Пуритане

Для Энди он готовил иное будущее. Зная силу юношеских вожделений, епископ не считал нужным запрещать дружбу молодых людей. Тем более, что обучение Энди подходило к концу и скоро им предстояло расстаться.

А пока Элиот Веннер развлекал Энди прогулками по кабакам. До знакомства с этим рыжеволосым пронырой Энди предпочитал вечеринкам одиночество и не брал в рот ни пива, ни вина. Даже когда он учился в Кембридже, ему больше нравилось сидеть у себя в комнате и читать, чем участвовать в дружеских пирушках. Элиот стал учить его пить, и Энди оказался прилежным учеником. Не раз наставник и ученик просыпались на холодных камнях лондонской мостовой в самом неприглядном виде.

Элиот не только привил Энди вкус к выпивке, но и дал ему первые уроки общения с женщинами. В таверне на Майл-Энд-роуд Элиот познакомил своего подопечного с Розмари. Он шутливо сказал, что это награда за успешное окончание первой учебной недели. Когда Элиот представил девушку, Энди успел захмелеть. Он решил, что ему предлагают встречаться с ней, и вежливо отказался. Несообразительность юнца вызвала в таверне приступ хохота. Завсегдатаи, разинув щербатые гнилозубые рты, покатились со смеху, когда Розмари приблизилась к Энди, соблазнительно покачивая бедрами. Краска бросилась юноше в лицо, и он пулей вылетел из таверны.

На следующее утро Энди чувствовал себя просто отвратительно. Он всегда мечтал, что его первая встреча с женщиной будет напоминать романтическое приключение. Молодой человек представлял себе красавицу с нежной кожей, похожую на Гвиневру, — ради такой девушки он с готовностью отдаст жизнь. Вряд ли кто-то из вчерашних посетителей таверны мог понять, о чем мечтал юноша. Неужели Элиот думал, что Энди ляжет в постель с девицей из таверны, которая оказывает свои услуги так же равнодушно, как поденщик, вынужденный зарабатывать себе на хлеб тяжелым трудом?

Энди тщательно вымылся и дал себе зарок никогда не бражничать с Элиотом. Но вскоре острота неприятных воспоминаний притупилась, и Энди вновь отправился в питейное заведение отмечать завершение очередного этапа своего обучения.

Когда Элиот и Энди добрались до Флит-дитч, где должна была состояться травля медведя, они увидели взволнованное людское море. Предвкушая жестокое зрелище, толпа проявляла нетерпение — звучал хриплый смех, возбужденно заключались пари, слышались грубые шутки. Противозаконность развлечения только разжигала страсти. Элиот чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пробираясь сквозь гудящую толпу, Энди думал, что никогда раньше не видел столько неумытых физиономий.

Зрители с жадным любопытством разглядывали бурого медведя, на вид больного и испуганного. Один его глаз был полузакрыт, под опущенным веком виднелось бельмо, левый бок и шея пестрели грубыми шрамами. Раздались возмущенные голоса, кричавшие, что зверь слишком стар и немощен и что травля окажется сплошным обманом. Когда гул недовольства докатился до ушей устроителей, один из них взял длинную жердь и, сунув ее меж прутьев клетки, злобно ткнул медведя. Тот издал такой громовой рев, что даже видавшие виды зрители отпрянули назад. Стоящие у самой клетки принялись подтрунивать над трусостью друг друга, скептики были посрамлены.

— Я же говорил, будет здорово. — Элиот дружески ткнул Энди локтем.

Энди не ответил.

Зрители уселись в естественном амфитеатре, по одну сторону большого рва, на расчищенном от кустарника месте, и представление началось. Посреди площадки был врыт большой деревянный столб.

