Пустой мир. Кровь и честь

Местные, видимо, потеряв первую линию обороны, еще некоторое время пытались задержать нападавших около входа под купол, но наспех собранные баррикады, по большей части представлявшие собой перевернутые телеги и корзины с камнями, которыми пытались перегородить проход, оказались бесполезны. Часть сейчас отброшена в сторону, открывая проход, другая часть так и осталась на своих местах, но единственное, что теперь там осталось, тела защитников, не успевших отступить, когда баррикады прорвали. Для большего удобства проезда грузовых машин и провоза контейнеров архитекторы изначально сделали здесь широкий терминал на шесть полос, с мельмитоловым покрытием, но именно это и сыграло решающую роль при штурме, слишком широкий проход, слишком тяжело защитить и полноценно укрепить для немногочисленных крестьян. Баррикада оказалась слишком длинной и ненадежной, из-за чего у защитников не хватило сил закрыть все участки под напором численно и качественно превосходящего противника.

За полуразрушенными баррикадами снова начиналась цепочка истерзанных трупов, у нападавших явно какая-то мания на уродование тел убитых врагов, а это говорит о чрезвычайной жестокости и агрессивности, что делает переговоры практически бессмысленными. Люди бежали, спасаясь от преследователей, догонявших их и убивавших на месте. Порой еще встречались тела налетчиков, погибших там, где обреченные все-таки оказывали последнее отчаянное сопротивление. Тут старик, пытавшийся защитить близких, в последней безумной и бессмысленной попытке проткнул вилами грудь напавшего на него бугая за несколько секунду до того, как ему самому располовинили голову топором, чуть дальше охотник с разряженным арбалетом, успевший положить нескольких нападавших, прежде чем его изрубили на куски. За ними, всего лишь в паре шагов, один из дикарей с топором в груди, а сразу за ним изрубленная на куски мать, все еще прижимающая к себе окровавленный сверток… И все же, тел фермеров и мирных жителей было во много раз больше, чем нападавших, почти все изрубленные и окровавленные. Их убивали без всякой жалости, как и принято у дикарей. Убей или будешь убитым. Подобное Эдвард не раз видел на поверхности, да и сам, если честно признавать, отдавал похожие приказы. Разглядывая тела под ногами, он жалел их, но не потому, что они погибли в муках или так рано, до таких глупостей в отношении дикарей еще не опустился, в душе говорили только логические рассуждения. Эти люди могли стать его поданными, а вместо этого совершенно бессмысленно полегли под ударами кровожадных дикарей, не принеся никому никакой пользы. Если бы он прибыл сюда на пару дней раньше, то ничего подобного могло бы и не произойти, все эти люди были бы живы и успешно ассимилировались бы с населением колонии.

Эдвард вел отряд вперед, осторожно продвигаясь среди тел, мимо разрушенных домиков и складов, разграбленных и местами даже подожженных, но огонь плохо занимался среди полимерных обломков, распавшись на маленькие, до сих пор тлеющие огоньки. Здесь действительно был большой поселок, больше всего похожий на широко разросшуюся деревню, со стоявшими без всякого строгого плана большими избушками из старого дерева и фрагментов старых конструкций, огороженные заваливающимися заборами, чье охранное предназначение и вовсе сомнительно, облепившие прежние постройки сельскохозяйственного назначения, обветшалые и заброшенные, использовавшиеся еще тогда, когда анклав еще не погиб и не вернулся в первобытное состояние. Сейчас все эти примитивные и даже порой откровенно выглядевшими так, словно собранные из мусора, походили на то, будто по ним ураган прошелся, с выбитыми дверями и окнами, обгорелые и с проломленными стенами.

