Пушки царя Иоганна

— Что у тебя Рутгер? — Без лишних предисловий, обратился я к Ван Дейку.

— Пушки готовы, припасов к ним довольно, — лапидарно отозвался голландец.

— У тебя Анисим?

— Все готово, государь, — хитро ухмыльнулся Пушкарев, — как солнце сядет, разожжём столько костров, что ляхом небо с овчинку покажется. Подумают, что вся ногайская орда к нам на помощь пришла.

— Корнилий?

— И мы готовы, ваше величество, — поклонился мой бывший телохранитель, — ни одна мышь не проскочит.

— Угу, королевич с этим проклятым ксендзом немного крупнее мышей, но проскочили!

— Меня здесь не было, — пожал плечами Михальский.

— Не гневайся, государь, — пробасил Вельяминов, — на свою беду сюда Владислав пробрался. Ладно ведь все получилось.

— Может и так. Про запорожцев вести есть?

— Есть, как не быть! Прорвались проклятые через засечную линию и хотели уже дальше идти, да прослышали про то, как ляхи под Можайском оконфузились, да и встали.

— Выжидают, чем дело кончится?

— Конечно! Это же такое крапивное семя, хуже татар.

— Хуже, не хуже, а просто так их отпускать нельзя.

— Позволено ли мне будет спросить ваше величество, — подал голос Корнилий, — что вы хотите предпринять?

— Сам не знаю, — пожал я плечами, — надо бы и поучить панов-атаманов, чтобы в другой раз и носа не казали в нашу сторону. Однако так, чтобы не переусердствовать. И лучше всего, что бы брат мой Сигизмунд, а также все сенаторы в Речи Посполитой были уверены, что казаки их предали и со мной сговорились.

— Раз так, — усмехнулся Михальский, — то и делать ничего не надо. Сейчас в Польше начнут решать, кто же виноват в поражении и лучшей кандидатуры, чем Сагайдачный им не найти.

— Ты думаешь?

— Конечно, казаки ведь для большинства магнатов и шляхтичей как кость в горле. Особенно когда стоит мир. Вот если случается война с турками или татарами, тогда про них вспоминают, дают им льготы, расширяют реестр, а как только гроза проходит — тут же забывают про свои обещания.

— Это верно, — поразмыслив согласился я, — самих себя обвинить не с руки, а вот Сагайдачного, за то что не поспел к сражению, в самый раз.

— Может его к нам переманить, — прищурился Пушкарев.

— Нет уж, — засмеялся я, — хватит с меня одного прохиндея!

— Грех тебе так говорить, царь батюшка, — состроил умильную рожу Анисим, — уж я ночи не сплю, все думаю, как твоей царской милости услужить.

План наш полностью удался. Едва занялся рассвет, из польского лагеря прискакали парламентеры, уведомившие мое царское величество, что ясновельможные паны-комиссары согласны на все мои условия и готовы подписать мирный договор. Польско-Литовская сторона соглашалась вернуться к довоенным границам и вернуть все захваченные ранее русские земли. За мной признавался царский титул, а в договоре вместо привычной для поляков Московии было написано — Русское царство. Согласны они были на обмен пленными, а также контрибуцию. Последняя была заявлена как компенсация за похищенные из Кремля ценности. Правда, Александр Корвин Гонсевский клялся, что среди вывезенного в Польшу имущества не было шапки Мономаха, но взамен, они соглашались уступить "Московскую корону" изготовленную для Владислава. После заключения мира, мы еще раз встретились с ним. Королевич был все еще плох, хотя его состояние, по словам О'Конора, внушало куда меньше опасений, нежели при первом визите.

— Прощайте, кузен, — сказал я лежащему в кровати королевичу, — надеюсь, в другой раз мы встретимся в более приятной обстановке.

— Как знать, — отозвался он слабым голосом, — может в следующий раз, я буду более удачлив.

Намек на нашу стычку во время боя был более чем прозрачен, но я лишь улыбнулся в ответ.

