Пуля уже в пути
Шрифт:
— Я уже говорил, что не служу в английской разведке, — насупился Новиков, огорченно сдвинув тонкие брови к переносице.
— Верю, верю. Только я, напарник, не про английскую сейчас гутарю, а про «Моссад». Хотя ты и хорошо замаскировался, но я-то тебя сразу раскусил.
Я оторвал рукава от своего комбеза и намотал их на палку.
— И чем же я себя выдал, Филин? — усмехнулся Новиков, выливая остатки бензина из канистры на импровизированный факел. — Нос у меня вроде бы самый обычный, картошкой. Картавости тоже не заметно. И волосы не вьются черными змейками.
— При чем здесь нос и волосы! —
— Думай что хочешь. Все равно тебя не переубедишь, если тебе что-то втемяшилось в головушку.
Катер уже отплыл на несколько метров, беря курс на середину реки. Я поджег факел и швырнул его на посудину. Приглушенно хлопнув, пламя взвилось вверх и моментально охватило моторку со всех сторон, обдав нас напоследок жаркой волной.
— Не, друг, не пойдет. Это пусть теперь мафиози думают, что же здесь произошло и куда мы делись. А моя голова для другого предназначена. Я ею орехи колю вечерами.
С чувством выполненного долга мы вернулись к Оксанке и тронулись в дальнейший путь. Николай нырнул вперед, прокладывая трассу среди зарослей.
Гпава 8
Когда солнце стало клониться к закату, мы были измотаны, хотя и устраивали на протяжении пути несколько коротких привалов. Особенно это было заметно по Ксюшке, которая валилась на землю при первой возможности и замирала, вытянувшись во весь рост. В конце концов мы с Николаем коротко посовещались, и он забрал мой рюкзак. А я, забросив автомат за спину, подхватил девчонку на руки.
— Не надо, — слабо засопротивлялась она. — Я сама смогу…
— Молчи уж лучше, — проворчал я и прибавил ходу, стараясь не отставать от Новикова. — Вас, женщин, надо на руках носить, а то вы все норовите на шею сесть.
Напарнику тоже приходилось нелегко, и он сбавил темп. Сколько мы так отмахали, сказать было трудно. Казалось, зарослям не видно конца и краю. А говорят еще, что в южных республиках с лесом напряженка и потому на корню вырубают его в средней полосе России. В голове была пустота, ни одна мысль не пробегала. Только тихий звон стоял в ушах. Хорошо еще, что нас вроде бы пока не преследовали. Пользуясь этим, мы старались уйти как можно дальше на юго-восток. Где-то там маячило спасение, если Новиков не соврал.
— Прости меня, — виновато сказала Ксюшка и прижалась щекой к моему плечу. — Доставила я вам хлопот полон рот.
Я ничего ей не ответил, так как был уже на последнем издыхании. Ноги в коленях сгибались при каждом шаге, и того и гляди отломятся.
Еще через сотню метров нежданно-негаданно перед нами выросла полянка с крошечным озерцом посредине.
— Все, шабаш, — прохрипел Николай и рухнул как подкошенный. — Здесь и заночуем.
Солнце уже скрылось за кронами деревьев, устав наблюдать за нашими мучениями. Весь лес погрузился в серый полумрак.
Поставив Ксюшку на ноги, я дрожащими руками прикурил сигарету с пятой попытки и медленно проковылял к озерцу, больше похожему на огромную лужу. На
удивление, вода оказалась чистой и прозрачной, в отличие от мутной речной. Зачерпнув пригоршню вожделенной жидкости, я с жадностью ее вылакал, словно бездомный пес. А затем вымыл потное лицо.— Что ж, будем обживаться. Вряд ли нас станут искать в темноте. В этих джунглях и днем-то заблудиться немудрено.
Мы с Николаем наломали молодых веток с зеленой листвой и соорудили некое подобие постелей.
— Дежурить на всякий случай будем по очереди, — сказал я Новикову, и тот согласился. — Половина ночи твоя, другая половина моя. Выбирай сам, мне до лампочки.
— Ты первый, — сказал он и повалился на охапку веток, подсунув под голову рюкзак.
На другую постель я уложил Оксанку, накрыв ее курткой от своего комбеза. Она попробовала было возражать, но я только махнул рукой и отправился в лес на поиски дров. Через полчаса я натаскал здоровую кучу сухого валежника, которого должно было хватить на всю ночь.
Спустя некоторое время в стремительно темнеющее небо взметнулось пламя костра. В нашем лагере наступила идеальная тишина, и я присел на небольшое бревнышко, уставившись на пляшущие языки пламени. Зрелище было зачаровывающим, и я мог смотреть на него до скончания века.
Где-то звучно хрустнула ветка, и рука сама собой потянулась к автомату. Но, видимо, это был всего лишь неведомый житель местных лесов. Сколько я ни напрягал слух, больше ничего не услышал. Только издалека донесся заполошный крик какой-то ночной птицы.
— Игорек, подойди, пожалуйста, — еле слышно позвала Оксанка.
Я присел рядом с ней и взял ее махонькую ладошку в свою. Она была теплая и мягкая.
— Ты чего не спишь? — требовательно осведомился я. — Завтра нам опять в путь, и еще неизвестно, каким он будет. Тебе сейчас надо набираться сил, Ксюха.
— Посиди немножко со мной, — попросила она. — Что-то не спится, хотя голова совсем чумная. Я вообще не понимаю, что со мной творится последнее время.
— Это все нервы, ласточка. Вот выберемся из этой передряги, и сама увидишь, как быстро все изменится к лучшему.
— А мы выберемся? — Ее глаза сверкали в темноте, отражая блеск костра. — А вдруг…
— Никаких вдруг быть не может, — уверенно произнес я и тихонько сжал ее ладошку. — И не из таких передряг выбирались. Патронов столько, что можно целый месяц в одиночку Курильские острова оборонять. Можешь не волноваться — перестреляем всех, кто косо взглянет. Только пальцем ткни в того, кто не понравится.
Правда, я сам сомневался в успешном исходе неожиданной авантюры, в которую нас втянули. Но девчонке знать об этом не следует. Пусть будет уверена в нашей победе.
Она поднесла мою руку к своему лицу и прижалась к ней пылающей щекой. Та почему-то оказалась мокрой.
— Что с тобой, Ксюшка? — Я наклонился над ней. — Ты чего плачешь? Рука болит?
— Нет. — Она виновато улыбнулась. — Мне страшно, Гошик. Я боюсь, что нас всех убьют.
И тут же выпалила на одном дыхании, обвивая мою шею руками:
— Иди ко мне. Я хочу, чтобы ты был только моим…
Я поцеловал ее в мокрую и соленую щечку:
— Спи давай, кнопка. Маленькая ты еще. А насчет того, кто кого убьет, так это бабка надвое сказала. Поживем — увидим.