Пустынный океан
Шрифт:
«Одна из дочерей Сапфировой Императрицы, как оказывается, не так давно посещала мой замок. Почему же она не соизволила оказать мне честь и хотя бы поздороваться?»
Темные брови Валефора сдвинулись к переносице, и он посмотрел на меня так, словно я сказала какую-то чушь.
— Потому что ты была занята делом, а она заехала ко мне касательно делового вопроса. Это что-то запретное?
«Прекрати смотреть на меня так, словно я примитивное глупое создание, не достойное твоего внимания!»
Он крепко стиснул зубы, и на его скулах заиграли желваки. Он злился. А я ненавидела, когда он так начинал делать. Так и хотелось въехать ему по зубам. Я поджала губы и кивнула, подводя итог нашему разговору. Не знаю, с чего это вдруг он тогда так обеспокоился в
Встав с подушки, я демонстративно сделала поклон правящему здесь мужу, и быстро вышла. Неужели так трудно смягчить свое каменное лицо и хотя бы раз поговорить со мной нормально, не корча свои холодные рожи, от которых уже тошнит! Почему он не понимает, что мне тяжело, что мне нужна поддержка, а не еще больший взгляд презрения! Почему нужно давить, а не успокоить? Неужели это действительно так трудно понять?
Я настолько быстро вылетела из комнаты, что Ориас, стоявший все это время у двери, не сразу сообразил в чем дело. Заглянув сначала за дверь, он затем направился своими широкими шагами за мной. Молча. И на том спасибо. Идея о том, чтобы бросить все, сбежать в Северную Империю и жить там подобно бедному сословию, казалась уже не такой дикой. Начать все заново. И не видеть лиц, которые от меня все скрывают.
Дойдя до кабинета, я обернулась: Ориас остановился в нескольких метрах. Чего я ожидала? Что он попытается успокоить меня? Я спасла ему жизнь, теперь он бережет мою. О моем внутреннем состоянии уговора не было. Мне вообще начинает казаться, что все мужчины в этом доме сегодня ведут себя особенно…непонятно. Один грубит и не может мне сказать то, что обещал, другой молчит весь день, Альфинур пытается улыбаться, но будто через силу. Боюсь представить, что же сегодня мне выдаст мой муж-наг. Быть может, уже пора меня хвостом придушить? Отлично, тогда все это хотя бы закончится.
Зайдя в кабинет, я громко хлопнула дверью, тем самым негласно говоря о том, что сейчас сюда вообще лучше не заглядывать. Плакать не хотелось вовсе, я была невероятно зла, настолько сильно, что не знала, куда излить эту ненависть к чужому непониманию. Точнее к чужому нежеланию понимать чувства других. Я пнула стоявший здесь табурет, и тот, еле покачнувшись, упал на пол.
— Мне говоришь ползать аккуратно, а сама свой замок разносишь…
На мгновение я действительно забыла о злости и с испугом уставилась на сонного нага, выползшего со стороны гостиной. Наверное, такими темпами к моменту возвращения моего голоса я совсем разучусь кричать. Сейчас от столь внезапного появления меня только тряхнуло, да так, что мурашки пошли. Если бы он был шутником (благо, что это не так) и решил бы подкрасться ко мне сейчас сзади, то у меня бы душа из тела вышла. Его это впрочем не волновало ни капли. Скорее всего он спал. Очень чутким сном, который нарушили хлопок двери и удар по табуретке. Черный пучок съехал набок, из-за чего некоторые пряди беспорядочно вывалились из прически, расстегнутая рубашка открывала вид на безупречное идеальное мужское тело, на котором были видны все мышцы, но…Смотрела я все равно, конечно же, на хвост. От чувства злости, я перешла к чувству страха. Субъективно: мероприятие невеселое.
— Эй, — безусловно, это грубое обращение адресовано мне. И ползет он ко мне. И чем ближе он подползает, тем меньше я хочу заявлять о своих правах, и тем больше хочу свернуться в калачик и сесть где-нибудь в углу. Когда-то давно одна госпожа, что питала особую слабость к этому жестокому народу (из-за чего её все считали ненормальной и никуда не приглашали), сказала мне: «Если ты привяжешь к себе такого змея, ты будешь в безопасности и без страха доживать свою жизнь. Он умрет вместе с тобой, но никогда не оставит. Найдет, где бы ты ни была. Есть в этом эгоизме что-то романтичное». Как бы иронично это не звучало, но эта дама действительно прожила долгую жизнь.
