Пуля для дублера

Солнечный луч пронзил облака, посылая тонкую полоску яркого лазерного света через площадь.

Боже, подумал Беликов. Все его варианты были рискованными, и он слишком долго не мог принять решение. Каждый из присутствующих держался за свою тонкую прядь; каждый ставил на то, что Беликов сделает то, что он от него хочет.

Мандрыкин ждал, когда он приведет его к Фархадову, и держал пари, что он сделает это из-за Марины. Сабитов была уверен, что он избавит Фархадова и его от двадцати с лишним лет убийств, страха, укрытий и бессонницы. Карелин держал пари, что Беликов сможет держать свою ложь еще несколько часов и совершить богатейший разведывательный переворот в террористических войнах.

И Марина. Юрий догадался, что, несмотря на всю ее подготовку и профессионализм, несмотря на всю ее личную храбрость, в этот момент она просто думала, как испуганная женщина. Она знала, на что способен Мандрыкин, и в глубине души, должно быть, была слаба от страха, зная, что единственное, что стоит между ней и яростью Мандрыкина, - это Юрий Беликов.

Но в конечном счете решение Беликова свелось к шелухе воспоминаний, которые вполне могли улетучиться в буре промежуточных событий. Но оно тоже ждало Беликова, подвешенное и скрытое в его подсознании.

Последнее, что Сабитов сказал ему перед тем, как покинуть номер в отеле "Кавказ", было то, что на Фархадова оказывалось давление, которое делало это окно возможностей очень маленьким. " Когда она закрывается, ее нельзя открыть снова", - сказал он.

– Женя, - медленно произнес Сабитов, словно его подозрения достигли критической массы, - что ты натворил?

Глава 37

– Послушай, Манcур, - сказал Беликов, снова поворачиваясь спиной к площади. Он склонился над телефонной будкой, словно защищая частный разговор, затем осторожно вытащил телефон Карелина из внутреннего кармана плаща.

– У меня есть защищенный мобильный телефон для моих людей, и я включаю его прямо сейчас, - сказал он, проводя большим пальцем по трем цифрам, как показал ему Леонид.
– Ладно?

– Да, хорошо, - сказал Сабитов.

Беликов ждал, прислушиваясь к гудению, щелчку, соединению.

– Я здесь, - сказал Карелин.

– А теперь ... я разговариваю с вами обоими, - сказал Беликов в оба телефона.
– Вы оба слышите, что я говорю. Хорошо, Мансур?

– Да, хорошо.

– Лев?

– Да, давай.
– Голос Карелина перешел в ровное монотонное операционное бесстрастие.
– Успокойся, - сказал он Юрию.
– Будь осторожен. Не позволяй эмоциям запутать твое мышление.

– Лев, я иду вперед.

– Мы знаем, - быстро сказал Карелин.
– Твой телефон все это время работал. Мы идем в ногу со временем.

Юрий был ошеломлен и зол, но на это не было времени.

– Черт возьми, - рявкнул он, - Ты кого-то посылаешь?

– Мы уже в пути, - сказал Карелин.

Вперед, вперед, твердил себе Юрий.

– Мансур, я знаю, что ты находишься на выгодной позиции, откуда видна эта сторона площади. Ты в квартире над аптекой "Авис"?

– Быстрее иди, - только сказал Мансур.

Взволнованный Беликов продолжал: - Ладно, эти люди на площади принадлежат Виктору Мандрыкину. У него находится Марина, и он сказал, что убьет ее, если я скажу тебе или свяжусь с моими людьми. Он ждет, что я приведу его к тебе. Я не знаю, что он делает, что планирует, но мы пытались остановить его. Теперь он порвал с нами связь.

Беликов говорил быстро, запихивая все в себя.

– Мансур, послушай, ты сказал, что у нас есть только небольшая возможность, а потом будет слишком поздно. Ты имел в виду информацию, которая имеет решающее значение именно сейчас? Ты хочешь нам что-то сказать? Нам нужно что-то делать?

Последовавшее за этим молчание было самым нервирующим молчанием, которое Беликов когда-либо испытывал. Как ни странно, он начал ощущать изменения в восприятии, но не зрения, звука или осязания, а течения времени. Молчание Сабитова продолжалось весь день и в сумерках.

– Мандрыкин, - выдохнул Сабитов. Его голос тоже сглаживал оцепеневшее напряжение их положения.
– Да, ты все правильно сделал, Женя. Хороший выбор, потому что мы даже не знали, что он еще жив.
– Его голос утратил напряжение, и он казался спокойным. Или это было спокойствие смирения?
– Где сейчас Виктор?
– чуть нервно продолжил он.

Беликов рассказал о том, как Мандрыкин своим звонком догнал его по дороге в "Авис", о телефоне, о разговоре, об угрозах.

– Поэтому я не знаю, где он, - добавил он.
– Думаю, он где-то поблизости.

– Да, должен быть, - согласился Сабитов.

– Но Карелин едет со своими людьми.

– Нас четверо, - вставил Карелин.

– Четыре человека, - сказал Беликов Сабитову.

– У нас здесь никого нет, - сказал Мансур, и на этот раз Юрий отчетливо услышал в его голосе покорность судьбе. И все же это было не совсем смирение, скорее близость с судьбой, как будто он не питал злобы к неизбежному. Это было философское принятие неизбежного.

– Мы приезжаем в район сада Хагани два раза в неделю, если можем. Мы делаем это уже больше года. Но мы пришли одни. У нас есть очень сложный процесс, который мы проходим, что позволяет нам прийти сюда,- спокойно, в одиночестве. Когда мы выходим на улицу Расула Рзы, мы просто еще два безымянных туриста, ничего больше.

– Два раза в неделю?

– У Гасана здесь любовница, - объяснил Мансур.

Вот дерьмо, подумал Юрий.

– Он сейчас с ней?

– Да.

– И без телохранителей?

Беликов не мог в это поверить. Несмотря на то, что Карелин сказал ему, он думал, что у Сабитова и Фархадова будет кто-то, кто поможет им.

Это объясняло, почему Сабитов так хорошо знал этот район. Должно быть, он часами сидел у окна, где бы оно ни было, и смотрел на площадь. Когда вы знакомы с ежедневными ритмами жизни на улице или в районе, вы приобретаете чувство того, что нормально в этом месте. Новое лицо или изменение в распорядке дня-это как сигнал тревоги.