— Благодарю вас, — продолжал Владислав, — за то, что вы отпустили моего друга, пана Адама.

— Не стоит, кузен, вряд ли он смог бы быть мне полезен в той же степени, как вам.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Сколько угодно, друг мой.

— Скажите, — королевич неожиданно приподнялся и с жаром спросил, — ведь это вы были тогда?

— О чем вы?

— Это вы — фон Кирхер?

— Не знаю, о каком фон Кирхере вы толкуете, — усмехнулся я, — однако хочу дать вам совет. Осмотрительнее набирайте свои войска и уж конечно следите за порохом. [61]

Эх, слышали бы вы, каково били колокола на звонницах московских храмов, когда встречала столица царское войско! Видели бы вы, как радостно встречали государя его жители! Нет, не были вы тогда в Москве, а то бы и детям и внукам своим рассказывали о том, как праздновала православная Русь победу над извечным врагом. Вышли царскому войску навстречу и стар и млад. Впереди в парадных ризах шло духовенство, за ним следом разодетые в богатые шубы и горлатные шапки бояре и прочий служивый люд чином поменьше. А простого народу и вовсе море целое было. На всех заборах и деревьях стаями сидели вездесущие мальчишки. Купцы, мастеровые, крестьяне приехавшие в столицу на торги, просто обыватели — все вышли встречать. Мужики, бабы, молодые парни и девки, всем было любопытно взглянуть хоть одним глазком на государя и его армию. И то сказать — было на что посмотреть! Кирасиры в блестящих и рейтары в вороненых латах, драгуны и солдаты в одинаковых заморских одеждах. Стрельцы в цветных кафтанах и с бердышами на плечах.

61

Эта история описана во второй книге серии: "Великий герцог Мекленбурга"

Государь, увидев духовенство, спешился и, приложившись к вынесенной ему иконе долго и усердно молился, а вместе с ним и все его воинство, а также и весь встречающий люд. Бояре тоже молились, мелко крестясь и перешептываясь между собой.

— Ишь ты, мир заключил, — негромко, но так, что многие расслышали, буркнул князь Лыков, — а думу-то боярскую и не спросил.

— Ничто, — тут же отозвался Черкасский, — он еще найдет, что спросить… и с кого!

Многие из присутствующих про себя поежились, иные ухмыльнулись, но вида не подали ни те, ни другие, продолжая стоять с постными лицами.

— Что-то Михальского не видно, — озабоченно спросил Романов. — Где его антихриста носит?

— Кто знает, — с деланным сочувствием отозвался Хованский, — может он уже у тебя на дворе?

— Чего это вдруг? — Испугался боярин.

— А кто до бунта допустил?

— А чего это я допустил! — Окрысился тот, — я наоборот сразу же людей поднял и посек бунтовщиков…

— Надо было Пронского вместе с людишками его имать и в железа, а то они языками трепали и до греха-то и довели народ.

— Так посадили под арест князя Петра…

— Поздно посадили! Вон сколько беды от их болтовни приключилось. Я чаю за Лизку Лямкину с дочкой государь спросит.

— Вельяминов, чего-то волком глядит.

— Твой бы терем подпалили, ты бы еще не так глядел.

— Думаешь, знает уже?

— Уж конечно, нашлось кому доложить.

— Да ведь потушили терем!

— Так то стрельцы потушили, когда бунтовщиков от слободы отогнали, а не ты. А уж куда его сестра делась и вовсе никто не ведает.

— Ой, беда-то какая…

Закончив молиться, я встал и направился к стоящим кучкой думцам. Те ни слова не говоря повалились в ноги и уткнулись бородатыми рожами в землю. Стоящий рядом Никита, казалось, был готов кинуться на них с саблей, но сдержался. За спинами бояр выросли стремянные стрельцы во главе с Анисимом и лица их не выражали ничего доброго.

— Встаньте, — коротко велел я.

Бояре стали подниматься, причем одни не чуявшие за собой особой вины сразу же, другие еще бы повалялись, пережидая царский гнев. Дождавшись пока все встанут, я спросил: