Пуля для карателя

– Товарищ капитан… – подтягиваясь на локтях, сдавленно прошептал Ложкин. – Я рацию выронил с перепуга, она в яме осталась…

Потерю Ложкина, похоже, нашли, далеко не скатилась – зацепилась за что-то лямка вещмешка. Послышались возбужденные вопли, посыпалась земля, кто-то выволок радиостанцию на поверхность.

– Герр лейтенант, да это рация! – завибрировал взволнованный голос. – Лазутчики под домом, жиды краснопузые, мать их за ногу! Это точно красные, матерились, как и мы!

– Солдаты, не стрелять! – прогремел командирский голос. – Выкурим этих тварей, живыми возьмем!

– Да хрен они меня возьмут живым!.. – Замятин так заскрипел зубами, что, кажется, сломал один.

– Держите, козлы! – заорал сержант, выпуская очередь. Куда он мог попасть? Только в склон, с которого осыпалась очередная порция земли. Забыл, что нельзя из «МР-40» стрелять длинными очередями. Автомат моментально перегревается, и держать его невозможно. Замятин вскрикнул, отбросил от себя раскалившуюся железку. Снаружи похабно гоготали, но приказ выполнялся – огонь не открывали. Хотя могли аккуратно бросить еще одну гранату, ее бы наверняка хватило.

– Товарищ капитан, сюда ползите… – вдруг зашипел Ложкин. Он рылся в дальнем краю воронки. – Тут еще один подвал… Или шахта с канализацией, хрен ее поймет, сейчас проверю…

Сержант трудился, как землеройка, расшвыривал землю, разламывал створ какого-то люка – и вдруг начал пропадать! Сначала исчезла голова, потом в неведомую бездну погрузились плечи, часть груди. Надежда – как ее не хватало в этот непростой момент! Пан Пшиговский, отталкивая Замятина, пополз к Ложкину, получил пяткой по плечу, но не утратил пыл.

– Панове, мы уйдем… – бормотал он, – это старые кварталы, здесь под землей большая сеть шахт канализации… нам бы только добраться до горизонтального штрека… он должен быть рядом…

– Солдаты, не стрелять! – прокричал на чистом немецком Ломакин. – Работает германская разведка абвера, и все военнослужащие обязаны беспрекословно выполнять указания ее сотрудников! Повторяю, работает германская разведка абвера!

– Правильно, пан капитан, правильно, отвлекайте их… – закряхтел Пшиговский. – Не знаю, что вы говорите, но все правильно, пусть поломают головы…

Снаружи стало как-то тихо.

– Товарищ капитан, что за хрень? – прошептал Замятин. – Вы же ни бельмеса по-немецки… Что вы сейчас крикнули?

– А вот это, мой друг, не твое собачье дело… – пробормотал Ломакин. И тут неожиданно в его руке оказался пистолет «ТТ», и грохнул выстрел. Замятин, не успев изумиться, откинулся на спину, стал давиться кровью.

Пшиговского словно молния пронзила, он замер в скрюченной позе, глаза вывалились из орбит.

– Пан капитан, что вы де… – договорить он не успел, получив пулю в лоб!

Ложкин уже протиснулся на полкорпуса в яму, как-то замер, словно почувствовал беду. А ведь еще немного, и ушел бы в подземелье, к чертовой русской матери! Ломакин несколько раз выстрелил ему в живот. Ложкин скорчился от вспарывающей боли, потом какое-то время мелко подрагивал и наконец отмучился. Вдруг начал извиваться Замятин, плевался кровью, проглатывал матерные слова. Он попытался дотянуться до пистолета, но Ломакин выбил пистолет ногой.

– Товарищ капитан, что вы творите… – выдавил Замятин вместе с кровью.

– В оврагах твои товарищи догнивают, – процедил Ломакин, – да в трубу Аушвица вылетают… – Он снова дважды надавил на курок и выстрелил в сержанта. Дождался, когда затихнет агония, потом навострил уши.

Каратели помалкивали, явно заинтригованные.

Ломакин откашлялся, снова выкрикнул по-немецки то, что уже говорил, и добавил на русском, учитывая национальную принадлежность присутствующих:

– Солдаты, не стрелять, когда я выйду! С вами говорит сотрудник немецкой разведки, я выполняю указания полковника Алекса фон Ритхофена и майора Кристиана Гайдриха! Вы должны немедленно доставить меня в отдел разведки 9-й армии! Повторяю для тупых и плохо слышащих! Я не советский шпион! Все шпионы убиты мной, можете убедиться! Я служу великой Германии и требую уважительного к себе отношения!

– Так вылезай, посмотрим, что ты за гусь такой… – неуверенно пробормотали снаружи.

Он выполз на карачках из воронки – грязный, как черт, весь забрызганный кровью, – отбросил пистолет и поднял руки, демонстрируя, что не вооружен. На краю воронки стояло не меньше десятка вооруженных личностей – в черной униформе зондерполка «Дирлевангер», увешанные оружием, боеприпасами. Лица смутно очерчивались в ночи, солдаты таращились на него, у многих явно чесались кулаки врезать по рылу этому «сотруднику», но бить остереглись, окружили, обхлопали со всех сторон. Какой-то юркий боец спрыгнул в воронку, на четвереньках забрался под дом.

– Герр гауптман! – выкрикнул он через минуту. – Этот парень в натуре всех своих пострелял – три «жмура» в наличии! Может, и не врет, а, герр гауптман?

– А может, просто жить хочет и будет нам тут баки вколачивать? – зловеще прогудел в спину какой-то любитель блатной лексики.

– Я не могу назвать свою фамилию! – взволнованно выкрикнул Ломакин. – Но я только что прибыл из тыла Красной армии и требую доставить меня в штаб 9-й армии вермахта! Меня там знают! Если все сделаете правильно, получите поощрение!

– Да шел бы ты со своим поощрением… – презрительно сплюнул другой боец. – Слышь, братва, – обратился он к остальным, – лично мне плевать, что это за крендель с горы, я бы пришил его на месте – не хрена тут лазить ночами да вмешиваться в наши операции… Мутный он какой-то, братцы, ерша, поди, гонит…

Дискуссия продолжалась недолго. Офицер у местной братвы был из немцев – достаточно сносно изъясняющийся по-русски.

– Задержанного не бить! – скомандовал он картавым голосом. – Буниченко, Рывак, Кузьминок, доставить задержанного в Трибор! Да посматривать за ним, чтобы не сбежал! Связать ему руки – надеемся, господин лазутчик не будет возражать?

Под злорадный гогот Ломакину стянули руки ремнем. Трое окружили его, погнали в глубину дворов. Шли быстро, плотно окружив «мутного» арестованного. В принципе, не били, но каждый раз, когда он спотыкался и матерился, его хватали за шиворот и гнали дальше.

– Гляди-кось, Олесь, – бурчал в спину каратель, – по-москальски чешет на одних матерках – да русский он, какой еще? Заправляет нам от фонаря, что из военной разведки, а сам ведь русский, падла…

– Ты тоже русский, – огрызнулся Ломакин, – или украинский, хрен тебя разберет. В Красной армии служил, признайся? Тебе, выходит, можно?