Пустой мир. Кровь и честь

– Не совсем в этом дело, но частью вы правы, – кивнул Северед, и по интонации в его голосе Эдвард внезапно понял, что зацепил какую-то глубоко запрятанную в душе этого человека струну, которую не стоило трогать. Корсар не стал на это указывать, вместо начатой темы продолжив свой доклад, – граф Фларский рассчитывает на вашу военную помощь в случае конфликта, и вы, как я понимаю, в этом пока согласны с ним, но ему нужна практически вся военная мощь Тристанского бароната, а не только ваши оперативные базы. Сейчас это действительно необходимо, потому что граф Розмийский считает именно его своим главным соперником, а ваше официальное признание его стороны в борьбе за престол делает вас ближайшей враждебной территорией у границ Гористарского графства. В это же время Розмийское графство чуть ли не в открытую перебрасывает все свои силы под руководство Гористаров. Старый барон собирается идти ва-банк, если не получит Рейнсвальд, то его не получит никто.

– Это на него похоже, – кивнул Эдвард. – Лучше расскажите, что известно о Респире? На что можно рассчитывать в ближайшем будущем от этого психопата?

– Ничего хорошего, – честно сказал Северед. – Цепная собачка Гористаров, какую продолжают натравливать на вас, приучая к запаху тристанской крови. С того самого момента, как до Рейнсвальда дошли слухи о разгроме эскадры Вассария и его наемников, Гористар приучает его командовать полками графства, и в первую очередь они изучают технику боя своего потенциального противника. И догадайтесь, кто же обычно в этой роли выступает? – вопрос был скорее риторическим, и ответ на него все равно знали обе стороны диалога.

– Тристанцы, – без особых эмоций сказал Эдвард, поворачиваясь лицом к корсару, – Вряд ли Респир мог придумать что-то более подходящее. Я даже больше удивлен, что он вообще решил проводить учения, с его-то самомнением…

– Старый граф заставляет, – кивнул Северед. – Гоняет солдат практически до полного изнеможения, а вот Респира уже давно таким счастливым никто не видел, хотя, мне кажется, дело здесь не совсем в том, что ему поручили командовать войсками. Он что-то задумал, причем идущее в разрез со всеми планами барона и графа Розмийского. Прямых доказательств никаких нет, но вот косвенных даже больше, чем достаточно… – он покачал головой, не зная, как описать свои подозрения, но и промолчать просто не мог, – С ним очень часто появляется несколько человек, каких здесь раньше никто не видел. Для большинства это всего лишь наемники, но двух из них я знаю в лицо. Пираты, одни из самых кровожадных, – активировав планшет, корсар вывел две фотографии, сделанные скрытой камерой на одном из вечеров при королевском дворе, – первый, Матрих Череп, кличку свою получил за то, что после каждого удачного налета прибавляет к своей коллекции черепов на капитанском мостике еще один. Второй же Дуррль, мутант, чью семью заживо сожгли за то, что они родили подобного ребенка. Сам всегда ходит в металлической маске, полностью закрывающей лицо, наверное, только поэтому и может здесь появляться, но я его знаю хорошо. Тоже еще тот психопат, окончательно поехавший на убийствах. У меня порой возникает такое чувство, что свои рейды он совершает не за добычей, а чтобы просто перебить как можно больше народа. Особенно знаменит тем, что срывает заживо с детей кожу и подвешивает на улицах разоренных городов вверх ногами, – от последних слов корсар был готов плеваться, – Если бы не дал вам и герцогу клятву, прямо там же был его и застрелил, и плевать на последствия. Их кораблей здесь нет, значит, где-то в одном из вольных портов, поблизости отсюда. Кроме того, личный отряд Респира не занимается тренировками, безвылазно сидят в своей казарме. Значит, готовятся к чему-то другому. И есть еще одно… ваши даже самые лучшие разведчики не смогли бы найти этой информации, – Северед говорил без какого-либо чувства превосходства, просто констатируя факты, – но мои люди ходят по тавернам и кабакам в портовых районах, слушают, запоминают и докладывают. Люди Респира собирают наемников, всех, кто согласится убивать за деньги, не особо интересуясь качеством самих бойцов. Уличная шпана, беглые матросы, дезертиры и многие прочие, кто ошивается в портовых районах. Всем завербованным обещают деньги и оружие. Я хотел устроить туда своего человека, в качестве разведчика, но мы даже не смогли отследить, куда их именно отправляют. Барон… будет что-то нехорошее…

– И все на мою свадьбу! – в сердцах сказал Эдвард, – надо было все же пристрелить его еще там, когда явился на помолвку, тогда бы было гораздо меньше проблем. А теперь этот псих получил ничем не связанные руки и к ним еще протекторат Гористара!

