Пуля в Лоб

– Ox, едрён-батон, шеф, - процедил Хэйc.
– Их даже не называют заключенными или осужденными - их называют постояльцами. Видимо, не хотят оскорбить их неокрепшие чувствия, а? Что за левацкое, дерьмократическое, либеральное говно!

– Заткнись, Хэйc.

Еще одна табличка гласила:

ПОЖАЛУЙСТА, ГОВОРИТЕ ТИШЕ.

– Ох, бедняжки, - саркастически заметил Хэйc.
– Не могут даже громко говорить. Для меня представляется, какое жестокое и извращенное наказание, наверное, мы нарушаем их гражданские права! Чё-ерт, шеф, думаете, мы должны позвонить в Американский союз гражданских свобод?

– Нет, я думаю, ты просто должен заткнуться!

В конце главного коридора располагались спальни, а вовсе не камеры и ряд классных комнат. Затем последовало кафе похожее на институтское, с красивыми столами и стульями.

– Бля-а-а, шеф, - вставил свое мнение Мика Хэйc.
– Я вынужден согласиться с Клодом. Не так надо обращаться с ватагой хитрожопых не-дис-ци-пле-рни-ро-ван-ных панков. Наши налоговые доллары уходят на содержание подобных мест, чтобы у преступников имелись модные спальни с телевизорами, красивыми кроватями и кафетерием! Они должны спать на проволочных койках и питаться холодными бобами с жестяной тарелки! Работать по 16 часов в день, закованными в кандалы. Именно это покажет им, каково нарушать закон.

– Они просто подростки, Хэйc, они дети, - сказал Шеф.
– Мы сейчас не наказываем детей, мы их реабилитируем.

– Eдрён-батон, - ухмыльнулся Хэйc.
– Как по мне, так из этого места нужно сделать окружной центр порки. За первое нарушение отходить розгами, за второе - сломать пару костей. Так они усвоят урок. Или, как сказал Клод, бросить их в окружную тюрягу, чтобы им там пару недель подряд потрамбовали какан. После такого веселья им уже не захочется продавать наркотики или грабить добропорядочных граждан. Да, шеф, как по мне…

– Блин, тебя никто не спрашивает, так что заткнись!
– пророкотал Шеф на весь коридор.
– Мы должны найти ответственного офицера, узнать, что происходит.

В конце следующего коридора оказались большие двойные двери и табличка:

СПОРТЗАЛ.

– Бля-а-а, шеф, я надеюсь, мы не помешаем их игре в волейбол, поскольку бедные мальчики имеют право на реабилитацию, - усмехнулся Хэйc.
– Да, сэр, если эта кучка маленьких грабителей и насильников не потренируются как следует и не повеселятся, это будет расцениваться, как нарушение их кон-стер.ту-ци-он-ных прав.

Однако, когда Хэйc распахнул двойные двери, он застыл на месте, уставившись вперед, и Шеф сделал то же самое.

– Ебать меня три раза в жопу!
– произнес Хэйc.

– Блядь, - ответил Кинион.

То, что открылось перед ними, являлось, несомненно, самым странным зрелищем, которое кто-либо из них когда-нибудь видел. Все подростки, проживавшие в Окружном приюте для мальчиков, - все тридцать, заметьте, - лежали бок о бок на полу спортзала в один ряд, и три сотрудника отдела содержания под стражей лежали вместе с ними. Да, сэр, ряд из парней от одного конца спортзала до другого.

И если это само по себе не являлось достаточно необычным, то следующий факт уж точно являлся. У каждого из них были спущены штаны до лодыжек, и еще страннее было то, что их члены торчали вверх, твердые, как камни. Да-да, то, что предстало взглядам Хэйcа и Шефа - это зрелище ровно тридцати трех эрегированных членов, всех форм и размеров.

Но ни один из этих парней не двигался, абсолютно, как будто они все лежали на полу рядом друг с другом и спали или...

– Бля-а-а, Хэйc, - встревоженно произнес Кинион.
– Они… они мертвы?

– Нет, если у мертвых не может быть эрекции, шеф. Я имею в виду, смотрите! У них у всех стояки!

– Я вижу это, Хэйc... Иди проверь.

Хэйc посмотрел на своего босса.

– Проверить что? Их стояки?

– НЕТ, НЕ ИХ СТОЯКИ, ДУРАК ЧЁ-ЕРТОВ! ПРОВЕРЬ, ЖИВЫ ЛИ ОНИ!

Под содрогание стен от взорвавшегося ревом Шефа Хэйc принялся делать, как велено, наклоняясь над каждым ребенком и проверяя пульс.

– Они все живы, босс. Просто от чего-то потеряли сознание.

– Пошлепай кого-нибудь, разбуди.

Хэйc схватил какого-то прыщавого мальчишку за воротник, потряс его, а затем отвесил несколько затрещин по его губам тыльной частью ладони.

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Ничего.

– Эти парни в полной отключке, шеф, и офицеры тоже! И, подойдите сюда. Тут кое-что еще…

Кое-что еще? Тридцать подростков и трое взрослых лежат без сознания в рядок с торчащими членами. Что может быть еще? Кинион приблизился к лежащим в отключке мальчикам и увидел их лица.

Хэйc был прав. Еще одна странность.

Они все широко улыбались.

И менее чем через секунду двойные двери распахнулись. Хэйc и Шеф инстинктивно схватились за оружие, но остановились, увидев...

– Государственный департамент здравоохранения!
– рявкнул какой-то парень в спецодежде.
– Дайте пройти!

По крайней мере, еще две дюжины парней забежали в спортзал, держа носилки, на которые они быстро загрузили детей, а затем потащили обратно.

Шеф почесал свою лысую голову.

– Государственный департамент здравоохранения?

– Как, чё-ерт возьми, они узнали, что им надо ехать сюда?

Они последовали за людьми с носилками, и увидели снаружи два больших автобуса с логотипом Государственного департамента здравоохранения. Сотрудники быстро грузили в них потерявших сознание подростков.

– Это не имеет никакого смысла, Хэйc.

Голова Киниона блестела на солнце.

– Кто-то, должно быть, обнаружил этот спортзал раньше нас, Шеф, после чего вызвал парней из здравоохранения штата.

– Да, но кто?

Изящная тень упала на их спины.

– Это была я.

Кинион и Хэйc резко обернулись на звук голоса…

– Я вызвала их, шеф Кинион, - сообщила капитан Маджора.

5.

Чтобы выполнить то, что может считаться поворотом сюжета в рамках параметров структурного и/или редакционного протокола, здесь мы производим нарушение общепринятого стандарта на то, каким должна быть повесть, скажем, из 16 000 слов, полностью ведущаяся с личностно-ограниченной точки зрения третьего лица...