Пушкинский вальс

– Скажите, а у вас-то есть дети? – неожиданный вопрос собеседницы вывел его из задумчивости.

– У меня? – переспросил он в некотором замешательстве. – Да, есть. Двое…сыновья. Они уже взрослые.

– Понятное дело, взрослые, - кивнула Лилия Николаевна. – Ну и как, много ли радости доставляют вам ваши взрослые сыновья? Только пожалуйста, ответьте честно. Или не отвечайте совсем.

– Если честно, то не слишком много… к сожалению, - врать Владиславу Георгиевичу не хотелось, да и это было незачем. – Только видите ли… У них свои жизненные задачи, свои цели и свои пути. У них своя жизнь. А радость – понятие больше субъективное. Конечно, хотелось бы видеть от них больше радостей, внимания, помощи…но – что поделаешь! Что есть – то и есть.

– Вот как? – Лилия Николаевна горько усмехнулась. – Ну, и зачем нужны дети, от которых потом нет ни радости, ни утешения?

– Вы слишком категоричны, - Владислав Георгиевич дернул головой, как будто ворот стал душить его. – Если не дай бог, случится беда, оба придут на помощь, в этом я не сомневаюсь…

– Правда? – Лилия Николаевна как-то странно улыбнулась, глядя словно бы сквозь него.- Дай Бог, чтобы это было действительно так… Я вам этого искренне желаю.

– Благодарю вас, - хмуро отозвался Владислав Георгиевич.

Они уже дошли до городского почтамта и теперь стояли на широкой части улицы, где дома расступались в стороны и с обеих сторон открывался широкий и ухоженный бульвар. Перед ними возвышался двухэтажный продовольственный магазин, а через улицу, прямо напротив него – хозяйственный. В этом не было бы ничего примечательного, если бы не одна особенность: оба этих здания представляли собой точную копию друг друга: два старинных сооружения одинакового размера, планировки, с одинаковыми пристройками, башенками… И покрашены домики были тоже в один цвет. Смотрелось это весьма необычно, где-то даже умильно… Между тем Лилия Николаевна с какой-то внутренней болью вгляделась в эти старые домики, а затем спросила:

– Скажите, а вам известна история этих двух зданий?

– Да…- грустно ответил Владислав Георгиевич. – Когда-то здесь был огромный храм. Советскую улицу прокладывали в тридцатые годы. Получилось так, что храм оказался точно на ее пути. Храм был взорван, и Советская прошла через то место, где стояла его центральная часть…

– Совершенно верно, - подтвердила Лилия Николаевна, - а в двух уцелевших при взрыве пристройках устроили магазины…для трудящихся! Вот с тех пор они здесь и стоят: «Продукты» и «Хозтовары»…

– Мне мама рассказывала, что они детьми бегали смотреть, как храм взрывали, - добавил Владислав Георгиевич. – Грохот был страшный! Толпы собрались огромные… Люди плакали.

– А мне рассказывала бабушка, - заметила Лилия Николаевна. – Она тоже девчонкой приходила сюда. Она еще говорила, как конная милиция разгоняла рыдающих людей…Нагайками! Совсем, как при царском режиме жандармы разгоняли рабочие демонстрации. Возможно даже, что моя бабушка могла здесь встретиться с вашей мамой… весь город собрался - это было всеобщее горе.

– Да, возможно, - согласился Владислав Георгиевич.

– Ну вот видите…Мы сами разрушали свое прошлое – методично и планомерно. А таперь мы с вами удивляемся – откуда берутся молодые вандалы? А ведь это мы сами их создали…Не мы с вами лично ( нас тогда просто не было), а наши деды и отцы… Созидая новое, разрушали собственную историю. Стоит ли удивляться теперешним результатам?

Она в хмурой задумчивости разглядывала следы давнего поругания, приведенные в издевательски цивилизованный вид. Владислав Георгиевич сделал попытку сменить тему.

– Послушайте, Лилия Николаевна, - предупредительно сказал он. – Не зайти ли нам с вами в кафе или ресторанчик какой-нибудь? Вы отдохнете, расслабитесь, ну и пообедаем заодно.

– Владислав Георгиевич! – в тон ему отвечала женщина. – Во-первых, я совсем не устала, хотя за любезную заботу спасибо; а во-вторых, расслабляться некогда – смотрите, уже половина первого, и мне надо бежать домой, собраться, перекусить и отправляться на работу. Так что кафе – это в другой раз. Благодарю за то, что уделили мне время…

– Ну что вы, Лилия Николаевна! Это я вас благодарю! Ну, а насчет кафе… Что ж, задерживать не смею. Только вот…- он быстро огляделся по сторонам. – Одну минутку…

Владислав Георгиевич торопливо отбежал в сторону и вошел в маленький цветочный магазинчик, притулившийся возле стены продмага. Вскоре он вышел оттуда и вручил своей спутнице пять больших роз с лепестками нежно-розового цвета. Лилия Николаевна с благодарной улыбкой приняла подарок… при этом Владислав Георгиевич вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть ее руки без перчаток, но перчатки она так и не сняла.

– Огромное вам спасибо, - сказала она, - прекрасные цветы!

– Разрешите, я еще немного провожу вас…

– Здесь мне уже недалеко, - сказала Лилия Николаевна. – Вон в конце бульвара я сяду на автобус, и он меня подвезет прямо к дому.

– Ну тогда хотя бы до конца бульвара позвольте сопроводить вас! – улыбнулся он.

– Ну что ж…тпожалуйста!

 Они пошли по широкому бульвару, непринужденно беседуя о том-о сем, и хотя бульвар казался весьма внушительным, Владиславу Георгиевичу почудилось, что он кончился слишком быстро. Они стояли перед автобусной остановкой, и автобус мог подъехать в любую секунду. И Владислав Георгиевич сам удивился – до чего же ему не хочется прощаться.

– Еще раз вам спасибо за все, - сказала Лилия Николаевна, - и за чудесную прогулку, и за прекрасные розы…Вы ведь ушли вчера, книг не взяли?

– Нет, - качнул головой он.

– Может, сегодня придете?

– Сегодня вряд ли. Времени у меня остается немного, а на кладбище еще полно работы. Сегодня я пойду по магазинам – надо много чего купить. Разве что завтра…

– Завтра воскресенье, - улыбнулась она, - мы закрыты.

– Ах, да…Значит, завтрашний день я проведу за работой на кладбище, - улыбнулся он в ответ. – Если только вы…

Подкатил автобус.

– Ну, тогда желаю вам успехов в вашем труде! – воскликнула Лилия Николаевна. – А мне, извините, пора… До свидания!

– До свидания…

Она вошла в автобус и села у окна, бережно пристроив цветы на груди и на коленях. Он еще постоял на остановке с полминуты, и когда транспорт двинулся, пошел в сторону хозмагазина. На сердце было грустно. Она словно и не услышала его последней недоговоренной фразы, дававшей понять, что воскресенье он мог бы провести отнюдь не только за работой. И Владиславу Георгиевичу стало ясно, как день: ей просто сегодня понадобился слушатель, чтобы выговориться. Поэтому она и позвонила ему в гостиницу. И никакой романтики. А он-то подумал было, что…