Пус Мидун
Шрифт:
Глава 6
Шкаф было решено оставить в покое – Пус даже вдвоем с енотом не мог сдвинуть его с места. Чумазый решил не спрашивать, каким образом кот умудрился в одиночку его повалить и протащить несколько метров. Стол они поставили на то место, где стоял раньше шкаф. Залитый краской пол застелили гардинами и занавесками, хотя Пус сам был полностью испачкан разными цветами со всех сторон и продолжал следить везде, к чему прикасался. Один его бок был красным, ближе к морде цвет переходил в темные тона. Другая сторона больше походила на сочную летнюю зелень полей с примесями неопределенного цвета. Окрас хвоста, лап и живота не поддавался описанию. Кровать встала на свое место, но расстилать
– Тарелок-то почти не осталось, – пожаловался енот.
– Да и Тучун с ними, – вяло произнес Пус Мидун.
– Пойдемте ко мне, граф. У меня и ужин как раз будет готов.
– К этой твоей полоумной старухе? Сама иди.
– Она вас любит, вы заблуждаетесь!
– Меня тут все так любят.
Енот хихикнул.
– А Пус вон летом памятник из грязи строил! – весело рассказал он.
– Что вы говорите, мой друг! – изумилась Науса.
Кот лишь скривился и промолчал.
– Весело жили. Были времена. Сунь-трава росла у меня вот такая! – енот поднял лапу выше своего роста.
– У нас тоже трав всяких полно. Моя матушка травница страшная! Все что-то сушит, что-то перетирает, что-то подсыпает. Затейница. Недавно моего финансиста Олуха-Горбатого лечила от кашля. Оказалось, трава слабительная… Однако вообразите, она его таки вылечила! – Науса прикрыла клюв крылом и неловко захихикала.
– Чумазый, ты бы достал что-то из еды, – попросил кот.
– Сей момент, мои дорогие. Хотя там уже почти ничего не осталось. Колбаса и вот банка грибов. Ах, еще рыба была. Соленая. Я не ем такое соленое. У меня суставы не те уже.
– Все давай на стол. Мы тут больше не будем оставаться. Только сегодня.
– Как? А куда пойдем? – енот оглянулся на кота.
– Не знаю. Ищут меня. Идти надо.
– Граф, вы можете у меня остаться. Никто вас не тронет у меня.
– Сама со своей блаженной живи. Я лучше в поле где-нибудь.
Науса демонстративно обиделась и поджала клюв.
Енот водрузил на огонь кастрюлю, насыпал в нее так и не растаявший снег, и бросил сверху колбасу.
– Куда ж ты опять ее переводишь! – Пус подскочил к кастрюле и вытащил колбасу. – Грибов свари! А колбасу просто поломай и на стол. Рыбу еще туда кинь, в кастрюлю. Вкуснее будет.
– Ты же готовить-то, никогда не готовил…
– Тебя зато смогу приготовить.
– Навару с меня, что со снега.
– Всяко лучше, чем с крапивной колбасы.
Енот вновь забегал по кухне, выполняя поручения Мидуна. Кот посмотрел на его действия со стороны и затем улегся на диван, ожидая ужина. Науса в это время просто молчала в своем углу, тайком поглядывая на маячивший в полутьме силуэт Пуса. Она чувствовала, что в ее судьбе намечается новая полоса, озаренная идеей и стремлением. Каким-либо образом осмыслить четкий план ей не удавалось, как не получилось уловить смысл большинства тех вещей, которые Пус говорил двумя часами ранее. Вряд ли она сама себе отдавала отчет в том, что раньше она обязательно бы докопалась до сути всего, что происходит. Тогда все было под контролем, понятно и разложено по полочкам. Но уже давным-давно эти мелочи перестали ее волновать даже в самой малой степени. Очень многие вещи изменились в ее жизни, большинство из которых могли бы стать главной и достаточно веской причиной, чтобы поменять уклад и способ мышления. Еще в начале своего пути перемен она иногда задавала себе вопрос – является ли ее естество достаточно ценным, чтобы нести себя без изменений сквозь годы, чтобы изменять весь мир вокруг, но самой оставаться такой, какой была когда-то? И однажды она поняла – не является. Она, по сути, ничего собой не представляла, ее
идеи не были ценными, ее опыт никому не был нужен, ее прошлое было до ужаса банальным и граничило с пошлостью. Сберегать было нечего. При мысли о том, что ее жизненный опыт можно было бы передать потомкам, становилось смешно. Сначала смешно, а затем накатывали слезы и душили ее днями, неделями, месяцами. Матушка поначалу суетилась вокруг нее, пытаясь как-то разбавить тоску, поила горячими чаями и заставляла парить лапы в отваре свеклы, но затем бросила эту затею и погрузилась в свое личное замкнутое состояние. Так они и жили последние годы – каждый в своем мире, в своей комнате.В дверях появился Чумазый, пыхтя под тяжестью кастрюли. Он дотащил ее до стола и поставил на его край. Взглянув на Наусу, енот сделал пригласительный жест.
