Пусть поднимется ветер

– Здесь определенно не так хорошо, как в твоей предыдущей камере, - говорит мне Райден.
– Но вид гораздо лучше.

Он делает шаг в сторону, и внутри меня все рушится.

– Гас?
– шепчу я, щурясь сквозь тусклый свет, надеясь, что съежившаяся фигура на полу противоположной камеры не ответит.

В течение секунды он не двигается. Потом медленно поднимает голову, осматривая комнату, пока его страдальческие глаза не находят мои.

Я с трудом сдерживаю рыдания.

Его лицо в таких синяках и распухло, что я едва узнаю его. Но почему-то он все равно пытается улыбаться.

– Очевидно, вам двоим есть что наверстать, - говорит нам Райден, и самодовольство в его голосе заставляет меня жалеть, что я не могу расцарапать его кожу.

Я жду, пока шаги стихнут, потом быстро придвигаюсь к решеткам. Влажный холод заставляет мои мышцы болеть, но я отказываюсь думать о боли. Не тогда, когда Гас похож...

– Все так плохо?
– спрашивает Гас, изучая мое лицо.
– Думаю, это конец моих дней в качестве Самого Симпатичного Опекуна.

Я заставляю себя улыбнуться, пытаясь быть храброй для него. Но, когда он садится, мои глаза наполняются слезами.

Толстые глубокие раны, почти с мой кулак, превратили его широкую грудь практически в сплошное мясо без кожи. Некоторые из разрезов покрыты струпьями, а другие все еще сочатся красным... но темное пятно на его левом плече заставляет меня чувствовать себя так, будто меня стошнит прямо сейчас.

Дыра.

Совершенно симметричная и почти с мой палец.

Проевшая плоть и кость.

У Астона было точно двадцать девять таких же. За каждый день, что он сопротивлялся силе боли, пока Райден не нашел другой способ, чтобы сломать его.

– Гас, мне так...

– Не надо!
– перебивает он, отбрасывая жесткие светлые волосы с глаз.
– Пожалуйста, не извиняйся... это не имеет к тебе никакого отношения.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что мы на войне. Солдат берут в плен и пытают. Это просто, как дважды два.

Но это не так.

Моя мать сдала нас Райдену, как животных на убой.

Причина по которой Гас был со мной - он пытался защитить меня, уберечь язык Западных - язык, который знала только я, потому что нарушила клятву и связала себя с Вейном.

Все возвращается.

Мои ошибки.

Моя вина.

Гас вздрагивает, когда тянется, чтобы оторвать полосу ткани от края штанов. Я пытаюсь не замечать, что его спина выглядит такой же, как его грудь.

– Если тебе нужно больше бинтов, я могу оторвать часть своего платья, - предлагаю я.

Гас смеется:

– У тебя едва хватает ткани, чтобы самой прикрыться. Уверен, что Вейн прибьет меня.

– Мне плевать на Вейна.

Я не имела в виду слова такими, как они прозвучали... или я не думаю, что сделала. Но они, кажется, отзываются эхом от стен.

– Это правда?
– шепчет Гас.
– Я слышал, Райден упоминал что-то о том, что ты разорвала связь.

Я сосредотачиваюсь на растирании рук, позволяя трению согреть мои пальцы.

– Тебе правда на него плевать?
– напирает Гас.

– Я... я не знаю. То, что я чувствую головой и сердцем, не совпадает. Я еще все помню. Но не могу почувствовать этого. Я просто... пустая.

Гас кивает, поскольку он завязывает полосу ткани на самой широкой глубокой ране на руке:

– Думаю, так лучше. Возможно, сломанная связь помешает Вейну пытаться спасти тебя.

– Думаешь, он действительно пойдет за нами?
– Я удивляюсь, что эта мысль не пришла в мою голову.

– Это же Вейн. Он - мастер глупо рисковать. Кроме того... ради тебя он пойдет на что угодно. Или пошел бы, прежде чем...

– Ну, - говорю я, голос дрожит больше, чем я ожидаю.
– Надеюсь, он на это не пойдет.

– Ты правда это имеешь в виду?

– Должна.
– Для Вейна было бы безопаснее отпустить меня.

– Ничего себе, - выдыхает Гас.
– А я думал, что это тяжело.

– Как ты можешь сравнивать?
– Я указываю на его сочащиеся раны.

– Ммм, меня тут немного побили. Ты же разорвала свою сущность на пополам и бросила парня, которого любила. Даже не пытайтесь притвориться, что это было не больно.

Было.

Но холодная пустота, которая последовала за этим, была хуже.

– Тебя не просто побили, Гас, - напоминаю я ему.
– У тебя дыра в плече.

– Да, ну... всего лишь небольшая дырочка.
– Он пытается улыбнуться, когда касается пальцами краев раны. Но я могу расслышать боль в его голосе.

– У меня есть бинты, - говорю я, желая, чтобы это предложение не звучало таким пафосным.
– Часть испачкана, но мама Вейна использовала больше бинтов, чем мне было нужно. На них даже может быть немного мази.

– Не стоит. Это рана никогда не заживет.

Он прижимает ладонь над отверстием и намек страха появляется у него в глазах.

– Как Райден делает это?
– шепчу я.

– Ты не захочешь знать.

Я не хочу.

Но должна это увидеть.

Понимание накрывает меня, и я не могу сказать падаю ли я или сползаю. Все, что я знаю, это то, что я так или иначе прижимаюсь к стене моей миниатюрной камеры, хватая ртом воздух.

– Что случилось?
– спрашивает Гас.

Я пытаюсь расслабиться... фокусируюсь на медленных, глубоких вдохах. Но даже когда сердцебиение успокаивается, паника никуда не отступает.

Я закрываю глаза, сглатываю желчь на языке и говорю ему:

– Я не могу смотреть, как он причиняет тебе боль.

– Это не так страшно, как ты думаешь.

– Нет... это хуже. Я видела Астона. Одна дыра - это только начало.

Весь цвет стекает с его лица. Но он выпрямляется, обещая:

– Я буду в порядке.

– Как?

Я провожу пальцами по царапинам на полу, гадая, сделал ли это заключенный, когда они пытали его... или друг, которому пришлось сидеть здесь и позволять этому происходить...

Мои руки дрожат от гнева, и я не уверена, злюсь ли я на Райдена или на себя. Все, что я знаю:

– Я не могу этого сделать.

Слова повисают в тишине между нами, пока Гас не вздыхает, он так устал и измучен, что пара слезинок скатываются по моим щекам.

– Так, что будет потом?
– спрашивает он.
– Ты научишь Райдена Западному?