– Они не восстановятся самостоятельно после такого, - оглядываясь по сторонам, предположил Северед, наблюдая весь этот разгром, - Даже если не брать в учет все разрушения, барон, только посмотрите, сколько погибших. И по большей части взрослые мужчины, на которых и приходится основная часть работы… На поселке можно смело ставить крест…

– Ни за что. Достаточно только посмотреть на все это, - развел руками Эдвард, словно пытаясь охватить руками весь комплекс, - Это место нельзя оставить просто так, из-за каких-то налетчиков. Подобные сады ничуть не хуже тех, что используют на Рейнсвальде. Если использовать их не так примитивно, как до сих пор делали местные, то можно решить проблему еды для всей будущей колонии, - он указал на полузаброшенные оранжереи, распаханные примитивными инструментами местных фермеров. Структура и порядок организации, что использованы здесь, действительно впечатляли. Гидропонные поля были сконструированы в виде огромных шестигранников, размещающихся на разной высоте и с разных сторон купола, расставленных друг над другом в виде правильной решетки. Вероятно, прежде с нижней стороны находились лампы, имитирующие наиболее оптимальное освещение для благополучного роста растений. Они сохранились только частично, по большей же части разбитые или перегоревшие из-за неправильного ухода. Не работали и системы обновления и промывки почвы, из-за чего местным фермерам приходилось вручную поливать и распахивать поля, но их сил хватало лишь на то, чтобы обрабатывать лишь пару нижних ярусов, оставив все остальное медленно загнивать без надлежащего ухода.

В центре всей системы находилась диспетчерская вышка из гладкого белого материала, до сих пор чистого и неповрежденного, явно композитного происхождения, уходившая далеко наверх, к вершине оранжерейного купола. Оттуда, вероятно и велся контроль за работой, и там же, у ее основания, располагались основные корпуса для обработки и уборки продукции, когда-то полностью автоматизированные и самообеспеченные, о чем говорили остатки конвейерных линий и роботоцехов, ныне почти разобранные местными на различные детали или для переплавки металла. Часть из них была заброшена за непригодностью, а другая часть использовалась не по прямому назначению, приспособленная под сиюминутные нужды крестьян, явно не понимавшихся предназначение автоматизированной фабрики, отключенной от энергоснабжения, а потому и бесполезной. Одним из этих корпусов, как сказал Северед, и должно быть то последнее укрепление, где могут прятаться остатки населения деревни. Туда же, получается, сейчас должны стягиваться налетчики, не до конца утолившие жажду крови и разрушений.

– Движение! – спецназовец, передавший сообщение, открыл огонь по мелькнувшим в проходе между домами теням. Несколько налетчиков, пытавшихся укрыться среди развалин, все же выдали себя и вынуждены были броситься вперед, надеясь, что успеют втянуть солдат в рукопашную схватку прежде, чем их перестреляют, но только попали под перекрестный огонь. Изрешеченные пулями тела появились всего лишь в нескольких шагах от того укрытия, из какого выскочили.

– Итак, о нас теперь знают, - сказал Эдвард, первый делом проверяя датчик патронов, поскольку громкое эхо от шума выстрелов разносилось далеко под куполом, сообщив буквально каждому здесь, что произошло, - Надо торопиться, скорее всего, теперь эти мутанты переключатся на нас. Распределите сектора обстрела вокруг отряда, двоих в резерв, остальным огонь на поражение, но экономьте патроны, мы даже не представляем, сколько их здесь.

Отряд перестроился в две стрелковые цепи по восемь человек в каждой и еще двумя бойцами в центре, выполнявшими роль поддержки в случае необходимости, и теперь направившись к диспетчерской башне, Эдвард старался успеть к ней прежде, чем налетчики сообразят, что действительно происходит. Только чем ближе подходили к центру, тем дикарей становилось больше, занятых, в основном, грабежом брошенных домов и складов. Мало кто из них действительно был готов к бою, оставляя оружие либо поблизости, либо просто бросая его, не видя другой опасности. Спецназовцы расстреливая каждого встречного без всякой жалости, как только замечали, и не в силах что-либо противопоставить мощи скорострельного оружия, налетчики пытались бежать, но тут же валились под прицельным огнем. Немногие даже понимали, что происходит, звуки автоматического оружия им были незнакомы, напоминая сухую трескотню, в отличие от громких залпов примитивных местных мушкетов. Раненых и еще дышащих дикарей солдаты добивали пистолетными выстрелами, Эдвард приказал не брать пленных, да и о пощаде они не просили, только выли что-то непонятное сквозь крепко сжатые зубы.

