Пусси Райот. Подлинная история

В этот же день обнародуются результаты психологической экспертизы, которая находит у всех трех подсудимых «расстройства личности, выразившиеся в завышенной самооценке, активной жизненной позиции, повышенном уровне притязаний, упорстве и категоричности, сложности в просчитывании последствий своих решений».

3 августа выступает единственный свидетель защиты, которого судья согласилась вызвать в Хамовнический суд. Это Наталья Бежина, невысокая женщина лет пятидесяти, в очках, проректор Института журналистики и литературного творчества, где училась Маша Алехина. «Институт маленький, я общаюсь со студентами и преподавателями и знаю, что у Маши есть сын. Она о нем хорошо заботится», – говорит свидетельница. Бежина рассказывает, что Маша участвовала в экологических программах, «никогда не позволяла себе антирелигиозные, оскорбительные по отношению к религии высказывания», не курит, не пьет и не употребляет наркотики.

В то же время возле суда в Ростовском переулке сторонники Pussy Riot разбивают небольшой лагерь, украсив его шариками и бюстом Пушкина в балаклаве. А в твиттере голливудский актер Дэнни Де Вито призывает Владимира Путина освободить участниц панк-группы: «Мистер Путин… Pussy Riot… отпустите их».

Суд медленно движется к концу. 7 августа проходят прения сторон. Адвокат потерпевших Лариса Павлова заявляет, что «феминизм – это смертный грех, как и все неестественные проявления, связанные с человеческой жизнью». «Они и дальше готовы проникать в храмы, а может, и в мечети, а может, и в синагоги, чтобы продолжать устраивать там свои концерты и осквернения», – настаивает она. Павлова вспоминает акцию «Войны» в Биологическом музее и участие в ней Толоконниковой: «Непристойные совокупления на глазах у всех. Это еще раз доказывает, что она и ранее нарушала закон. Наличие детей является лишь формальным смягчающим обстоятельством, и я не думаю, что его нужно учитывать в этом деле». Она подчеркивает: все эти действия совершались по предварительному сговору, группой лиц, что является отягощающими факторами. Прокурор просит для девушек три года лишения свободы в исправительной колонии общего режима.

Этим процессом власть нанесла сокрушительный урон РПЦ, и от этого удара РПЦ не скоро оправится, говорит адвокат Виолетта Волкова. Девушки, по ее словам, попали на скамью подсудимых исключительно из-за их политических убеждений. Слово берет адвокат Николай Полозов: почему в храме Христа Спасителя проходят банкеты и корпоративы? «Надо понимать принцип соразмерности. За незначительный проступок – годы тюрьмы», – сокрушается он.

Мария Алехина рассказывает, как следователь Артем Радченко не раз угрожал девушкам реальным сроком, если те не согласятся с версией событий, которую он, Радченко, им предложит. Этот же следователь дважды придет на передачу к журналисту Аркадию Мамонтову и в эфире телеканала «Россия-1» заявит, что, если бы Pussy Riot не остановили, неизвестно, где бы они еще решили спеть – вероятно, на подводной лодке.

«Не мы сделали храм Христа Спасителя политической трибуной, а патриарх. Если бы мы спели «Богородица, Путина сохрани», мы бы сейчас здесь не сидели», – заявляет на суде Екатерина Самуцевич. Толоконникова называет уголовное дело «фуфельным». «Мы шуты, скоморохи, может быть, юродивые, но мы не несем зла, – говорит она. – Я приношу извинения, что невольно оскорбила верующих, но идиоматическое выражение «Срань господня» выражает наше отношение к сращиванию РПЦ и государства. На любой непредвзятый взгляд очевидно, что все это имело политический подтекст. Мы уважительно относимся к религии и святости».

Петю Верзилова на выходе из суда пытаются поймать репортеры, но он ускоряет шаг и практически бегом удаляется. В этот вечер у него намечена встреча с Мадонной. Она выступает в Москве как раз накануне оглашения приговора. Во время концерта певица снимает футболку, разворачивается к залу голой спиной. На спине надпись «Pussy Riot». Зал вопит от восторга.

«Моя мечта – чтобы все имели право выражать свое мнение, – обращается Мадонна к зрителям. – В Иране, во Франции – везде, во всем мире. Маша, Катя, Надя! Я молюсь за вас. Они сделали нечто смелое этим поступком. И я молюсь за их свободу». В твиттере шутят, что Петр Верзилов – самый успешный продюсер в мире.

В худшем случае вы можете лишить меня так называемой свободы

8 августа полиция перекрывает 7-й Ростовский переулок, где расположен Хамовнический суд. «Да как это называется!» – кричит женщина, которая из-за кордонов уже сорок минут не может пройти на работу. «Это называется полицейское государство», – отвечает ей человек в майке «Свободу Pussy Riot!».

«У нас приказ ограничить движение. Если не нравится, обращайтесь в суд», – невозмутимо объясняет сержант полиции. «Так в суд вы нас не пускаете!» – язвят журналисты.

Через час приезжает полицейская «Газель», журналисты оживляются, но оказывается, что привезли всего лишь ротвейлера. Недавно адвокаты подсудимых пытались выгнать этого пса из суда за то, что громко лает, но приставы пояснили: пес участвует в процессе не как животное, а как спецсредство. В половине одиннадцатого привозят девушек и быстро заводят в зал. Надя Толоконникова успевает вскинуть кулак и поприветствовать толпу. На футболке у нее тоже вскинутый кулак – «No pasaran!».

