядь, но влажная кожа не отпускала волосы. – Или вы не настолько близки, чтобы в этом нуждаться?

– Моя мама погибла. Уже давно.

– Простите. Не знала.

– Я думал, вы знаете о нас все.

– Ко мне это не относится. – Кристина выпрямилась и сняла с руки перчатку. – Готово. Теперь надо снова полить.

Карпов послушно поднял лейку.

– А теперь идемте ужинать, – Кристина собрала инструменты. – Я ужасно голодна. Только сначала – в душ.

Вообще-то Геннадий Иванович собирался пропустить ужин, чтобы не встречаться с Лучинским. Но теперь он не решился возразить. Да, в общем-то, ему и не хотелось.

20.15

Женщина, только что вышедшая из душа, выглядит как Венера, родившаяся из пены морской.

«И почему мне казалось, что она похожа на киборга?» – подумал Карпов, когда Кристина появилась в столовой, одетая вполне по-домашнему. Длинные волосы, наскоро собранные в хвост резинкой, лишили ее последнего сходства с героиней культового блокбастера.

К радости Геннадия Ивановича Лучинский уже поел. Прислуга, по-видимому, решила, что второй постоялец сегодня не придет и убрала со стола. Но для закоренелого холостяка не составило труда восстановить сервировку, изучив содержимое окружающих шкафов и бездонного холодильника. Нарезать колбасу и сыр, помыть овощи, вскипятить чайник – все это Карпов проделал на автомате.

Кристина придирчиво оглядела стол.

– Что ж, предварительную подготовку оцениваю на четыре с плюсом. Осталось добавить совсем немного.

В числе немногого на белоснежной скатерти появились грибы, красная рыба, икра и поджаренные ломтики хлеба, словно по команде выскочившие из тостера, когда Кристина ставила на стол последнюю тарелку.

– Я предпочитаю пить чай сразу. Вам налить?

Карпов согласился, хотя чай не очень жаловал, предпочитая кофе. Приглашений к трапезе никто не делал. Они просто сели за стол и начали есть.

– О чем будете писать дальше? – спросила Кристина. – Уже решили?

– Нет. После сегодняшнего… творческого вечера писать не так-то просто.

– Хотите знать мое мнение?

– Ваше? – удивился Геннадий Иванович. – А вы разве…

– Да, я слышала, как вы читали. Мне понравился ваш герой.

– Герой. – Карпов уловил разницу. – Не рассказ.

– Не придирайтесь. Рассказ как рассказ. А вот герой… с ним бы я с удовольствием встретилась еще раз. У нас, девочек, свои критерии.

– Спасибо. – Геннадий Иванович посмотрел на собеседницу с подозрением. – Если это, конечно, правда, а не фальшивый комплимент из сострадания.

Кристина доела бутерброд и облизала губы.

– Геннадий Иванович, у меня нет причин вам сострадать.

Карпов почувствовал, как его только что поставили на место.

– Да, действительно. Я забыл, кто есть кто в этой истории. – Он отодвинул от себя чашку и встал.

– Сядьте, – невозмутимо сказала Кристина. – Где-то должен быть яблочный пирог.

Пока она ходила за десертом, Геннадий Иванович вполне мог уйти к себе, но остался.

– Ваша мама… Что с ней случилось? – спросила Кристина, когда пирог был разрезан и разложен по тарелкам. – Хотя, это, конечно, не мое дело…

– Они ехали на дачу. Вместе с отцом и другими. Маленький автобус от института. Их сбил КамАЗ, выехавший на встречку. Погибли только двое. Мои родители. Они сидели в первом ряду. Погибли не сразу. Мама – на третий день, отец – на седьмой.

– Боже…

Карпов допил из сухой чашки несуществующий чай.

– Дачу я продал. Слишком много воспоминаний. Квартиру тоже хотел поменять. Но решил, что это уже будет предательство. До сих пор там живу.

Повисла пауза. Геннадий Иванович и так сказал больше, чем хотел.

«Сейчас она, конечно, будет говорить, как ей жаль», – подумал он.

Но Кристина сказала совсем другое.

– Знаете, у меня есть для вас профессиональный совет.

– Профессиональный?

– Да. По образованию я филолог. Это вас удивляет?

– Нет. Сейчас мало кто работает по профессии.

– Так вот, совет. Вам нужно писать о людях.

– То есть?

– Пишите о тех, кто вам небезразличен. Это может быть близкий или совсем далекий человек, но тот, без кого вам трудно представить свою жизнь.

Карпов растерялся.

– А… почему?

– Мужской вопрос. Даю вам на него женский ответ: потому что мне так кажется.

Глава восьмая

4 июня

10.32

Накануне вечером Карпов не садился за компьютер, хотя точно решил писать дальше. Пренебрежительная рецензия Лучинского на первый рассказ в конечном итоге только раззадорила его. Когда схлынула обида, а потом унялся очередной приступ самоуничижения и неуверенности в себе, на первый план вышло задетое самолюбие. Он все же напишет рассказ, который понравится кроме него еще хотя бы одному человеку. Впрочем, одному человеку понравилась и «Пирамида».