– Может быть, это даже куда более важный момент, чем вы думаете, – сказал Северед, – судьба вещь непредсказуемая, кто знает, куда могут завести ее повороты.

– А сами как думаете? – поинтересовался Эдвард. – Еще год назад я бы и представить не мог, что стану вводить в круг своих приближенных корсара, да еще в столь важных вопросах, но сейчас сижу и разговариваю с вами, поскольку кажетесь мне намного честнее, чем большинство других окружающих меня людей. Я даже подозреваю, что начинаю вам доверять, – он сам улыбнулся от этой мысли, но хотя бы здесь абсурдной ему не казалась. Скорее, более разумной, чем многое из того, что делал в последние дни.

– Кстати о доверии, – кивнул корсар, – о Ярвике можете больше не вспоминать. Как вы и сказали, мы снабдили его дезинформацией настолько, что еще немного, и начала бы из ушей лезть, и не прошло и суток, как он оставил нас, переметнувшись к графу Розмийскому, да еще с таким счастливым видом, что мне даже стало завидно ему. Не знаю, как долго сможет ездить по ушам этому человеку, прежде чем откроется правда, но в любом случае, ваш прогноз оказался верным, – Северед снова переключил планшет на другую фотографию. Там Ярвик уже в парадном камзоле, явно совсем новом, стоял в свите графа. Зная на собственном опыте, чем может обернуться общение с этим человеком, Эдвард даже испытал нечто вроде жалости к графу. Бывший пират почувствует себя на раздолье, первым же делом начав обворовывать казну графа и его вассалов, что может зайти очень далеко. Как на это отреагируют остальные, понятно, непонятно лишь, отдаст ли граф перебежчика своим подданным, восстанавливая справедливость, либо же все-таки решится его защищать, рассчитывая на него как на оружие в будущей борьбе за престол. Наверняка Ярвик пообещал ему помощь других пиратов в случае открытых военных действий, оплатить какую можно одними трофеями, что вполне устроит обе стороны.

– Это было ожидаемо, – кивнул Эдвард, – однако, надеюсь, сегодня мне его увидеть не придется. Не хочется осквернять этот вечер никому не нужным трупом, – вернув планшет корсару, он одернул камзол. – все-таки дома чувствуешь себя совершенно по-другому…

Королевский дворец был одним из самых грандиозных сооружений во всем Рейнсвальде, созданный лучшими мастерами архитектуры, скульптуры и настенной росписи, что вообще есть в Известном Пространстве. Приближающимся к нему путникам открывался великолепный вид на высокие изящные башни, завершающиеся многоуровневыми пагодами, чьи стены украшали многочисленные статуи, изображающие аллегории человеческих чувств, грехов и благородных дел. Центральный арочный проход сделан в виде многоуровневых ворот, каждая пара створок при этом была неповторима, сильно отличаясь от предыдущих. Над головой смыкались опорные арки, похожие на ребра неизвестного животного, украшенные рельефными изображениями, а сами ворота столь велики, что сквозь них могли проехать даже сверхтяжелые танки. Здесь приходило дважды поворачивать под прямым углом, дань традиции фортификации, и только после этого машины въезжали в Нижний двор, первый из семи, на какие делилась вся территория дворца. Нижний двор был посвящен военному гарнизону, целой армии, что находилась здесь, охраняя покой и безопасность короля Рейнсвальда. Танковые и воздушные ангары, казармы и бараки для солдат были выстроены в единую структуру с внешними фортификациями, оборонительными стенами и плацами для техники и пехоты. И все же это не были простые постройки чисто прагматического содержания, чтобы не выбиваться из общего стиля, каждое такое здание представляло собой отдельное произведение архитектуры, соединенное с другими арочными переходами и башенками. Каждый плац или открытая площадка имели установленную каменную или бронзовую статую, изображающую одного из героев Рейнсвальда. Однако машины здесь не останавливались, проезжая один уровень за другим, пока не добрались до несколько соединенных друг с другом внешними переходами корпусов с большими окнами и просторными залами, составлявшими жилую часть дворца.