Девушки в «аквариуме» улыбаются. Адвокаты подсудимых тоже улыбаются, хотя вид у них очень усталый. Маша Алехина, надев очки, просматривает текст последнего слова, которое сегодня будут произносить девушки. Иностранные корреспонденты на заднем ряду по-английски рассуждают, что это a pure crystallized story of good and evil – идеальная история о добре и зле. Входит судья Марина Сырова и объявляет последнее слово. Надя Толоконникова выступает первой:

– Текущий процесс идет не над тремя вокалистками Pussy Riot, а над всей государственной системой РФ. Имитация судебного процесса приближается к стандартам сталинских троек. То, чем занимается наша группа, – это род гражданской деятельности в условиях подавления прав человека, его политических свобод. Мы искали искренности и простоты и нашли их в юродстве панк-выступления. Первые лица государства стоят в храме с праведными лицами, но грешат куда больше нашего. Я вижу тех, кто поддерживает нас. Люди говорят: изначально мы тоже сомневались, могли ли вы это делать, но время показывает, что ваш политический жест был правильным. Вы раскрыли язвы этой власти, расшевелили то осиное гнездо, которое набросилось на вас. Нет единой социальной группы православных верующих – все больше верующих становятся на нашу сторону, молятся за нас. Вчера Мадонна заявила, что мы содержимся здесь незаконно, все больше людей это произносит, и меня это потрясает. Правда торжествует над ложью, хотя мы по-прежнему здесь. С момента ареста мы разучились плакать. Мы отчаянно кричали о беззакониях властей, но вот у нас украли голос. Весь процесс нас отказываются слышать. Мы здесь декорации, элемент неживой природы, тела, которые доставляют в суд. Мы сидим в клетке, но я не считаю, что мы потерпели поражение, как и диссиденты, которые терялись в тюрьмах и психбольницах, не проиграли. Искусство создания портрета эпохи не знает победителей и проигравших.

Ей громко хлопают.

– Так, мы не в театре! – злится судья. – Свои эмоции попрошу оставить при себе.

Следующей выступает Маша Алехина. Если Надя говорила громко, как с трибуны, Маша говорит тихо:

– Наша ситуация изначально деперсонифицирована. Говоря о Путине, мы имеем в виду систему, созданную им, вертикаль власти. Премьер-министр Великобритании приветствует Путина не словами об Олимпиаде, а вопросом, почему у нас сидят в тюрьме три невиновные девушки. Проведя почти полгода в СИЗО, я поняла, что тюрьма – это Россия в миниатюре. Ничто не делается без вмешательства начальника, процветают доносы, отсутствует инициатива. К строгим рамкам режима дня быстро привыкаешь, люди начинают дорожить малым – скатертью, пластиковой посудой. Мы против путинского хаоса, который только называется режимом. Происходит мутация всех институтов при внешней сохранности форм, уничтожается дорогое нам гражданское общество. Религиозная истина не должна быть окончательной, необходимо имманентное испытание свободы духа, религиозная истина – это процесс, а не результат, процесс осмысления, в том числе и в современном искусстве. Применительно к современному искусству в этом зале все время звучали слова «так называемое». Стихи Бродского на знаменитом процессе тоже называли «так называемые стихи», а обвинители их не читали. Я скажу, что весь этот процесс – так называемый процесс, и в худшем случае вы можете лишить меня так называемой свободы.

Зал снова громко аплодирует, а приставы грозятся вывести тех, кто нарушает порядок судебного заседания. Последней выступает Катя Самуцевич:

– Православная культура принадлежит не только патриарху и РПЦ – она может оказаться и на стороне гражданского бунта. Нас пытались выставить как воинствующих атеистов, но промахнулись: мы уже были известны как антипутинская группа. У меня смешанные чувства от этого процесса. Я жду обвинительного приговора. И суд мы вроде бы проиграли. Но на самом деле мы выиграли.

Наручники натирают им руки

Чем ближе приговор, тем более смелыми становятся акции защитников Pussy Riot. 15 августа два десятка человек с разно-цветными балаклавами на головах выстраиваются на ступенях перед храмом Христа Спасителя, держа в руках буквы с евангельской цитатой: «Блаженны милостивые». Полицейские называют плакат «похабным» и задерживают четверых участников, а журналиста «Новой газеты» бьют по голове. В Мавзолее Ленина на Красной площади мужчина разбрасывает листовки с изображением Pussy Riot, чтобы «повеселить дедушку» (его штрафуют на 500 рублей). Активисты Amnesty International передают обращения в поддержку Pussy Riot сотруднику посольства России в США, но тот выбрасывает все бумаги на тротуар. В православном кафедральном соборе Святителя Николая в Вене мирно проходит акция в поддержку участниц панк-группы. Пол Маккартни заступается за феминисток и отправляет им открытое письмо: «Я пишу, чтобы поддержать вас в это трудное время. Я хочу, чтобы вы знали: я очень надеюсь, что российские власти будут соблюдать принцип свободы слова для всех граждан вашей страны и не накажут вас за ваш протест».