Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…
Шрифт:

Надеюсь, что ты сдержишь обещание и приедешь к нам в мае месяце, я приглашаю тебя в крестные отцы, так как именно к этому времени я рассчитываю родить. В ожидании удовольствия тебя увидеть, нежно тебя целую. Спешу кончить, чтобы пойти позавтракать. Сережу и тебя крепко-крепко целую. Брат Иван, говорят, в Зарайске? Точно ли?»

Опять усачевское дело. Привлекаются Жуковский, министр внутренних дел Д. Н. Блудов, министр юстиции Д. В. Дашков, с которыми Пушкин был знаком еще по «Арзамасу». Последний, конечно, мог помочь благоприятному рассмотрению дела. Милый «комиссионер» всячески старается помочь брату.

Пушкин – журналист. Нужна бумага, а денег нет. И тогда Наталья Николаевна договаривается с сестрами, чтобы они согласились отказаться от получения половины денег с Завода, а Пушкин будет вместо Дмитрия Николаевича доплачивать им деньги на содержание. Судя по последующим письмам сестер Гончаровых,

где они торопят брата с высылкой им денег, этот вариант с оплатой бумаги не осуществился. Дмитрий Николаевич понял, что у Пушкина большие денежные затруднения и, по-видимому, посылал часть бумаги ему в долг. Но самый факт согласия сестер свидетельствует об их хорошем, теплом отношении к Пушкину: они прекрасно видели, что ему действительно не хватает денег.

Несколько ранее Александра Николаевна писала брату, чтобы он прислал Натали 200 рублей: приближался день рождения Пушкина, и Наталье Николаевне хотелось сделать ему подарок на свои деньги. Какая необыкновенная деликатность: она просит об этом не сама, через сестру, а здесь только напоминает, не говоря, зачем ей нужны эти 200 рублей…

И вот перед нами письмо от июля месяца. Его можно читать и перечитывать без конца, здесь каждое слово драгоценно. Если бы у нас было только одно это письмо, оно свидетельствовало бы, что Наталья Николаевна все видела, знала и понимала.

Портрет Натальи Николаевны Гончаровой. Художник В. И. Гау. 1842 г.

(Июль 1836 г. Каменный Остров)

«Я не отвечала тебе на последнее письмо, дорогой Дмитрий, потому что не совсем еще поправилась после родов. Я не говорила мужу о брате Параши, зная, что у него совершенно нет денег.

Теперь я хочу немного поговорить с тобой о моих личных делах. Ты знаешь, что пока я могла обойтись без помощи из дома, я это делала, но сейчас мое положение таково, что я считаю даже своим долгом помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он находится; несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей большой семьи падала на него одного, вот почему я вынуждена, дорогой брат, прибегнуть к твоей доброте и великодушному сердцу, чтобы умолять тебя назначить мне с помощью матери содержание, равное тому, какое получают сестры, и, если это возможно, чтобы я начала получать его до января, то есть с будущего месяца. Я тебе откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю как вести дом, голова у меня идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам, и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна. И стало быть, ты легко поймешь, дорогой Дмитрий, что я обратилась к тебе, чтобы ты мне помог в моей крайней нужде. Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение; по крайней мере содержание, которое ты мне назначишь, пойдет на детей, а это уже благородная цель. Я прошу у тебя этого одолжения без ведома моего мужа, потому что если бы он знал об этом, то несмотря на стесненные обстоятельства, в которых он находится, он помешал бы мне это сделать. Итак, ты не рассердишься на меня, дорогой Дмитрий, за то что есть нескромного в моей просьбе, будь уверен, что только крайняя необходимость придает мне смелость докучать тебе.

Прощай, нежно целую тебя, а также моего славного брата Сережу, которого я бы очень хотела снова увидеть. Пришли его к нам хотя бы на некоторое время, не будь таким эгоистом, уступи нам его по крайней мере на несколько дней, мы отошлем его обратно целым и невредимым.

Если Ваня с вами, я его также нежно обнимаю и не могу перестать любить несмотря на то, что он так отдалился от меня. Сашинька просит тебя, дорогой Дмитрий, прислать ей адрес Адамса в связи с долгом Жерку [101] . Не забудь про кучера; я умоляю Сережу уступить мне своего повара пока он ему не нужен, а как только он вернется на службу, если он захочет снова иметь его, я ему тотчас же его отошлю».

101

Адамс и Жерк – лица не установленные.

