Пушкинский вальс
Шрифт:
После непродолжительного молчания Владислав Георгиевич воскликнул с невольным уважениием:
– Знаете ли…действительно впечатляет! я никогда этого просто не замечал! Мне всегда казалось: стихи – они и есть стихи, не более того… Даже если их автор – сам Пушкин.
– Замечали, Владислав Георгиевич, - отозвалась Лилия Николаевна. – Просто в повседневной круговерти неотложных дел вы не успевали обдумать полученную информацию. Каждой своей строкой Пушкин обращается ко всем и каждому, однако далеко не каждый способен услышать и осмыслить…Но тут уж Пушкин не виноват. Он сделал все, что мог, даже реформу языка провел, фактически создав новый литературный язык, которым мы сейчас и пользуемся… Пушкин страстно хотел, чтобы люди услышали его, однако люди и поныне в большинстве своем остаются слепы и глухи.
–
– Пожалуйста, - мягко улыбнулась Лилия Николаевна.
– Посмертное существование, - сказал он. – Жизнь после смерти… Другая реальность…
Его спутница удивленно приподняла брови, затем снова улыбнулась.
– Хотите вернуться к волнующей вас теме? – спросила она весело. – Вам мало Ледбитера?..
– Но вы сказали, что у Пушкина есть отклики на любые…- начал было он, но она тут же перебила его:
– Конечно, есть…Не сомневайтесь, Владислав Георгиевич…Ну вот, скажем, это – как раз по озвученной вами теме…
И она прочла – печально и возвышенно:
«Надеждой сладостной младенчески дыша, Когда бы верил я, что некогда душа, От тленья убежав, уносит мысли вечны, И память, и любовь в пучины бесконечны, - Клянусь! давно бы я оставил этот мир: Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир, И улетел в страну свободы, наслаждений, В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений, Где мысль одна плывет в небесной чистоте... Но тщетно предаюсь обманчивой мечте; Мой ум упорствует, надежду презирает... Ничтожество меня за гробом ожидает... Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь! Мне страшно! И на жизнь гляжу печален вновь, И долго жить хочу, чтоб долго образ милый Таился и пылал в душе моей унылой."Она закончила и с улыбкой взглянула на своего слегка ошеломленного сопровождающего. Владислав Георгиевич выглядел совершенно сконфуженным.
– Послушайте… вы что, действительно знаете всего Пушкина? – пролепетал он в изумлении.
Лилия Николаевна несколько смутилась:
– Не хотела бы показаться нескромной, но… довольно близко к тому.
– Но это же невероятно… Вы могли бы выступать на сцене – большие деньги получать!
– О, Владислав Георгиевич! Давайте вот без этого…Какая там сцена, о чем вы говорите…я знаю Пушкина не для того, чтобы тешить кого-то, а для души прежде всего! лучше скажите – каковы ваши впечатления. Вы поняли, о чем я говорила?
– Думаю, да…- сказал Владислав Георгиевич. – Вот только из приведенного вами стихотворения видно, что Пушкин не разделял богословских взглядов на загробную жизнь. И вообще считал, что там нас никто и ничто не ждет… Следует понимать это как истину, или…
Как-то незаметно для Владислава Георгиевича они миновали подъем и теперь неторопливо шествовали под ручку по Советской улице в сторону городского почтамта.
– Вы должны были заметить, что Пушкин не навязывает свое мнение, он только излагает свой взгляд на проблему, и при этом отнюдь не уверен в его истинности, - продолжала беседу Лилия Николаевна. – Кроме того, нельзя забывать, что Пушкин написал это стихотворение – кстати, оно называется «Ночь» - в 1823 году… понимаете? Поэту было тогда двадцать четыре года. И в таком возрасте его занимала эта тема…Не стоит поэтому ждать от него готового ответа на столь сложнейший и многоплановый вопрос.
– Да, это уж точно, - согласился Владислав Георгиевич. – Трудно представить себе современного 24-летнего мужчину, задумывающегося о загробной жизни и посмертном воздаянии…
– Трудно представить? – усмехнулась Лилия Николаевна. – Скажите лучше – невозможно! Да бог с ней, с загробной жизнью! За несколько поколений нас приучили в нее не верить. Современники Пушкина задумывались не только об этих материях, они еще стремились
быть полезными родине. А вот попробуйте сейчас остановить прямо на улице любого молодого человека и скажите ему, что он должен посвятить свою жизнь благу отечества… что будет? Вас поднимут на смех – и это в лучшем случае. А в худшем – просто набьют морду…так что лучше не рискуйте.– Я смотрю, у вас крайне негативные взгляды на молодежь, Лилия Николаевна! – грустно заметил Владислав Георгиевич. – Простите мой вопрос: а у вас самой есть дети?
