Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942

Вокруг нас свистели пули, со звоном впивающиеся в толстые бревенчатые стены хлева. Надо было срочно что-то предпринять. Поэтому я отобрал еще восьмерых раненых, которые могли кое-как передвигаться, и бросил их в бой. Они стреляли из-за большой поленницы дров, которую крестьяне сложили между нашим и соседним домами. У наших бойцов было хорошее укрытие, и они смогли положить свои карабины для прицеливания на поленницу. Я тоже взял карабин, и теперь при вспышке каждой осветительной ракеты, которую запускала группа Ламмердинга, шестнадцать наших карабинов открывали прицельный огонь по противнику. Дополнительная огневая мощь склонила чашу весов в нашу пользу. Вскоре стало ясно, что у красных не было шансов добраться до перевязочного пункта. И если бы кому-то из них это все-таки удалось, мы бы справились с ним в рукопашной схватке. Я был полностью уверен в своих людях, так как каждый из них знал, что сражается за свою жизнь.

На меня нахлынула волна гордости. Наш перевязочный пункт проявил себя как настоящий мощный форт. Через два с половиной часа начнет светать, и тогда мы снова станем хозяевами положения.

К нам поступила новая партия раненых. На этот раз это оказались те бойцы, которые принимали участие в контратаке на восточную часть деревни. Они принесли ободряющие вести о развитии контратаки. Мы постарались разместить раненых как можно плотнее, чтобы оставить в центре помещения хоть немного места для операций и перевязок.

Все это время темные глаза Наташи неотступно следили за мной.

Неожиданно снова распахнулась дверь, и в комнату ворвался запыхавшийся Бруно:

– Мой обер-лейтенант ранен! В голову!

– Он мертв? – быстро спросил я.

– Нет! Он лежит на снегу, но еще дышит!

– Тульпин! – крикнул я.

Он тотчас последовал за мной с медицинской сумкой и запасом перевязочного материала. Не обращая внимания на огонь, мы перебежали через улицу и увидели Кагенека. Он лежал на снегу! Два бойца оттащили Кагенека за дом, он был еще в сознании, но из его виска струилась кровь.

– Все не так уж и страшно! – едва слышно пробормотал он.

Я с облегчением отметил, что пуля лишь оцарапала висок. Но поскольку русские находились всего лишь в нескольких метрах от нас, я хотел бы тщательно осмотреть его в более подходящем месте. Мы наложили давящую повязку и отнесли Кагенека на перевязочный пункт. При этом мы старались держаться как можно ближе к стенам домов.

Оказавшись внутри перевязочного пункта, я снял временную повязку. Из раны тотчас брызнула свежая кровь. Исследование кости черепа с помощью канюли показало, что она была не повреждена. Рана оказалась нетяжелой.

– Это всего лишь касательное ранение, Франц! – сказал я. – Тебя оглушило, а кровь идет так сильно из-за того, что надорвана височная артерия. Но это несерьезно. Через несколько дней ты снова будешь в строю! Я очень рад этому!

Кагенек слабо улыбнулся:

– Должен тебе признаться, что у меня было такое ощущение, словно меня лягнула лошадь! Я сначала сразу же отрубился, а потом почувствовал, что по лицу ручьем течет кровь, и подумал, что пришел мой последний час!

На голову Кагенека была наложена толстая повязка. Он ощупал голову руками.

– Замечательно! – сказал он. – Повязка держится прочно. Знаете, со мной все в порядке, вот только голова гудит, а это не так уж и страшно! – Немного помолчав, он продолжил: – Выбивать иванов из домов оказалось гораздо легче, чем я думал!

– Почему? – удивленно спросил я.

– Они постоянно совершали одну и ту же большую ошибку! – Он усмехнулся. – Им так хотелось как можно быстрее попасть в тепло! Как вы заметили, сегодня чертовски холодная ночь. Мороз действительно пробирает до костей, а русские уже несколько часов провели на улице, в чистом поле! Захватив несколько домов, они не смогли отказаться от искушения зайти в них и погреться вместо того, чтобы продолжать бой. Кажется, в царившей вокруг суматохе их офицеры и комиссары полностью потеряли контроль над ситуацией. Все русские сидели по теплым избам. Так что нам оставалось только подбежать к очередному дому, швырнуть в окна пару гранат и одного за другим перестрелять тех красных, которые выбегали из дома!