Откуда-то справа выскочил осел, которого преследовали четыре собаки. На спине у осла визжала во все горло перепуганная обезьянка. Толпа зарыдала от смеха. Несчастный осел проскакал мимо. Элиот хохотал громче всех. Смех у него был очень странным, как, впрочем, и он сам, и напоминал заливистое повизгивание. Энди подумал, что так, должно быть, кричит возбужденная гиена. Устроители на дальнем конце рва настолько напугали осла, что он развернулся и промчался перед толпой еще раз; обезьянка продолжала верещать — ее кусали за ноги собаки.

Несколько дюжих мужчин вывели из клетки медведя и привязали цепью к столбу. Один из устроителей зажег несколько шутих и бросил их зверю под ноги. Они начали взрываться, и старый медведь в ужасе заревел и стал приплясывать, к великой радости толпы. Спустили собак, три из них бросились к столбу.

Возбуждение зрителей росло, они осыпали проклятьями медведя и науськивали собак, которые увертывались от свирепых ударов зверя. Энди посмотрел на своего приятеля и увидел, что тот лихорадочно кусает губу. Глаза юноши были одурелыми и жестокими. По подбородку у него стекала струйка крови. Энди перевел взгляд на толпу. Его окружали Элиоты — обезумевшие звери с дикими глазами. Сидевшие рядом с ним люди жаждали насилия и крови. Энди почувствовал отвращение.

Медведь не сдавался, обороняя свою территорию.

— Сначала они спускают старых собак, — пояснил взбудораженный Элиот, вытирая кровь с подбородка тыльной стороной ладони. — Не хотят, чтобы его задрали сразу.

Псы лаяли и бросались на зверя, время от времени вырывая из его шкуры клочья шерсти. Медведь, который от ужаса не чувствовал боли, не подпускал их к себе, отчаянно отмахиваясь огромными лапами. Собаки старались увернуться от его мощных ударов. Одна из них оказалась чуть менее ловкой и тут же была отброшена в грязь. Она коротко взвизгнула, забилась в судорогах и затихла. Ее бок был распорот.

Толпа выкрикивала ругательства и требовала еще собак. Спустили трех мастифов, специально обученных для травли медведей и быков. Они как одержимые бросились к столбу, их глаза сверкали злобой, они вцеплялись и рвали в клочья всех без разбора — медведя, собак и даже друг друга.

Медведь начал уставать. У него было слишком много противников. Стоило ему отбросить одного пса, три других набрасывались и кусали его за лапы. Чувствуя, что силы медведя на исходе, собаки начали подпрыгивать, хватая животное за морду и пытаясь повалить на землю. Медведь отшвырнул одного из мастифов. Обезумевший пес ударился о землю, несколько раз перекувырнулся, но тут же вскочил и, не чувствуя боли, вновь бросился в драку.

Толпа возбужденно требовала смерти медведя. Лица зрителей побагровели, шеи со вздувшимися венами покрылись пятнами, а налитые кровью глаза сверкали безумием. Это были обычные люди, мирные торговцы и ремесленники. Но в этот ясный воскресный день они превратились в изуверов, жаждавших крови. Только смерть могла удовлетворить их.

Внезапно медведь отбросил двух мастифов, которые вцепились ему в бока. Медленно и величественно он распрямился и встал в полный рост. Казалось, он не замечает того, что творится вокруг. Огромный и сильный, он посмотрел на небо и издал протяжный рев. Это не был крик боли, это был гордый рык, могучий и свободный, такой благородный звук мог бы издать молодой медведь, который весной выходит в пустынное поле.

Но собаки не отступили. Они продолжали беспощадно рвать свою жертву. Толпа в едином порыве поднялась и загудела — псам удалось повалить медведя на землю. Их пасти покраснели от медвежьей крови, они терзали поверженное животное с удвоенной яростью. Зрители восторженно аплодировали и подбадривали собак криками.

— Я же говорил, это здорово! — воскликнул Элиот, дрожа от возбуждения.

Энди не нашелся с ответом.

— Конечно, бывает и лучше, — с жаром продолжал Элиот, — но и сегодня получилось неплохо. Иногда быки дерутся яростнее медведей. Прошлым летом я видел, как бык поднял собаку на рога…