Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 7 (с иллюстрациями)
Шрифт:
Ах… они – воплощение моего колеблющегося сердца. Моей колеблющейся веры в «Ущербное блаженство».
В конце концов Кадзуки удалось избавиться от всех, кто населял этот мир.
Отсутствие жизни вокруг него означает, что лишена смысла и его собственная жизнь. Смысл человека определяется существованием наблюдателей. Оставшись один, Кадзуки постепенно теряет человеческие умения. Он уже не умеет ездить на мотоцикле, он уже не умеет пользоваться лифтом, он уже не умеет писать, он постепенно разучивается говорить.
Кадзуки становится неспособен делать что бы
– Господи!.. – вырывается у меня стон. – У него… уже совсем ничего не осталось, да? Он потерял все!
Каким бы фальшивым ни был этот мир, Кадзуки уже никогда не оправиться от столь громадной потери. Ему уже не помочь, даже если я уничтожу «Ущербное блаженство».
– Он потерял даже больше, чем я!
Но и лишившись всех навыков и умений, Кадзуки не останавливается; его все время тянет к одному и тому же месту. Едва в сознании, он все же каждый раз безошибочно приходит в мою старую комнату. А потом начинает звать меня по имени и колотить в стену. Снова и снова. Он продолжает бессмысленно бить по стене в течение чуть ли не бесконечности. Мое имя постепенно стирается из его памяти, но стучать он не прекращает. У Кадзуки уже нет души; он просто исполняет программу, которая была в него заложена.
Бам-бам!
Ах… теперь понимаю…
Стук, который я все время слышала… это Кадзуки меня звал.
Бам-бам!
Он звал меня, стесывая свою душу и становясь пустым. Будучи всего лишь зрителем, я не могу оценить с его точки зрения, сколько времени он молотит по стене, но это наверняка эквивалентно многим человеческим жизням. Он это делает почти вечность.
Ради единственной цели – встретиться со мной.
Ради единственной чертовой цели – встретиться со мной!
– Ууу… аа…
Неужели я не могу ответить на его чувства хоть как-то?
– Кадзуки! – кричу я. – Кадзуки! Я здесь, Кадзуки!
Я знаю, что это тщетно, но все равно кричу во все горло:
– Кадзуки! Кадзуки! Кадзуки! Кадзуки! Кадзуки!
Я стою прямо перед ним и кричу его имя.
Однако он меня не замечает, и я не могу к нему прикоснуться.
Между нами непреодолимая пропасть. Моя «шкатулка» надежно разделяет нас.
Бам-бам!
Кадзуки бессловесно молит о помощи. Спасите меня, мне больно, прекратите. Тени, на которые я натыкалась в море, – это были осязаемые проявления эмоций, которые побуждали его продолжать бить.
Наверняка у него есть свобода остановиться в любой момент.
Но, хотя у него не может быть уверенности, что ему удастся до меня дотянуться, он не останавливается. Нет – он не может остановиться.
– Кадзуки… это ненормально. Ты безумен. Ты безумен, если дошел до такого, только чтобы увидеть меня!
Бам-бам!
– Но…
Я вынуждена признать.
– Но я счастлива, Кадзуки.
Конечно, я не хочу, чтобы он страдал, но не могу отрицать: я счастлива, что его тянет ко мне так сильно. Я прекрасно осознаю, насколько уродливо это чувство, однако подавить его не в силах.
– Скажу честно: хоть я и говорила, что это не так, но мне было одиноко, я не хотела оставаться одна. Я была счастлива, когда ты был рядом со мной. Ты заметил мои истинные чувства, правда? Ты ведь поэтому и бьешь по стене? Ради меня…
Я пытаюсь притронуться к его голове, но моя
рука проходит насквозь.– Но я выбрала не тебя. Я выбрала свое «желание» сделать всех счастливыми и рассталась с тобой. Я должна была оставить тебя, если собиралась сохранить свой смысл жизни.
И вот что получилось в результате моего выбора. У Кадзуки была только я; когда мы расстались, он не выдержал. У него не было иного выхода, кроме как начать бесплодный и мучительный поиск меня.
Я в ответе за это, поскольку не понимала его истинного характера.
– Достаточно. К черту «смысл жизни» – мне плевать, если я потеряю этот смысл и стану совсем пустой… Беспомощно смотреть, как ты теряешь себя, гораздо хуже. Я хочу спасти тебя, Кадзуки! Потому что я… я лю-…
Внезапно я замечаю кое-что и прикасаюсь к своим щекам.
Они мокрые.
…Слезы.
– Не может…
Я все еще способна лить слезы? Я все еще настолько слаба?
Если я это осознала, дальше притворяться бесполезно.
– У… аа… уаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
Слезы текут и текут по моим щекам.
– Кадзуки… Кадзуки… КАДЗУКИ!!!
Кадзуки вернул мне слабость, от которой я давным-давно избавилась.
Он сумел изменить меня.
Раз так, я –
Я больше не «шкатулка».
– УАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
Я превратилась обратно в человека.
– Если я больше не «шкатулка»… если я больше не обязана посвящать всю себя своему «желанию»…
И я ору:
– Мне уже наплевать на «желание»! Просто спасите Кадзуки! Пожалуйста, спасите его! …Прекратите… Кадзуки, я хочу видеть тебя. Я хочу слышать твой голос. Я хочу ощущать твое тепло. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня. Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня хотя бы еще один разочек. Кадзуки… Кадзуки… Кадзуки!..
Бам-бам-бам-бам-бам!
– Вернись ко мне… верни те прекрасные дни! Хватит. Хватит! Я не хочу больше терять тех, кого люблю! Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… Кадзуки… Кадзуки… останься со мной!..
Внезапно в голове у меня возникает мысль. Что было бы, поменяйся мы местами?
Я уверена – я сделала бы то же самое, что сделал он, как бы глупо это ни выглядело.
Я бы отбросила все, только чтобы встретиться с ним, даже если бы мне пришлось отказаться от самой себя, даже если бы он сам был против.
Со слезами на глазах я горько улыбаюсь.
– Мы… мы оба странные, правда? Кадзуки?
Что бы ни случилось, мы будем тянуться друг к другу.
Что бы ни случилось, мы будем пытаться жить вместе.
Почему так? Я не знаю. Я не знаю, но других вариантов просто не существует.
– Что-то нас соединяет.
– Что-то, что мы заполучили.
– Что-то ценное и намного более сильное, чем «желания».
Бам-бам!
– Неужели ты не можешь слышать меня, Кадзуки?
Бам-бам!
– Неужели ты в самом деле не можешь слышать меня?
Бам-бам!
– Что ж, тогда я сделаю так, что меня будет слышно!
Я утираю слезы и сжимаю губы.