По натуре скрытная, Наталья Николаевна на этот раз не могла молчать. Муж, дети, тяжелое материальное положение семьи – вот что заставило ее быть столь откровенной с братом. «Будь уверен, что только крайняя необходимость придает

мне смелость докучать тебе», – пишет она. «Я тебе откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю как вести дом». «…Ты легко поймешь, дорогой Дмитрий, что я обратилась к тебе, чтобы ты мне помог в моей крайней нужде». Она не просит, она умоляет брата увеличить ей содержание с помощью матери.

Еще в 1835 году Наталья Николаевна писала Наталье Ивановне о помощи, но получила отказ. «Право, стыдно, что мать ничего не могла для них сделать, – писала Екатерина Николаевна брату. – Это непростительная беззаботность, тем более, что Таша ей недавно об этом писала, а она ограничилась тем что дала советы, которые ни гроша не стоят». И все же, несмотря на отказ, Наталья Николаевна еще раз обращается к матери через брата, надеясь, что он сможет на нее повлиять. Письмо Натальи Николаевны уникально еще и потому, что впервые она сама говорит о своем отношении к Пушкину. «Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение». «Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами». Наталья Николаевна понимает, что в таком состоянии, в каком находится ее муж, он не может работать, а его литературный труд – единственная возможность обеспечить семью.

Как не вспомнить тут надуманную характеристику жены поэта, данную Щеголевым, который считал, что целью жизни Натальи Николаевны был лишь «светско-любовный романтизм».

Это письмо также важно и тем, что подтверждает тягостное душевное состояние поэта в последний год его жизни. Причем свидетелем выступает не посторонний человек, а самый близкий, самый любимый, который разделяет его мысли и чувства. Наталья Николаевна старается сама помочь семье: «По крайней мере содержание, которое ты мне назначишь, пойдет на детей, и это уже благородная цель». Она считает несправедливым, что вся тяжесть содержания ее семьи падает на одного Пушкина, а родные ей почти не помогают. И она права. Холостой Иван Николаевич получал 7—10 и даже более тысяч в год только ради удовлетворения тщеславия Натальи Ивановны и Дмитрия Николаевича, гордившихся тем, что член их семьи служит в императорской гвардии. Сестрам выплачивалось по 4500 рублей в год, а Наталье Николаевне из доходов семьи выделялось, как уже упоминалось, только 1500 рублей. Не говоря уже о том, что она не получила никакого приданого и долг в 12 тысяч Пушкину так никогда и не был возвращен Гончаровыми.

Пушкин не знал об этом ее письме к Дмитрию Николаевичу, но еще в мае она, по-видимому, советовалась с ним вообще о своем намерении обратиться к брату с просьбой увеличить ей содержание. В письме Пушкина от 18 мая 1836 года есть такое место:

«…Новое твое распоряжение касательно твоих доходов касается тебя, делай, как хочешь; хотя кажется лучше иметь дело с Дмитрием Николаевичем, чем с Натальей Ивановной. Это я говорю только dans l’interet de Mr Durier et Mde Sichler [102] , а мне все равно».

102

В интересах месье Дюрье и мадам Сихлер (фр.). Дюрье – владелец модного магазина, Сихлер – модистка.

Щепетильный Пушкин не мог, конечно, допустить, чтобы жена просила у родных на содержание детей, и, вероятно, Наталья Николаевна, зная это, не мотивировала так ему свое намерение просить у брата и матери назначить ей содержание, равное тому, что получали сестры.

И еще один момент, на который следует обратить внимание. В рассказах о Пушкине, записанных со слов Вяземских, не всегда достоверных, П. И. Бартеневым [103] , мы читаем: «Хозяйством и детьми должна была заниматься вторая сестра, Александра Николаевна». Это утверждение опровергается письмом Натальи Николаевны: именно она «ведет дом, занимается мелкими хозяйственными хлопотами», которыми не хочет беспокоить мужа. «Не забудь про кучера, – пишет она —…я умоляю Сережу уступить мне своего повара пока он ему не нужен…»

103

П. И. Бартенев (1829-1912) – русский историк и археограф.

Публикации Бартенева когда-то имели успех, им верили, ими пользовались, в частности чтобы доказать, что жену Пушкина интересовали только балы и вечера. Кстати, Бартенев не взял на себя труд проверить все то, что ему рассказывали Вяземские, в особенности Вера Федоровна, которая распространяла весьма нелестные слухи о семейной жизни Пушкиных. Однако в советское время к материалам Бартенева стали относиться осторожнее: в археографическом и текстологическом отношениях они не всегда были на должном уровне.

Поделиться с друзьями: