Пусть небеса падут
Шрифт:
Он бледнеет, когда указываю на воронку из ветра, которая по-прежнему формируется вдалеке.
– Постарайся в этот раз расслабиться, - советую я ему.
Он закрывает руками лицо, пока смотрит на воронку.
– Я не могу.
– Ты должен.
Нескончаемое количество секунд он смотрит на вихрь.
– Тогда пойдем со мной, - наконец шепчет он.
– Что?
– Пойдем со мной.
– Он протягивает руку.
– Может быть, твое присутствие поможет мне оставаться достаточно спокойным, чтобы вспомнить команду.
– Я не всегда буду рядом с тобой в течение битвы. Тебе нужно...
–
– Нарукавники?
– Ну эти дурацкие надувные штуки, которые одеваешь на руки, чтобы не утонуть, когда впервые учишься плавать.
Я абсолютно не имею понятия, о чем он говорит.
– Неважно.
– Он пинает землю.
– Я просто хочу сказать, может мне нужна помощь в освоении навыка, из-за которого весь мой мозг кричит, что из-за этого я умру.
Могу сказать, что он ненавидит признавать свою слабость.
И, наверное, я не могу его винить за то, что он расстроен. Я не поддерживала его в этом процессе. Я говорила себе, это потому что никто не делал это для меня. Но глубоко в душе я знала, что это нечто большее.
Я не хочу с ним сближаться. Я не могу позволить себе сблизиться с ним.
Но я должна его провести через это. Несмотря ни на что.
Я подхожу к нему.
– Ты прав. Я буду в этот раз с тобой.
На секунду он смотрит на мою руку, как будто не может поверить своим глазам. Затем медленно, как будто пробуя, он сплетает наши пальцы. Знакомый жар взлетает по моей руке, и я надеюсь, что он не почувствует моего бешеного пульса.
– Спасибо, - шепчет он.
Я киваю.
– Ты готов?
Он облизывает губы и сглатывает, глядя как ветра, кружатся и растут.
Я думаю, что ему нужна минутка. Но он сжимает мою руку и встречается со мной взглядом.
– С тобой - да.
По моей коже пробегают мурашки. Озноб смешивается с теплом от его прикосновения.
Я тяну его в водоворот, позволяя ветрам запустить нас в небо.
Глава 29
Вейн
Я надеюсь, что этой ночью мне приснится Одри.
Не оттого что, у нас за плечами - минимум дюжина странствий в ветряных воронках, чтобы я понял, как вызывать глупый Южный ветер и закручивать его вокруг нас без вмешательства Одри.
И не потому, что, держа её за руку, я чувствую поток энергии, хотя от этого мне хочется закрыть глаза и насладиться излюбленными фантазиями с Одри в главной роли.
Всё потому, что парение в небесах с ней, было столь же ужасным, что и воспоминания, увиденные мною во сне. Я надеялся начать всё заново, как только провалюсь в сон. И я хотел. Хотел узнать, что будет дальше. Как она выжила после падения. Кто её спас.
Но мне снится не маленькая Одри, кричащая и бьющаяся в падении
с небес. Я вижу своего отца.Мой настоящий отец.
Я хватаюсь за сон, закрепляя его в памяти, прежде чем он покинет пределы досягаемости. Я стараюсь приблизить, сфокусироваться, вглядеться в его лицо и запомнить навечно.
Так долго у меня не было ни единого воспоминания о нём, о том, как он выглядит! Теперь я могу видеть его тёмные волнистые волосы, его светло-голубые глаза и угловатый подбородок.
Он был похож на меня.
Не сюрприз, конечно, но довольно неожиданно.
Мой. Отец. Похож. На. Меня.
Я не хочу предавать его лицо забвению, но не могу забывать про остальные воспоминания. Поэтому я проигрываю свой сон вновь и вновь в попытках отыскать что-то, что могло бы помочь мне найти ему место в ломаной линии моей жизни.
Я стою рядом с отцом на берегу прозрачного озера. У меня худые ноги и волосы падают на глаза, наверное, мне лет семь. Заснеженные горы отражаются на поверхности воды. Отец кладет руку на мое плечо, но я не смотрю на него: слишком занят бросанием камней в воду, наблюдая, как крошечная рябь нарушает идеальную гладь.
– Пора уходить, Вейн.
– его голос чистый и глубокий. Разрезая невозмутимую тишину вокруг нас.
Я пропускаю бросок камня. С силой разбивая водную гладь.
– Я не хочу.
– Я знаю.
– Он прижимает меня к себе.
– Но Арелла может чувствовать их приближение. Если мы не уйдем, они нас поймают.
Я кидаю больше камней в воду. В этот раз я бросаю их сильно.
– Как они продолжают находить нас?
– Не знаю, - шепчет отец.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
Он хмуро смотрит вдаль.
– Но нам надо уходить.
Он тянется к моей руке, и несмотря на то, что я хочу вырваться - убежать так быстро и так далеко, чтобы он не нашел меня - я беру его за руку. Он сжимает пальцы. Не сильно. Чтобы успокоить. Потом он шепчет что-то, что звучит, как затяжной вздох.
Я не могу понять, что он говорит, но я знаю, что будет. Я крепко держусь, пока холодный ветерок накрывает нас, поднимает в небо и несет нас прочь.
Воздушный пузырь.
Я помню, как называл их, так, и как моя мама смеялась и говорила, какой я глупый, раз называю их так. Я не могу увидеть ее лицо, но ее насыщенный яркий смех наполняет меня.
Слезы жгут глаза.
Я люблю моих приемных родителей, и всегда буду любить. Но увидеть отца, которого потерял? Услышать его голос в моей голове? Услышать смех матери? Как будто они снова со мной - хоть и на несколько минут.
Но мои воспоминания вызывают столько вопросов, сколько и ответов, и пробелы чувствуются почти болезненно. Мне нужны пропущенные частички.
Я ложусь обратно, пытаясь очистить голову.
Глубоко дыши. Доберись до сути.
Если мне было семь лет, то это воспоминание незадолго до того, как убили моих родителей. И в этом есть смысл. Похоже, мы были в бегах всю жизнь. Но где мы были? В первом сне я тоже видел озеро, но я не узнаю его. Оно может быть где угодно. И кто такая Арелла? В статье говорилось, что мою маму звали Лани, поэтому это, должно быть, кто-то другой. Возможно мама Одри? Как она узнала, что пора было бежать?