Пушка Ньютона

– Сердце этой чудо-машины вот здесь, – произнес Фацио, ткнув пальцем в самый центр, где находилась кристаллическая пластинка, окруженная серебряным полумесяцем. Полумесяц слабо поблескивал. – Вы же близки к музыке, Адриана?

– Да, – ответила она, обратив внимание, что Фацио назвал ее по имени. – Я немного играю на клавесине и флейте и умею читать ноты.

– Тогда, чтобы понять работу самописца, представьте, что это музыкальный инструмент, – начал объяснения Фацио. – Кристалл самописца – это источник мелодии. То есть кристалл можно заставить вибрировать, как струны клавесина. Вибрации в большей степени имеют эфирную природу, нежели воздушную. Но, простите, не позволяйте мне слишком уходить в дебри и запутывать вас. Просто считайте, что самописец вибрирует, как струны клавесина.

– Хорошо.

– А теперь давайте возьмем, ну, скажем, ноту «до» в определенной октаве. Рядом с вами стоит арфа, у которой есть струна, соответствующая этой ноте, вы в это время ударяете по клавише клавесина. Что при этом произойдет с арфой?

– На арфе струна отзовется той же нотой, – бистро ответила Адриана. Это были основы музыкальной грамоты, которые должна была знать каждая образованная дама.

– Совершенно верно! – радостно воскликнул Фацио. – Вот так работает и эфирограф. У каждого самописца есть пара, кристаллическая пластинка одного самописца звучит точно так же, как кристаллическая пластинка его пары, и получается, если вибрирует один, то вибрирует и другой. У нас здесь три самописца, и это значит, что мы переписываемся с тремя учеными.

– Но, сударь, на одной струне можно взять несколько разных нот. Почему же самописец этого не может делать?

– О, мадемуазель, самописец не во всем подчиняется законам музыки. Просто примите за истину, что самописцы работают в паре и настроить их по-другому, как вам бы хотелось, невозможно.

– Очень жаль. Нам бы тогда потребовался всего один самописец вместо трех.

– У каждого недостатка есть свое преимущество. Сообщение, которое мы отправляем с нашего самописца, может быть принято только его парой, и никаким другим. Получается, что самописец совершенно надежен при передаче секретной информации. Письма не потеряются на пути к своему адресату, их не перехватят и не прочитают враги Франции. – Фацио понизил голос. – Пары вот этих двух находятся в Англии. Мы обмениваемся посланиями, не позволяя посторонним «заглянуть» в них.

– Понимаю, – кивнула Адриана, – это очень разумно.

– По крайней мере для наших целей.

– Ну, если это так выгодно для ваших целей, дорогой Фацио, то я вполне всем довольна.

На лице Фацио засияла широкая улыбка, и он смущенно пожал плечами:

– Наука способна творить чудеса, в том смысле, что с ее помощью мы может построить мир в соответствии с нашей волей.

Адриана согласно кивнула, но краем глаза случайно уловила выражение лица Густава. Неожиданно из-за вежливого, немного скучающего фасада выглянуло иное лицо, искаженное презрением, злобой и ненавистью. Его второе лицо явилось на такую краткую долю секунды, что Адриана подумала: а не привиделось ли ей это?

4. Чудесный прибор

– Что-то мне не верится, что эта штуковина имеет хоть какое-то отношение к эфирографу, – проворчал Джон Коллинз, подозрительно глядя на странный прибор, с которым возился Бен.

– Может, и не имеет, – буркнул Бен, проверяя работу своего нового изобретения. – Хотя я тут поставил детали от старого самописца.

– Ну и что у тебя получилось?

– Если Бог милостив ко мне, то это философский камень.

– Если Бог милостив к тебе, то, может быть, он излечит тебя от пагубной привычки все время наступать на одни и те же грабли.

Еще раз взглянув на свое изобретение, Бен вынужден был признать, что оно даже отдаленно не похоже на философский камень. То, что он сделал, напоминало нечто среднее между удочкой и кофемолкой, с преобладанием стеклянных колб, на которые Бен не поскупился.

Джон вздохнул:

– В математике я разбираюсь на порядок, а может быть, и более лучше тебя, но должен признаться, что не вижу никакой связи между расчетами, сделанными нами на бумаге, и этим странным предметом.

– Давай сначала посмотрим, вдруг этот прибор заработает, – предложил Бен. – А уж потом будем анализировать, что у нас вышло. Ну, а если уж он не заработает…

– Также будем анализировать почему, – подхватил Джон. – Хотя, может быть, с этим прибором будет легче объяснить твоему брату, почему его идею нельзя претворить в жизнь.

– Ты лучше шторму объясни, почему он может гулять на море, но не на суше, он тебя быстрее поймет, – ответил Бен. – Но ты знаешь, любое препятствие тренирует мозги, хочешь или нет, а выход найдешь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что, может, идея Джеймса не такая уж глупая. Он заставил меня решать неразрешимую задачу, а вот сейчас мне кажется, что задача очень даже разрешимая.

– А, и ты туда же! – воскликнул Джон. Бен пожал плечами:

– Сорок лет назад скажи кому-нибудь, так никто бы не поверил, что лампа может светить без огня, или что могут быть такие ружья, от выстрела которых кровь закипает, как вода в кастрюле, или что будут непробиваемые боевые доспехи… А потом еще Ньютон взял да изобрел философскую ртуть. Так что давай посмотрим, что у нас с тобой получилось.

Джон покорно поднял вверх руки:

– Ну что ж, запускай.

– Помоги мне оттащить его к воде.

Оба подростка стояли на берегу мельничной запруды, глядя на Чарльз-Ривер, медленно и тяжело несущую свои воды в океан. Слева от них, на расстоянии мили, громоздились медеплавильные печи, оттуда плыла по воздуху сероватая дымка. С соседней верфи доносились стук молотков и хриплые голоса рабочих. Приятели подтащили прибор к самой воде. Бен наклонил вниз длинную медную трубку так, что она коснулась поверхности воды. Затем он смочил пальцы.

– Поверни ручку, – велел он Джону.

– Ну конечно, как ручку повернуть, так это я, – пробурчал Джон.

Ручка сдвинула ось, к которой были прикреплены восемь стеклянных полусфер разных размеров. Бен мокрыми пальцами прикоснулся к одной из них – и послышался отчетливый и чистый звук, какой рождается, если водить пальцем по краю хрустального бокала.

Бен, не отрываясь, смотрел на воду и считал. Досчитав до ста двадцати, он таким же образом прикоснулся к другой полусфере, на этот раз раздался более высокий звук. И снова Бен принялся считать.

– Я просто потрясен, – не удержался от саркастического замечания Джон.

Бен поджал губы и извлек третью ноту из своего прибора. Не успел он досчитать до шестидесяти, как Джон удивленно ахнул, а Бен радостно засмеялся. Джон вдохновенно заработал ручкой – и прибор «запел». Когда Джон устал, они поменялись местами. Наконец оба остановились, тяжело дыша, чтобы полюбоваться результатами своего труда.

– Бен, я не верю своим глазам, – с трудом выговорил Джон, утирая слезы восторга.

Вода вокруг медной трубки замерзла на расстоянии трех футов.

<