Я бросил быстрый взгляд на Наташу. Она внимательно прислушивалась к нашему разговору.

– Она понимает по-немецки, Франц! – напомнил я ему.

– Плевать! – ответил он и, ухмыльнувшись, посмотрел в ее сторону. – Все равно такая возможность представится нам снова не так уж скоро! Впрочем, она должна благодарить нас за то, что мы так элегантно избавляем ее от тех, кто ее преследует!

Кагенек окинул взглядом помещение перевязочного пункта.

– Здесь слишком много раненых! – с тревогой в голосе отметил он. – Держать столько людей в одном месте слишком опасно! Представь себе, Хайнц, если сюда через окна влетит пара гранат! Что это там за стрельба? – неожиданно спросил он, когда Генрих и его команда снова открыли огонь со стороны хлева.

– Не беспокойся! Это наша частная война! Генрих и несколько легкораненых уже минут сорок пять обстреливают русских, которые пытаются приблизиться к деревне с севера. И они отлично справляются с этим! Как только стрельба за домом прекратится, я сам собираюсь эвакуировать отсюда всех раненых. Тяжелораненых я планирую перевезти на санях в деревню, расположенную западнее, к штабсарцту Лирову, а всех остальных, кто может ходить или хотя бы ползать, я хотел бы сам отвести на сборный пункт раненых в Терпилово!

– До Терпилово довольно далеко! – заметил Кагенек.

– Всего лишь около трех километров. Но там они будут в большей безопасности, чем здесь. В любом случае рано или поздно, но им придется проделать этот путь. Ты тоже пойдешь с нами, чтобы отдохнуть хотя бы несколько дней!

– Я? Исключено! – воскликнул Кагенек почти испуганно. – Как такое могло прийти тебе в голову? Я должен держать в руках своих бойцов здесь, и мы обязаны вызволить Беккера и его группу!

– Но ведь ты…

– Я снова чувствую себя на сто процентов хорошо! Большое тебе спасибо, Хайнц! Занимайся лучше теми, кто действительно ранен, а не такими людьми, как я!

Кагенек встал и надел на забинтованную голову свою пилотку, так как каска на нее уже не налезала.

– Я должен немедленно связаться с артиллеристами! Самое время перенести огонь дальше на восток, иначе наши штурмовые группы могут попасть под обстрел своей же артиллерии!

Я проводил его до двери. В темноте еще некоторое время мерцала его белая повязка, выступавшая из-под пилотки, пока он не исчез на командном пункте батальона.

Бой продолжался уже более двух часов. Отовсюду доносились взрывы снарядов и мин, залпы пехотных орудий и минометов, треск пулеметов и автоматные очереди, одиночные выстрелы из карабинов, винтовок и пистолетов, а в редкие минуты затишья слышались обрывки команд, крики и проклятия на русском и немецком языках. Хорошо еще, что не каждая пуля находила свою цель!

Пробежав мимо тел нескольких погибших русских, я оказался на другой стороне улицы и в призрачном свете осветительных ракет осмотрел заснеженное поле между нашей деревней и Терпилово. Когда я попытался сойти с дороги на снежную целину, то утонул по колено в снегу. Но если колонна легкораненых пойдет гуськом и каждый будет шагать по следам впереди идущего человека, то тогда действительно трудно будет идти по глубокому снегу только первым трем-четырем солдатам. Все должно было получиться.

Бой за перевязочный пункт закончился. Несколько оставшихся в живых русских поспешили отойти назад и укрылись в лесу. Мы же потеряли только одного человека: раненый, стрелявший из-за поленницы дров, получил еще одну пулю в грудь. Он собственной жизнью заплатил за спасение тяжелораненых товарищей.