Пустячок, а приятно

Киря ждал ответа. Я же молчала, чувствуя, что комок застрял у меня в горле, и я никак не могла проглотить его, чтобы сказать хоть слово.

Глава 2

Лицо мертвого Анатолия Ольховского было совершенно спокойным, глаза закрыты. Значит, он не мучился, умирая. Хоть это было отрадно. Стоявший рядом со мной Киря, он же подполковник милиции Кирьянов Владимир Сергеевич, внимательно наблюдал за мной.

— Кто его нашел? — осторожно спросила я его.

— Сосед, — мой стариннейший друг отвечал, как всегда, с готовностью. — Он рабочий, шел на утреннюю смену около пяти утра, наткнулся на тело. Ну, пока нас вызвали, туда-сюда…

— А как ты на меня вышел?

— Элементарно, — Киря пожал плечами. — Жена убитого сказала, что он отправился на день рождения к Гарику Папазяну. Мы и не поверили сначала, что все так просто. Как, кстати сказать, там у него было? Я не смог к нему попасть, на дежурство как раз заступил…

— Нормально было, — отвечала я. — Посидели, повеселились… Наелись, напились, разошлись…

— Ну да, — Кирьянов кивнул, — наш Гарик умеет устраивать все как надо. Народу много собралось?

— Полно… — Признаться, в тот момент у меня не было ни малейшего желания распространяться о том, как прошел день рождения Папазяна.

— И убитого ты там видела?

— Видела.

— А это правда, что Ольховский ушел с тобой вместе и вы были самыми последними гостями, покинувшими квартиру Папазяна? Гарик говорит, что ты была никакая, и он вызвался тебя провожать…

— Правда, — со вздохом сказала я. — Все именно так и было…

Мгновение Кирьянов внимательно смотрел на меня прямо в глаза.

— Тебе это не показалось странным? — спросил наконец он.

— Я была пьяная вдрызг…

— И он тебя повез до дома на твоей машине?

— Я сама его отвезла, — возразила я. — Ты же знаешь, я никому не доверяю садиться за руль моей машины… Довезла его до Вишневой и высадила на проспекте около часу ночи…

— Верно, — согласился Кирьянов. — Врач говорит, что примерно в это время его и убили.

— Значит, ждали в подъезде?

— Значит, ждали, — согласился Киря.

— Разумеется, никто ничего не слышал и не видел?

— Разумеется. Стреляли, по-видимому, из пистолета с глушителем… Дураку ясно, что профессионалы сработали.

— Только как эти профессионалы могли знать, что их жертва сейчас не дома, а на дне рождения и ее нужно ждать допоздна? — поинтересовалась я.

Тут Киря задумался.

— Да мало ли, — сказал наконец он. — Может, следили за ним…

— Следили — это одно, ждали в подъезде — совсем другое. Если следили, почему не застрелили около дома? Улица-то пустынна в такое время. И подкараулить на улице проще, чем в подъезде…

— А ты что, сама ничего не видела, когда его высаживала?

— Ничего, — сказала я. Сознаваться, что у меня едва хватало сил следить за дорогой, никак не хотелось, и я сменила тему, начав строить предположения: — Вообще-то, узнать, как долго Ольховского не будет дома, можно было, просто позвонив к нему на квартиру и спросив у жены. Ей в тот вечер никто не звонил, не спрашивал про мужа?

— Эх, черт, а я и не уточнил, — смущенно пробормотал Киря.

— Стареешь, начальник, — усмехнулась я.

— Ладно, Татьяна, проходи в квартиру, — он толкнул одну из выходящих на лестничную площадку дверей. — Побеседуем с родственниками погибшего вместе.

* * *

Беседовал с женой убитого зубного врача поначалу все-таки один Киря. Я стояла рядом и молча слушала, как жена Ольховского, молодая, но рано начавшая увядать женщина с явно утомленным и заплаканным лицом, рассказывала подполковнику, что накануне вечером какой-то незнакомый мужчина действительно звонил по телефону и спрашивал, когда придет ее муж. Она ответила ему то, что было на самом деле: что не знает, но, скорее всего, поздно. Незнакомец еще спросил, куда именно ушел ее муж, и, узнав, что на дружеское застолье, удовлетворился полностью и положил трубку.

Сама я в это время думала, что же мне теперь делать. Расследование, порученное мне Ольховским, теперь, по причине смерти клиента, стало быть, отменялось. Убийство, судя по почерку, заказное, и действовали профессиональные киллеры. Значит, Киря, как ни будет стараться, ничего не найдет, как и любой другой на его месте. Так что мне лучше не соваться в эту историю. Да и зачем? Изображать спасителя рода человеческого? Это не в моих правилах, да и лишний конфликт с криминальными структурами иметь не хотелось. Тогда чего ради я стою и выслушиваю, как Кирьянов в очередной раз задает жене Ольховского свои обычные ментовские вопросы: не было ли у потерпевшего врагов, не получал ли он каких-либо угроз, какие взаимоотношения у него были с сослуживцами… Ответы Кирьянов получал ровным счетом ничего не говорящие, не дающие какой-нибудь мало-мальски важной зацепки в этом деле.

— Ну, ясно, — со вздохом сказал Кирьянов, опечаленный итогом разговора. — Тем не менее имеет смысл поговорить с соседями и сослуживцами… Возможно, они знают что-нибудь путное.

Я кивнула: конечно, эта работа в самый раз для нашего Кири — расспрашивать у соседей, кто что видел или слышал. Мне от одной мысли о такой работе становилось тоскливо на душе.

— А Анатолий Дмитриевич никогда не жаловался вам, что на работе у него проблемы? — неожиданно для самой себя спросила я.

— Нет вроде бы…

— И отношения с его шефом, главврачом клиники «Тан-мед», до сих пор никак не осложнялись?

— С Николаем Пантелеймоновичем? Нет, что вы! — Тут жена Ольховского улыбнулась. — Они всегда были в наилучших отношениях.

— Дружили?

— В принципе да. Вот сегодня… — Жена Ольховского вдруг умолкла, странно потупилась, вздохнула, и я заметила, что у нее из глаз вдруг закапали слезы.

— Ну что вы, успокойтесь… — Как всегда, Киря заметно терялся перед выражением человеческого горя. А ведь в его работе горе проще игнорировать, чем сочувствовать ему.

— Сегодня, — продолжала жена Ольховского сквозь слезы, — Толя должен был ехать на вокзал встречать его. Николай Пантелеймонович еще и не знает ничего…

— А куда ездил шеф клиники? — спросила я.

— В Берлин, — всхлипывая, проговорила жена Ольховского, — на международный конгресс стоматологов, Николай Пантелеймонович делал там доклад. Он звонил нам вчера днем, сказал, что все прошло успешно, что участники конгресса ему очень долго аплодировали…

— По телефону с ним разговаривал Анатолий Дмитриевич?