– Как чудесно пахнет! – соврала графиня, движимая требованиями этикета.
– Я, между прочим, повар по первому образованию, – гордо улыбнулся тот.
– Я нисколько в этом не сомневаюсь, милый друг. Будем трапезничать?
– Как хотите, но я поем… – опустил морду енот.
– А что там наш любезный граф?
Кот дышал ровно и глубоко. Он провалился в сон. Науса подкралась к его кровати и занесла крыло над его мордой.
– Уть!
– А? Что такое? – кот поднял сонную морду и огляделся.
– Граф, миленький, не время еще ко сну отходить. После ужина положено побеседовать, выпить по стакану вашей любимой козьей настойки и только затем укладываться. Вставайте к столу!
Пус нехотя поднялся – сон был довольно крепким и сладким, как это обычно бывает, когда засыпаешь неожиданно.
– Не граф я. Когда же ты поймешь?..
– Не бормочите себе под нос. Ваше место ждет вас! – Науса подошла к столу и согнала Чумазого, который уже уселся во главе. – Простите, мой друг, но это место для графа. Графам всегда положено уступать место во главе, даже если они в гостях. Уть! – ее крыло коснулось носа енота.
Тот, смутившись и потирая нос, пересел на другое место.
Науса немного посуетилась возле Мидуна, подставляя тарелку поближе и накрывая колени кота краем скатерти.
– Ну, раз салфеток у вас нет, то и этого достаточно будет. – Сова заняла свое место. – Разливайте, граф.
Пус покосился на гостью, но молча поднял кастрюлю и плеснул жидкости каждому в тарелку до краев. Брызги капель полетели во все стороны, и если Наусу это смутило, то енот даже хихикнул от радости. Кот сел на свое место. Графиня смотрела на него с ожиданием, немного приподняв брови, словно ждала, что Пус сейчас прочтет стихотворение. Кот занервничал.
– Ну, что еще?
– Мы вас ждем, граф. Вы должны дать команду к началу ужина.
– Да Чумазый вон уже лакает.
– Оставьте бедному существу право быть немного диким. Мы же с вами должны следовать правилам.
– Ешь, давай, – кот поднял свою тарелку и пригубил суп.
Науса вдруг стала присматриваться к своей тарелке и ощупывать пространство вокруг нее.
– Господа, а где же ложки?
– Ложки мы носим как сапожки, – злобно сказал кот.
Науса снова вздохнула.
– Так тому и быть. Простите, матушка, – она подняла тарелку и принялась неловко надпивать горячую жидкую еду. Пус отметил, что, несмотря на некую искусственность ее движений, она справилась с этим вызовом достаточно успешно. Не пролила ни капли супа.
Некоторое время компания молча потребляла пищу, вздрагивая лишь, когда енот начинал громко чавкать. Покончив с супом, кот откинулся на спинку стула и погладил свой живот.
– Слышь, веник, а где колбаса?
Енот, не переставая жевать попавшиеся ему грибы, прошепелявил:
– Так мофет, на шафтра?
– Неси, давай.
– Ну хорофо… – зверек метнулся на кухню и притащил крапивную колбасу, положив ее рядом с кастрюлей.
Кот отломил себе половину куска и, жуя, уставился на сову, которая кротко сидела и ждала, что скажет Пус.
– Науса Блоходарова-Кисинская, – медленно произнес кот, – и почему мне кажется, что с тобой что-то не так? Ты не очень-то похожа на сову. Может у тебя родители того?..
– Ну… Дело в том, что я не всегда была совой…