Пусть этот круг не разорвется…

14

Мы неслись сквозь тьму. Единственными огнями были передние фары нашего автомобиля. Камешки шумно барабанили по брюху машины. Вокруг нас вздымались клубы пыли. В пучках света деревья и кусты вдоль дороги вырастали до неправдоподобных размеров. От них становилось жутко. Как только миновала полночь, мы въехали в Шоуксвиль. Город окутывала такая же тьма, как поля вокруг, и если бы мы не прочитали свисающий со столба указатель: «Шоуксвиль. Хранилище фермеров», мы бы и не знали, где находимся.

Мы катили по городу, высматривая полицейский участок, но в темноте не могли его найти. В любом случае сейчас, ночью, шерифа там не было, поэтому нам ничего не оставалось, как ждать до утра.

Ровно в восемь мы, как могли, привели себя в порядок и отыскали полицейский участок. Дядя Хэммер припарковал машину, и мы сидели, не шевелясь и не спуская глаз со входа в участок. Наконец папа собрался с духом и открыл дверцу машины. Мама и дядя Хэммер вылезли за ним следом.

В участке шериф Шоуксвиля внимательно выслушал папины объяснения. Потом вдруг встал, вытащил из письменного стола связку ключей и кинул их человеку, перебиравшему документы.

– Джи-Си, [11] а ну, приведи-ка того мальчишку, который уже поправляется.

Помощник шерифа подхватил ключи и поднялся. Мы с волнением следили, как он прошел через темный коридор к лестнице, ведущей в подвал.

– Так и думал, что вы приедете, – сказал шериф, пока мы ждали возвращения его помощника. – Сегодня рано утром мне домой позвонил из Виксберга адвокат, – кажется, мистер Джемисон. Он и сообщил, что вы уже по дороге сюда. Я сказал ему, что мальчиков, которые у нас, мы ни в чем не обвиняем. Дело в следующем: нас предупредили, что несколько подростков украли у владельца плантации сахарного тростника, что южнее отсюда, деньги. Вот. И когда недели две назад мы нашли этих мальчиков, то у одного из них обнаружили документы с той именно плантации. Поэтому и решили, что поймали воришек. – Рассказывая, он скручивал себе сигарету. – Мы бы их отправили назад, если бы они на ногах держались. Сейчас им вроде полегчало, – поспешил он успокоить нас. – Одна цветная старуха навещает их каждый день. Тетушка Матти Джоунс. Она лучше всякого врача, я сам уверился. – Он помотал головой в похвалу тетушке Матти и зажег сигарету. – Сам-то я всю рождественскую неделю отсутствовал и только вчера вернулся. А когда вернулся, узнал, что того мальчишку, который украл деньги, схватили на границе с Техасом. Деньги были еще при нем.

11

Так произносятся по-английски начальные буквы имени (G. С.).

– Скажите, а мальчиков, которых вы держите в тюрьме, зовут, случайно, не Стейси Логан и Мо Тёрнер? – спросил папа.

Шериф лениво указал на дверь в коридор:

– Можете сами проверить.

Тут мы услышали шум шагов на лестнице. Глаза наши устремились на коридор. Мне стало нечем дышать.

– Вообще-то формально мне полагается отправить этих мальчиков назад, потому как они сбежали, не выполнив условий договора…

В конце коридора появился помощник шерифа. Он кого-то с собой привел, но в темноте лица не было видно.

– Но лично я не считаю, что такие уж правильные порядки на этих плантациях. Мне они никогда не нравились, и я не сочувствую их владельцам, когда от них сбегают их сезонные рабочие…

Мальчик медленно шел позади помощника шерифа. Из открытой двери сочился лишь слабый свет, и потому видна была только его фигура. Он казался слишком высоким для Стейси, слишком исхудалым, да еще прихрамывал.

– Так что я не собираюсь отправлять их назад. Если это ваши мальчики, забирайте их домой.

Посредине коридора мальчик остановился. Темнота все еще не позволяла нам рассмотреть его. Сердце мое готово было выскочить и громко стучало.

– Ну, иди, – приказал помощник шерифа, подтолкнув мальчика в плечо.

Мальчик пошел дальше, но у двери снова остановился. Последние шаги помощник шерифа позволил ему сделать самому.

Один шаг.

Он дошел до самой двери, задержался, потом молча переступил порог кабинета. Поднял голову. В лицо ему ударил свет, глаза заморгали, привыкая к яркому освещению. Мы замерли на месте.

И тут он заулыбался.

– Мама… Папа, – произнес он слабым голосом.

Мы все кинулись обнимать Стейси.

Такого я сроду не видела. С ним обнимались, целовались, плакали. Мама плакала, обнимала Стейси и не хотела его отпускать. Папа обнимал их обоих. Дядя Хэммер молча стоял рядом и широко улыбался. Просто стоял и улыбался. И я прыгала вокруг и смеялась, а заодно и плакала, и вообще сходила с ума, висла на Стейси, не отходила от него ни на шаг. Я сроду не чувствовала себя такой счастливой.

Стейси тоже мне улыбался.

– Господи, Кэсси, ты так выросла!

– И ты тоже. Даже усы отрастил!

Он засмеялся – таким басом, так симпатично. Глаза его перескакивали с одного на другого.

– Бог мой, как я рад вас всех видеть! А что Ба? А Кристофер-Джон, и Малыш, и мистер Моррисон? Как они поживают?

– О, все прекрасно! – ответила мама. – А что будет, когда они увидят тебя! – Она радостно сжимала его руку.

– Дядя Хэммер! Я рад, что и ты здесь!

– Вижу, досталось тебе. – Голос дяди Хэммера даже охрип.

Стейси с трудом, коротко рассмеялся.

– Да, сэр… было дело.

Дядя Хэммер пристальнее вгляделся в него, потом кивнул, давая понять, что догадывается, что кроется за этими словами.

Было столько вопросов, на которые мы ждали ответов. И первый – про Мо. Стейси сказал, что Мо слишком слаб и сам не сумеет подняться наверх. Поэтому папа и дядя Хэммер, следуя за помощником шерифа, спустились в подвал. Мы ждали, сидя на скамейке у окна, и только тут, при дневном свете, я увидела, как Стейси похудел. Его подкосило и тюремное заключение, и болезнь. Глаза стали большие, во все лицо, а кожа – серой, тусклой. Меня пронзила острая боль: до чего же они с Мо настрадались!

Он почувствовал мой взгляд и сказал:

– Наверно, я и выгляжу, и пахну ужасно, да? – Он провел рукой по непричесанным волосам и тихо, так, чтобы шериф, что-то писавший за столом, не мог услышать, признался: – Боюсь, нам было не до чистоты в этом подвале. Миз Матти одна и выхаживала нас, и кормила. Приносила нам суп и воду, легко ли…

– Я ничего не заметила, – сказала я. – Для меня ты выглядишь просто прекрасно.

На это Стейси снова засмеялся. До чего же приятно было снова слышать, как он смеется!

Вскоре вернулись папа и дядя Хэммер вместе с Мо, которого они поддерживали с двух сторон. Он был еще худее Стейси и, как Стейси, жмурился на непривычный яркий свет. Наконец он улыбнулся – только он умел так робко улыбаться. Начались новые объятия. Мы поспешили оставить тюрьму. Как только мы вышли на улицу, Стейси остановился и глубоко вздохнул. Впервые спустя три недели он и Мо глотнули свежего воздуха и почувствовали на своем лице солнечное тепло. И когда Стейси увидел своими глазами ясный день, голубой и чистый, чуть тронутый зимним морозцем, он был поражен красотой всего окружающего, несмотря на убогость городка.