Бал, посвященный успешному открытию колонии на Аверии должен проходить в Зале Героев, одном из самых больших и красиво украшенных залов, посвященным прошлым королям Рейнсвальда, но лишь тем, кто действительно остался в истории как человек, много сделавший для анклава и его процветания. Герои прошлого в сияющих доспехах, отлитыми мастерами из платины и золота, смотрели со своих постаментов на людей внизу, окруженные фресками с изображением их подвигов, а над ними потолок с изображением освещенного неба, взятого из старых легенд, удерживали на своих плечах гигантские титаны, символизирующие лучшие стороны человеческого характера. На этом фоне терялись даже самые яркие и красивые наряды придворных дам, не способные тягаться с помпезностью и роскошью окружающих стен. И одно лишь то, что король сам решил провести здесь торжество по случаю открытия колонии, говорило о многом. И о его отношении к самому проекту «Сакрал», и тем, кто его курировал. Это отметил и Эдвард, и его союзники, и, конечно, его соперники.

Здесь Эдвард принес официальную клятву престолу и Рейнсвальду, уже не как барон Тристанский, а как герцог Аверийский, новый феодал острова. Новый герб, который позже геральдистами будет вплетен в основной герб Тристанского дома, уже был подготовлен и представлен, висевший сейчас на широком флаге рядом с гербами королевского дома и самого Рейнсвальда. Яркое черно-белое полотнище, в центре которого размещался треугольный красный геральдический щит, окантованный стилистической золотой вязью из растений с крупными цветками. В центре же был изображен шлем с острым забралом и большим плюмажем из красных, белых и золотых перьев, позади которого перекрещены три прямых меча. Под ним новый девиз, который так же станет частью и девиза Тристана «несем свет во тьму, не зная страха».

– Своей кровью, душой и телом я приношу клятву королю и народу Рейнсвальда, – Эдвард встал на одно колено перед королевским троном, прямо перед взглядом Иинана Третьего. – Словом, делом и помыслом служить Рейнсвальду и короне, не щадя ни жизни, ни души своей, и лишь воля короля и законы королевства будут для меня путеводным светом в вечной тьме. И буду я проклят и забыт, если нарушу данное здесь и сейчас слово, преступив законы Рейнсвальда, ослушавшись воли короля, либо присоединившись к врагам королевства. Клянусь на том и никогда не забуду клятвы этой, – он снял бронированную перчатку с левой руки и, взяв у подошедшего сейчас королевского церемониймейстера кинжал, провел ладонью по лезвию, глубоко разрезая кожу и оставляя на закаленной стали вытянутый кровавый след. Сразу же подошел геральдист со свитком, где записано каждое сказанное сейчас слово, и Эдвард приложился к нему окровавленной рукой, собственной кровью подтверждая все сказанные слова.

Теперь наступала очередь короля. С трудом поднявшись и опираясь на своих телохранителей, он подошел к Эдварду, все еще стоявшему на одном колене. У него в руках была, наверное, самая древняя и ценная реликвия Рейнсвальда, меч с именем Холдрик, оружие первого короля, с которым он спустился со своего корабля на тогда еще пустынный остров, где были лишь мутанты да племена дикарей, не имевших ничего общего с будущей цивилизацией. Символ самого существования Рейнсвальда, оружие, которое держали в руках десятки королей, ведя армии в тысячи кровавых битв, порой решавшие судьбы всего сектора. Один только вид этого меча, все еще такого же идеально гладкого и острого, заставлял невольно волноваться даже самых бездушных и бесчувственных, не раз смотревших в лицо смерти, поскольку даже они понимали, что сейчас на них смотрит более чем пятьдесят тысяч лет истории, отлитые в металле.

– Я принимаю твою клятву, герцог Рейнсвальдский, признаю тебя своим вассалом и признаю твою службу угодной воле моей, – голос короля, усиленный динамиками, разносился по всему залу Героев, отдаваясь громким эхом под потолком, – за верную службу отмечая наградами, за предательство отмщением. Встань с колена, герцог Аверийский, – сказал король, поочередно касаясь клинком сначала его левого плеча, потом правого, а после груди и лба. – С этого дня и во веки веков, ты и потомки твои понесут сей титул дворянина, но помни о данной клятве, – он замахнулся и ударил рукой Эдварда по щеке. Только удар получился слабым, барон едва почувствовал его, – чтобы лучше помнил…