Первое серьезное сопротивление отряд Эдварда получил только когда вышел на дорожную развязку перед старыми терминалами сортировки и погрузки. Старые конвейеры и грузовики так и стояли до сих пор с давно сгнившими шинами и резиновыми траками в тех положениях, что когда-то их оставили рабочие, поскольку убрать с дороги столько тонн ржавого металла у местных просто не было никаких возможностей. Разоренные металлические контейнеры, разложенные в штабеля для будущей транспортировки, здесь сложились в целый лабиринт, когда-то составленный большими погрузочными рельсовыми кранами, что когда-то передвигались по сложной системе переходов над головой, но теперь больше напоминая древних застывших чудовищ с металлическими ногами, в проходах которого максимум могли разойтись два человека.

И, скорее всего, в этом лабиринте было что-то ценное или важное, раз такое количество нападавших выбегало на солдат оттуда. На открытых расстояниях против автоматных очередей дикари ничего противопоставить не могли, но в узких переходах между высокими стенками ржавых контейнеров солдаты успевали сделать всего несколько выстрелов, прежде чем приходилось сходиться в рукопашной с очередным дикарем, неожиданно выскочившим из-за только что убитого товарища. Единственное, что только спасало и оставляло преимущество, силовое оружие. Спецназовцы использовали широкие и короткие клинки, уверенно кромсая ничем не защищенных дикарей без брони, барон с корсаром куда более изящные силовые шпаги, аккуратно разрезавшие человеческий торс без единой зацепки, с легкостью рассекая мясо и кости, в то время как Ярвик вытащил широкий абордажный палаш монокулярной заточки, с легкостью рубивший примитивное оружие дикарей.

Пережив пару коротких, но жестоких схваток, Эдвард приказал использовать дронов-разведчиков, помогавших избежать подобных засад, паря сверху, заранее обнаруживая налетчиков, после чего их закидывали гранатами. Не подозревая о подобном оружии, они толпись за поворотами, собираясь в группы, видимо, чувствуя прилив храбрости от наличия сородичей поблизости, и даже одной брошенной осколочной гранаты хватало, чтобы вывести из строя не меньше десятка человек.

– Кто-нибудь, подключите огнемет! – скомандовал Эдвард, надоевший от постоянных рукопашных схваток, - Выкурите этих мутантов отсюда! – он взмахнул шпагой и дикарь, выскочивший словно из ниоткуда, повалился на спину с рассеченной грудью, брызнув фонтаном крови.

Струи химического пламени, за несколько секунд превращавшие человека в обугленный кусок мяса, заливавшие проходы на десятки метров вперед, вселили в дикарей религиозный ужас, наконец-то обратив в бегство и вынудив бросить позиции на развязке. Выбитые на открытое пространство, они уже не представляют особой опасности, и бойцы прицельно расстреливали их из автоматов, быстро сокращая количество возможных целей.

– Пусть бегут, - наконец, в очередной раз перезарядившись, приказывает Эдвард, опуская оружие и наблюдая за тем, как уцелевшие разбегаются в разные стороны в панике еще что-то крича и бросая оружие. Серьезной опасности они уже не представляли, а в том, что смогут навредить будучи поодиночке, разбитые и рассеянные, или же выжить в диких развалинах, барон сомневался, тем более, что их задачей было не полное уничтожение всех явившихся сюда дикарей, а поиск выживших, - передайте транспортам, чтобы следили за окружающей территорией. С воздуха подавлять любые попытки перегруппироваться. Если таковые будут, сообщать мне и уничтожать.