– Нет, Владислав Георгиевич…- повернулась к нему старший библиотекарь. – Детей у меня нет, и никогда не было.
– Вот, наверное, поэтому вы и не хотите понимать молодых людей, видите в них только плохое…
– Я только что говорила о Пушкине, и вы наверняка увидели: для меня Пушкин – это святое. И вот некое двуногое с интеллектом инфузории туфельки глумится над книгой Пушкина, после чего,не моргнув глазом, возвращает ее в библиотеку. А я должна как-то это понимать, должна увидеть в этом что-то хорошее?
– Лилия Николаевна, ну что вы! – воскликнул Владислав Георгиевич. – Я ничего подобного не говорил: мерзость – она и есть мерзость. Но из того, что некий безмозглый тип изуродовал книгу, вовсе не следует, что все молодые люди сплошь и рядом негодяи и потребители.
– Значит, мне фатально не везет, - сказала Лилия Николаевна. – Мне вот сплошь и рядом попадаются именно те, кого вы сейчас назвали…
– А может, дело в том, что вы не хотите видеть других молодых людей? Подумайте сами: к вам в библиотеку ходят сотни молодых читателей. Вы их помните? нет! потому что добро как правило не лезет в глаза, оно естественно и логично. А вот нашелся один мерзавец – и вы уже второй день места себе не находите… Вам просто не приходит в голову, что на одного такого придурочного приходится множество прекрасных юношей и девушек…
– К сожалению, он такой не один, их полным-полно, - сухо возразила Лилия Николаевна. – Просто если другие книгу заляпают, вырвут из нее страницы, то этот по части вандализма заткнул за пояс всех! Такого даже я за свою практику не встречала! Прекрасные юноши, девушки… Да, встречаются и вправду красивые молодые люди. А что – родители всем обеспечивают, о хлебе насущном думать не надо! Казалось бы – развивайся духовно, читай, думай, твори – ведь тебе для этого даны все возможности! Так нет же… Я никогда этого не пойму. И знаете – ведь вандала не определишь и не узнаешь! Это не рыжебородый верзила эпохи падения древнего Рима, от которого разит чесноком и прогорклым бараньим салом! Современный вандал многолик, неприметен, нахален. Он может скрываться под обличьем скромного застенчивого очкарика, который и мухи не обидит, но способен вволю наиздеваться над книгой. Вандалом может оказаться хрупкая милая девушка с небесно-голубыми глазами и взглядом агнца… А вот какой-нибудь грузчик, от которого несет перегаром, может вернуть обратно книгу в отличном состоянии, и даже со следами мелкого, но заботливого ремонта! Но я не припомню случая, чтобы книгу чинили молодые читатели. Они способны только рвать, ломать, портить…
Владислав Георгиевич только горестно вздохнул: было очевидно, что ему не переубедить страстную почитательницу печатного слова. « А она жуткая зануда, - подумалось ему. – Переубеждать ее, похоже, бесполезно. Случай с книгой, безусловно, сам по себе отвратителен, но зачем же возводить его в ранг вселенской трагедии? Я ведь еще вчера советовал ей – ну там, пожаловаться директору, не поможет – обратиться к руководству Дворца, слупить штраф с этого недоумка, чтобы мало не показалось… так ведь не хочет, отмахнулась! Но – переживает! Как ей объяснишь, что придурок он и есть придурок: что с него, кроме штрафа, возьмешь – не в тюрьму же его сажать! А она ни в какую…И чего она от него хочет? Чтобы новую книгу принес, что ли?..»
С другой стороны, Владислав Георгиевич вдруг вспомнил, какой ужас он испытал, увидев по местному каналу, какой погром устроили вандалы на кладбище! Как осквернили могилы участников войны, земляков и боевых соратников его деда… И ведь наверняка это были молодые люди…Откуда этот демон разрушения? Почему эти юноши одержимы страстью все крушить и разорять? Должно же быть что-то святое – будь то книга Пушкина или могилы героических дедов? И может быть, не так уж и неправа Лилия Николаевна?..