Счастливую ли? Этого я уже спросить не смогу.— Язык проглотила что ли? А…точно…
Я не успела насупиться на эту неуместную шутку, потому что с ужасом смотрела на то, как черный хвост медленно окружает меня кольцами.
— Ну, и тем лучше…
Теперь я смотрела на Баала, как на что-то необъяснимое в моей жизни. Впрочем, так это и было. Когда его руки скользнули по моим бедрам, я резко впилась в его предплечья пальцами, и змей удивленно посмотрел мне в глаза.
— Но ты ведь сейчас злишься…
Я вопросительно подняла брови. У него очень странная логика. Наг закатил глаза и что-то проговорил на своем языке.
— Когда женщина злиться, нужно заняться с ней любовью, и она сразу успокоится, разве это не так?
Где ты узнал об этом, хотела бы я спросить, но задумалась о доле истины в этих словах. Я никогда не рассматривала секс с этой точки зрения, более того, до сих пор я испытывала некий стыд, понимая, что не могу подарить мужьям страстную ночь, которой они жаждут. Вместо этого им самим приходится выкручиваться, чтобы выдавить из меня хоть одно слово о том, что вообще-то является долгом.
— Или у русалок это как-то иначе?
Увидев на его лице хитрый оскал, обнажающий два верхних клыка, я смущенно отрицательно покачала головой, чувствуя, как щеки начинает жечь подступающая кровь. Баал замер, а после поднял мое раскрасневшееся лицо. Его зрачки стали еще уже, он тяжело дышал. От одного шага в пропасть страсти меня удерживал только его хвост. В прямом смысле. Кончик медленно обвивался вокруг, и я всем телом чувствовала напряжение, которое не позволяло мне сдвинуться с места. Баал не умеет быть ласковым, не знает, как подобрать нужного слова, он просто молча делает то, что кажется ему правильным. Наг наклонился и поцеловал меня в губы, проникая своим длинным раздвоенным языком внутрь. В первый раз это казалось мне противным, сейчас же тело реагирует спокойнее, если не учитывать очень странную, но приятную истому. Ведь если посудить, то в истинном облике моя нижняя часть тоже многих может отпугнуть, пускай, верхняя и человеческая. Странно, что эта мысль не посещала меня раньше…
Хвост надавил на мои сгибы в коленях, и я послушно обмякла в крепких сильных руках, чувствуя, как меня укладывают на своеобразную кровать из прохладной чешуи, на которой прикрыться было совершенно нечем. Я покраснела еще больше, но, кажется, чем сильнее краснела я, тем больше возбуждался Баал. Он лег сверху, поднимая подол платья и притягивая мои бедра к своим, выдыхая прямо в губы. Я же мысленно установила барьер вокруг матки, ведь какими бы страстными ни были мои мужья, но почти каждый из них будет преследовать одну цель — ребенок. Я могу их понять, ведь рождение ребенка от госпожи является залогом того, что это брак на всю жизнь, к тому же, если родится девочка, она будет претендовать в наследницы, что повысит любой статус многократно. Возможно, я бы и была рада подарить сейчас кому-то наследника, но в обстановке, где каждый кажется обманщиком и заговорщиком, я не могу подвергать риску ни себя, ни мужей, ни своих будущих детей.
Баал вошел, сначала медленно, нежно, но затем сорвался. Грубо, жестко, подминая под себя мое тело…Такова была его натура, которую он не мог скрыть за маской, как это делало все общество Центральной Империи. Его половой орган и без того был большим, но сейчас будто стал еще длиннее, отчего испытываемые ощущения были совершенно иными. Я укусила нага за плечо, пытаясь выпустить нарастающее возбуждение, но тот вместо того, чтобы зашипеть или выругаться, лишь простонал, кусая меня за мочку уха. Я чувствовала, как его пальцы впиваются в мои бедра, мокрые от высвободившегося оргазма, вместе с которым Баал кончил внутрь. Странно принимать тот факт, что наги одни из самых понятливых мужчин. Нет, не из-за их силы, власти, желания сблизиться, а из-за их способности читать ауры окружающих и понимать их настроение. Быть может, из всех мужей именно самое жестокое существо из кровожадного племени подскажет мне, что делать…