Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 5
Шрифт:
«…»
Когда я закончил свой рассказ, он какое-то время молча раскачивался. Несколько секунд я слышал лишь скрип качелей.
Он чуть ли не на 360 градусов крутился. Я чувствовал себя виноватым, что мне приходится втягивать Харуаки в это дело, но я принял такое решение, тщательно взвесив все имеющиеся у меня варианты. Я ни о чем не сожалел. По крайней мере я сам себе так твердил.
И вот тогда он мне сказал: «Я был влюблен в Кири».
Внезапно и без всякого контекста он признался, что раньше был влюблен в Коконе. Может, это его ответ на мою историю?
«Э?..»
Сперва
Харуаки отверг все предложения, которые он получал от известных бейсбольных школ, и поступил в нашу старшую школу, слабая бейсбольная программа которой едва-едва позволяла ему надеяться все же попасть в национальное первенство. Он пожертвовал своей будущей карьерой профессионального бейсболиста. Я это уже знал – Мария все разузнала про Харуаки в мире повторов, а позже рассказала мне.
Я всегда удивлялся, почему он так поступил.
Теперь я знал, почему.
Харуаки выбрал ту же школу, что Дайя с Коконе, хоть ему и пришлось отказаться ради этого от своей мечты и своих перспектив. Не знаю, хотел ли он в конце концов признаться ей или же у него была какая-то другая цель; так или иначе, он счел переход в эту школу необходимым.
Качели остановились; теперь Харуаки стоял на них. Он продолжил:
«О, но знаешь? Сейчас этих чувств уже нет. Ммм, как бы это выразить? Она раньше была ужасно хрупкой и неуверенной в себе; ей был нужен кто-то, кто мог бы ее защищать. Понимаешь, я хотел быть этим человеком!»
Он слегка изогнулся и прислушался к скрипу качелей.
«Но с таким вялым настроем никого защитить невозможно. Блин, ты можешь себе представить, каким я был самонадеянным?»
Голос его звучал непринужденно, но я догадывался, что ему через многое пришлось пройти, прежде чем он это понял.
«Значит, сейчас ты ее больше не любишь?»
«Ага. Так что если хочешь встречаться с Кири, можешь не обращать на меня внимания, Хосии! Из вас бы вышла отличная пара».
Я не мог судить, насколько он был откровенен.
Все, что я знал, – что он не привязан ни к одной конкретной девушке. Он никогда ничего не говорил, но я уверен, что среди девушек (особенно среди учениц других школ) он пользовался популярностью – все же он классный бейсболист. Несколько раз девушки ему признавались в любви, он даже на свидания с кем-то ходил. Однако большинство из этих отношений быстро заканчивались. Сейчас он принимать признания перестал.
Можно лишь догадываться, что он чувствовал, когда ходил с девушками на свидания, как они расставались и почему он перестал отвечать на признания в любви.
Но можно быть уверенным – Коконе и Дайя имеют к этому отношение.
«А что насчет Дайи?»
«Мм?»
«Ты не считаешь, что Дайе и Коконе стоило бы начать встречаться?»
Харуаки ответил не сразу. Он перестал раскачиваться и подождал, пока качели остановятся сами. Когда они почти уже замерли, он с громким выдохом спрыгнул и лишь затем коротко ответил:
«Нет».
«А почему? Разве они не –»
«Дайя, в отличие от меня, может настраиваться всерьез».
Возможно, он прочел слова «ты сейчас, черт возьми, о чем?», написанные
на моем лице; он неловко улыбнулся и пояснил:«Из-за этого они не смогут быть счастливы вместе».
Я понял не сразу.
«Это не любовь! Такие отношения – нездоровые».
Тогда я еще не знал про их детские взаимоотношения, поэтому от его слов я впал в замешательство.
Но я знал кое-кого, кто походил на Дайю.
Кое-кого, кто жертвует своим счастьем во имя других.
Так что я интуитивно понял, что отношения Дайи с Коконе уже окончательно разрушены.
«Тогда почему ты отказался от Коконе? Если ты считаешь, что Дайя не претендент, зачем было сдерживаться?»
«Ты так ничего и не понял. Я вовсе не сдерживаюсь! Ты что, совсем не слушал? Ее уже не нужно защищать! Мои чувства уже изменились!»
«…Коконе стала достаточно сильной и может теперь защищать себя сама?»
«Я не это имел в виду».
«Э?»
«Она такая же слабая, как и раньше! Люди не меняются так просто. Но защищать ее больше не нужно. Потому что…»
В это мгновение на лице Харуаки появилось такое выражение, какого я никогда у него не видел.
Вовсе не гнев, не ненависть, не жалость. С у л ы б к о й, от которой у меня мурашки пошли по коже, он сказал:
«Кири ужесломана».
Позже я осознал, какое чувство пряталось за той улыбкой.
Это была –
Усталая покорность.
Харуаки ждал меня в том же самом парке. От дома Марии дотуда две-три минуты пешком. Но сейчас тут уже полная темнота.
Харуаки и Юри-сан сидят на скамейке под фонарем.
– Кадзуки-сан…
Юри-сан глядит на меня со слезами на глазах. Мне по-прежнему жаль ее, но ее слезы меня больше не трогают. В конце концов, мне уже изрядное время приходится мириться с ее постоянным плачем. К ее испорченным слезным протокам я привык.
Юри-сан послушно сидит на скамейке, никто ее не принуждает. Харуаки сказал по телефону, что, когда он к ней подошел, она решила его выслушать.
– Харуаки, чисто на всякий случай: что она делала?
– Ну, я сказал уже: она бродила возле дома Марии-тян. Она не сопротивлялась, не сердилась, она даже объяснила, в каком она положении! Судя по всему, Дайян ей [управляет], и он ей приказал шпионить за тобой и Марией.
– Мм.
Этого я ожидал. Я знал, что Дайя, который не может покинуть кинотеатр, заставит шпионить за нами тех, кем он [управляет].
А кстати –
– Юри-сан. Тебе правда можно рассказывать нам, что тебе приказал Дайя?
Ведь это играет против Дайи.
– Да, можно. Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, его «шкатулка» недостаточно сильна, чтобы контролировать меня полностью.
Мое сердце отзывается болью, когда я слышу слово «шкатулка» из ее уст. Ей повезло, что она смогла забыть про «шкатулки», а теперь она вынуждена была вспомнить снова. И чем ярче станут воспоминания, тем сильнее она будет винить себя.